Приложения
M. H. Черневич «Шарль де Костер и его «Фламандские легенды»
В первых числах января 1857 г. подписчикам брюссельского еженедельника «Уленшпигель» был разослан новогодний подарок – литография знаменитого бельгийского художника Фелисьена Ропса с изображением группового портрета редакторов и сотрудников этого журнала.
Среди двенадцати дружеских шаржей-портретов читатели увидали и простодушное, смущенное лицо человека с взъерошенной шевелюрой и длинными усами. Это был Шарль Де Костер. В руках он держал небольшой томик с надписью «Фламандские легенды» – свою первую книгу. Вышла эта книга несколько позднее – в конце того же 1857 г. (с датой 1858).
Тридцатилетний журналист Шарль Де Костер уже не был новичком в литературе. Прошло почти десять лет с той поры, как он начал пробовать свои силы в самых разнообразных поэтических жанрах. В этих ранних, еще незрелых опытах сквозь чужие влияния иногда пробивалась оригинальная струя. Но в большинстве своем они носили подражательный характер. Поиски собственного пути у Шарля Де Костера продолжались долго. Только во «Фламандских легендах» – сборнике новелл, навеянных средневековыми преданиями, – в его творческом развитии произошел решительный перелом. Собственный путь был найден, и дарование молодого писателя развернулось стремительно и ярко.
Первая удача открыла дорогу к его главной книге – всемирно прославленной эпопее с причудливым и задорным названием «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и иных краях» (1867) Тяготение к национальной стихии и народному быту Фландрии, интерес к истории и фольклору родной страны, любовь к простым людям и ненависть к церковной и политической тирании – все эти черты «Фламандских легенд» во многом предвещали «Легенду об Уленшпигеле» Преемственная связь между обоими произведениями, отделенными друг от друга десятилетием, наиболее отчетливо обозначилась в «Сметсе Смее», самой характерной новелле «Фламандских легенд».
Однако «Легенда об Уленшпигеле», затмившая собой другие произведения Де Костера, оставила в тени все, что он создал раньше и позже своего шедевра В том числе и блещущие талантом «Фламандские легенды».
«Я не стану защищать ни «Брабантские рассказы» (1861), ни даже «Свадебное путешествие» (1872), этот любопытный, хотя и очень неровный реалистический роман, вызвавший живой отклик за границей Но я бы очень просил, чтоб не забыли «Фламандские легенды» Если “Легенда об Уленшпигеле” – собор, то «Фламандские легенды» – его портал», – так говорил в 1959 г крупный знаток бельгийской литературы Й Хансе в своей речи, посвященной памяти Шарля Де Костера.[44]
К этим словам можно лишь добавить, что «Фламандские легенды» заслуживают внимания не только как подступ к вершине творчества писателя. «Фламандские легенды» – памятник исключительно своеобразной свежести и силы – имеют совершенно самостоятельное значение как в творчестве Шарля Де Костера, так и в становлении национальной самобытности молодой бельгийской литературы.
О Шарле Де Костере на его родине написано немало книг. Друзья и почитатели, верные его памяти, после нескольких лет тщательных исследований рассказали о главных фактах его биографии, воздав должное тому, кто при жизни оставался неизвестным.
Однако даже самые подробные и достоверные биографии Де Костера, – написанные его старшим другом, бельгийским критиком и поэтом Ш. Потвеном,[45] а затем и современными историками бельгийской литературы Й. Хансе, Л.-Л. Соссе, А. Либерехтом,[46] – неполны и содержат пробелы. Почти ничего не известно о детстве и отрочестве Де Костера, а также о последних годах его жизни, проведенных им в полном одиночестве.
Те немногие автобиографические свидетельства, которые остались после Шарля Де Костера, – в том числе разрозненные страницы его дневника и начатые воспоминания о школьных годах – хранятся в архиве Королевской библиотеки в Брюсселе, но не изданы, и лишь отдельные цитаты из них рассеяны по страницам книг западноевропейских исследователей его творчества.
К счастью, до нас дошли письма Шарля Де Костера к Элизе Спрёйт, девушке, которая несколько лет считалась его невестой. Эти письма, собранные и частично опубликованные Ш. Потвеном в приложении к написанной им биографии Де Костера, дают нам драгоценную возможность заглянуть во внутренний мир писателя и узнать с его собственных слов о его характере, литературных вкусах, взглядах на жизнь. Располагая лишь небольшим количеством материалов – письмами к Элизе (главным образом), выдержками из архивных документов, да отрывочными воспоминаниями близко знавших его людей, мы все же можем ясно представить себе живой образ безукоризненно честного человека, с независимой, гордой натурой и свободным острым умом.
