— Какой-нибудь джентльмен посещал их за это время? Вы можете убедиться, что эти сигары — одни из лучших — я привез их с другой стороны Атлантики. Желаете еще одну? Таких вы не найдете здесь, в Лондоне.
— Вы очень любезны, сэр. Спасибо! — и гостиничный слуга взял себе еще одну сигару.
— О, да! Было несколько господ, которые их навещали. Я не думаю, что кто-то из них был лордом, хотя все может быть. Леди производили впечатление респектабельных. Я бы сказал, довольно респектабельных.
— Вам известен адрес хотя бы одного из этих джентльменов? Я спрашиваю потому, что эти леди мне близки, и я мог бы расспросить у посещавших их джентльменов, куда они могли уехать.
— Они были совершенно мне не знакомы, и никто в отеле их не знает. Я работаю здесь уже десять лет, и никогда не видел их прежде.
— Вы могли бы вспомнить, как выглядит кто-то из них?
— Да, один из них появлялся здесь часто и выходил из отеля вместе с дамами. Коренастый джентльмен со светлыми волосами и округлым полным лицом. Иногда также появлялся джентльмен с худым лицом, более молодой. Они сопровождали двух молодых леди на прогулку на лошадях — на Роттен Роу и, я думаю, также в оперу.
— Вам известны их имена?
— Нет, сэр. Они приходили и уходили, не оставляя визитных карточек. Только в самый первый раз оставили, но я не обратил внимания, что на них было написано. Они спросили миссис Гирдвуд и затем поднялись по ступенькам в их комнату. Они выглядели как их близкие друзья.
Свинтон понял, что этим исчерпывается вся информация, которую он мог получить от портье. Он развернулся, чтобы уйти, и портье предупредительно открыл ему дверь.
В это время он задал еще один вопрос.
— Миссис Гирдвуд говорила что-либо о возвращении назад, в эту гостиницу?
— Не знаю, сэр, но если вы подождете минуту, я могу спросить.
И снова портье направился внутрь отеля, и снова принес отрицательный ответ.
— Вот невезение! — прошипел Свинтон сквозь зубы, когда спустился по лестнице вниз и вышел из отеля. — Вот невезение! — повторил он, подавленный, когда медленной, нерешительной походкой направился к улице с «нашими лучшими магазинами».
— И Лукас, и дамы были в полной уверенности, что я прибуду следующим пароходом! Я говорил об этом при их отъезде из Нью-Йорка, когда советовал им, где остановиться. Они должны были отплыть ближайшим пароходом, и, пусть меня повесят, но я думаю, что меня завлекли в этот игорный дом специально, чтобы лишить возможности последовать за ней. И они преуспели в этом! Я потратил несколько месяцев, чтобы собрать деньги на билет! И вот, их уже нет, бог знает, где они! Проклятое невезение!
Из сказанного нам становится понятно, почему мистер Свинтон не давал знать о себе в отель на Бонд-стрит, — миссис Гирдвуд ошибалась, думая, что он прервал связь с ними.
Тысяча долларов, которые он просадил в игорном доме Нью-Йорка, были все его деньги; после этого всё, что он смог выручить за драгоценности своей жены, большинство из которых и так уже были заложены, хватало для оплаты поездки на океанском пароходе только за одного человека.
Поскольку Фан не желала оставаться одна — Бродвей подходил ей меньше, чем Регент-стрит, — оба они вынуждены были остаться в Америке, пока не отыщется сумма, достаточная для покупки двух билетов за океан.
При всем таланте мистера Свинтона в карточном шулерстве потребовалось несколько месяцев, чтобы собрать нужную сумму.
После того как друг Лукас уехал, он не мог больше найти в Америке голубей — остались только ястребы!
Страна свободы не подходила для него. Ее символом был сокол — люди, которых он встречал, были отмечены этим символом; поэтому как только Свинтону удалось собрать деньги, достаточные для оплаты билетов второго класса на пароходе «Канард», он поспешил отплыть в страны, более благоприятные для него и его возлюбленной.
Когда они прибыли в Лондон, у них было ненамного больше средств, чем стоимость одежды на них; они остановились в дешевом отеле для полуджентльменов, в районе, где почти каждая улица, площадь, парк, дом или терраса назывались одинаково — Вестборн.
К этому кварталу и направился мистер Свинтон, после того как покинул Бонд-стрит; взяв экипаж за два пенни, он вскоре оказался в Роял Оак, недалеко от своего нынешнего места жительства.
* * *
— Они уехали! — воскликнул мистер Свинтон, входя в снятые ими комнаты и обращаясь к красивой женщине, единственной, кто кроме него жил там.