«Как я вам благодарна! – писала сестра Де Костера Ш. Потвену по поводу заметки, напечатанной им в журнале «Revue de Belgique» (15.X 1879) вскоре после смерти ее брата. – Вы так хорошо показали, что при его уважении к себе никто и ничем не мог бы его купить».[47]
* * *
Шарль-Теодор-Анри Де Костер (Charles-Thйodore-Henri De Coster) родился 20 августа 1827 г. в Мюнхене. Его отец, фламандец из Ипра, служил управляющим хозяйством у графа Шарля-Мереи д'Аржанто, тирского архиепископа и палского нунция при баварском дворе. В прошлом блестящий офицер бельгийской армии, граф д'Аржанто благоволил к своему подчиненному и соотечественнику и крестил его первенца, «унаследовавшего красоту своей матери»,[48] Анны-Марии Картрейль, валлонки по происхождению и белошвейки по профессии. Свои первые детские годы мальчик провел в богатстве и роскоши архиепископского дворца. Это обстоятельство дало повод окружить легендами рождение и воспитание Шарля Де Костера. Некоторые западноевропейские исследователи, в том числе и современные, высказывали предположение, что он был побочным сыном графа д'Аржанто, а по другой версии – сыном его брата.[49] Это предположение, не подтвержденное никакими фактами, отвечало желаниям известных кругов доказать, что писатель, посвятивший свое творчество изображению жизни фламандского народа, был стопроцентным валлоном и к тому же – аристократом по крови. Й. Хансе, Ш. Потвен и другие серьезные биографы Де Костера решительно отвергали эту версию.
«Будущий автор «Легенды об Уленшпигеле» был, несомненно, сыном своих родителей, даже если от этого и пострадал романтизм», – писал бельгийский критик Ю. Жюэн в предисловии к «Легенде об Уленшпигеле», изданной в Брюсселе в 1962 г.[50]
Шарль Де Костер всегда с любовью вспоминал своего скромного отца, которого он к большому своему горю потерял в 1834 г. За год до этого семья Де Костеров покинула Германию и, вернувшись на родину, обосновалась в Брюсселе, где затем прошла вся жизнь писателя. Тогда же родилась его сестра Каролина, ставшая ему верным и преданным другом. После смерти отца мать взяла мальчика из пансиона, где он терпел муки унижения. «Я был тогда слабым хрупким ребенком…, – писал Де Костер в неизданных «Воспоминаниях о коллеже», – я плакал, а когда видел, что надо мною смеялись, сдерживал слезы, но гнев бросался мне в голову».[51]
Крайняя чувствительность, отделявшая его от сверстников, усугублялась, быть может, чисто женским влиянием семьи, в которой мальчик рос без отца. Благодарное и нежное чувство к матери и сестре на всю жизнь внушило Де Костеру возвышенно-рыцарское отношение к женщинам, которое, по его собственному признанию, было преобладающей чертой его творчеств».[52]
Граф д'Аржанто, переехавший в Льеж, не забывал на первых порах своего крестника и потребовал, чтобы его отдали в иезуитский коллеж Сен-Мишель, где основательно изучали латынь и греческий. Вероятно, в стенах этого учебного заведения и зародился ярый антиклерикализм Шарля Де Костера. Потом в тех же «Воспоминаниях о коллеже» он писал, что утратил веру.[53]
Закончив коллеж, юный отступник наотрез отказался продолжать образование в духовной семинарии, как предлагал ему архиепископ, который надеялся, что крестник пойдет по его стопам. Это было первое сопротивление, оказанное Де Костером архиепископу. Но ему в то время уже почти исполнилось семнадцать лет, необходимо было работать, помогать матери, и он поступил на службу в знаменитый брюссельский банк (La Sociйtй Gйnйrale de Belgique), фактически управлявший промышленностью Бельгии. Здесь он провел шесть лет (1844–1850), выполняя однообразные обязанности младшего клерка. Трудно представить себе более тяжкое испытание для юноши, одаренного живым воображением и почувствовавшего себя поэтом.
Все свои свободные дни и часы младший клерк, томившийся «как птица в клетке»,[54] отдавал чтению и писательству, к которому испытывал неодолимую склонность. Наконец, он нашел выход из своего монотонного существования. Вместе с группой друзей он основал в сентябре 1847 г. литературный кружок, прозванный ими «Обществом весельчаков». Шуточная речь, пересыпанная латынью, которую Де Костер произнес на открытии этого содружества, была проникнута откровенным свободомыслием в духе Рабле.