Это была Фан, в шелковом платье, несколько потертом и перекрашенном, но все же очень идущем этой женщине. Фан, с вновь отросшими прекрасными волосами, одетая теперь не как слуга, снова выросла до титула жены!
— Уехали? Покинули Лондон? Или только гостиницу?
Эти вопросы говорили о том, что она все еще участвовала в делах мужа.
— И то, и другое.
— И ты не знаешь куда?
— Да, я не знаю.
— Ты думаешь, они покинули Англию?
— Я не знаю. Они выехали из «Кларендона» двадцать пятого числа прошлого месяца — десять дней назад. И знаешь, кто был там, встречал и провожал их?
— Не знаю.
— Но кто, как ты думаешь?
— Не знаю, нет.
Она могла кое-что предполагать. У нее была мысль, но она не высказывала ее, так же как и прочие свои мысли об этом человеке. Если бы она все же высказалась, прозвучало бы имя Майнард.
Но она ничего не сказала, предоставив мужу возможность объяснить все.
Он так и сделал, не оправдав догадку супруги.
— Хорошо, я скажу. Это был Лукас. Та самая тупоголовая скотина, которую мы встретили в Ньюпорте и затем в Нью-Йорке.
— Да, лучше бы мы не встречали его ни там, ни здесь. С этим человеком не следовало иметь никаких дел, Дик.
— Мне это хорошо известно. Возможно, у меня еще будет шанс отплатить ему за все вдвойне.
— Итак, они уехали; и, я полагаю, тем самым на них можно поставить крест. Хорошо, пусть будет так, меня они больше не интересуют. Я вполне довольна, что вернулась в старую и дорогую мне Англию.
— И в эти дешевые комнаты?
— Мне все равно. Лачугу здесь я предпочитаю дворцу в Америке! Я лучше бы жила на чердаке в Лондоне, здесь, в этих дешевых комнатах, чем стала хозяйкой того дома на Пятой авеню, где мы так вкусно пообедали. Я ненавижу их республиканскую страну!
Неудивительно, что эта женщина произносит такие слова.
— Я получу все это, — сказал в ответ Свинтон, имея в виду, конечно, не страну, а дом на Пятой авеню. — Я завладею всем этим, даже если мне потребуется на это десять лет.
— Ты по-прежнему намерен продолжать это дело?
— Конечно, почему я должен отступить?
— Но, возможно, ты упустил свой шанс. Может быть, мистер Лукас уже завоевал расположение леди.
— Да что ты! Я не вижу в нем ничего такого, что могло бы понравиться ей, — он обычная, ничем ни примечательная скотина. Он сейчас вертится вокруг нее, без сомнения. Но что с этого? Я не думаю, чтобы у него что-нибудь вышло с мисс Джулией Гирдвуд. Кроме того, я знаю, что ее мать будет против этого. Если я и потерял шанс добиться ее, так только благодаря тебе, милая.
— Благодаря мне? И как же это, хотела бы я знать?
— Если бы не ты, я был бы здесь несколько месяцев назад, и я мог бы предотвратить их отъезд, или, еще лучше, сумел бы поехать вместе с ними. Я смог бы это сделать. Мы потеряли время на то, чтобы собрать деньги на второй билет.
— Замечательно! И я одна виновата в этом, как я понимаю? Я думаю, что я внесла свою долю. Ты, наверное, забыл, что были проданы мое золото, мои кольца и браслеты, и даже моя великолепная шкатулка?
— А кто подарил тебе все это?
— Замечательно! Вполне достойно тебя — напомнить мне об этом сейчас! Я жалею, что принимала у тебя эти подарки!
— А я жалею, что дарил их тебе.
— Негодяй!
— Ах! Ты, как всегда, знаешь как меня назвать, ты всегда можешь подобрать для меня гадкое слово!
— Я буду называть тебя жалким ничтожеством, трусом!
Последнее слово задело его за живое. Возможно, это был единственный обидный для него эпитет, и тем обиднее, что у нее были основания так говорить, и она знала об этом.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, внезапно покраснев.
— Что я имею в виду? Что ты трус, и ты это знаешь. Ты герой безнаказанно оскорблять женщину, но когда мужчина встанет у тебя на пути — нет! Ты ничего не можешь ему сказать, только шипишь как гусь! Вспомни Майнарда!
В первый раз за все время такой упрек был брошен открыто, хотя уже не раз после памятных сцен в Ньюпорте она высказывала разнообразные намеки по поводу того, как он сумел избежать дуэли. Ранее он предполагал, что для нее это не более чем подозрения, ведь она никак не могла знать о послании, доставленном якобы слишком поздно. Он приложил немало усилий, чтобы скрыть это обстоятельство. Однако из того, что она сейчас сказала, было ясно, что она знает все.
