— Чтобы снять съ себя всякое подозрѣніе въ самохвальствѣ, я должна разсказать вамъ, моя дорогая, какъ было дѣло, — снова заговорила мистрисъ Ламль игривымъ тономъ, обращаясь къ мистрисъ Боффинъ.
— Нѣтъ, ужъ пожалуйста не разсказывайте, — вмѣшался мистеръ Боффинъ.
Мистрисъ Ламль, смѣясь, повернулась къ нему:
— Судъ запрещаетъ?
— Да, сударыня, судъ запрещаетъ (если я — судъ). И запрещаетъ по двумъ причинамъ. Во-первыхъ, потому, что считаетъ нечестнымъ позволить вамъ продолжать, а во-вторыхъ — потому, что это будетъ непріятно моей милой старушкѣ.
Тонъ мистрисъ Ламль замѣтно измѣнился и, хотя не переставъ еще окончательно быть заискивающимъ, уже имѣлъ въ себѣ что-то вызывающее, напоминавшее ея повеленіе у мистера Твемло, когда она сказала:
— Почему же судъ считаетъ нечестнымъ позволить мнѣ продолжать?
— Потому, — отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, успокоительно кивая головой, какъ будто говорилъ: «Мы постараемся судить не слишкомъ строго», — потому, что все это были бы пустыя слова. И кромѣ того, моей старушкѣ не по себѣ, значитъ, на это есть причина. Я вижу, что ей не по себѣ, и знаю причину… Вы кончили завтракать, сударыня?
Мистрисъ Ламль, рѣшительно переходя въ вызывающій тонъ, отодвинула свою тарелку, взглянула на мужа и засмѣялась, но уже далеко не весело.
— А вы, сэръ, позавтракали? — спросилъ мистеръ Боффинъ Ламля.
— Благодарю, — отвѣчалъ тотъ, показывая всѣ свои зубы. — Если мистрисъ Боффинъ позволитъ, я выпью еще чашку чаю.
Онъ пролилъ немного чаю на свою крахмальную грудь, которая должна была произвести такъ много и произвела такъ мало эффекта, но, говоря вообще, выпилъ его не безъ достоинства, хотя то выступавшія, то пропадавшія вокругъ его носа бѣлыя пятна были теперь такой величины, точно кожу въ этихъ мѣстахъ нажимали чайной ложкой.
— Очень вамъ благодаренъ, сударыня, — сказалъ онъ и прибавилъ, обращаясь къ мистеру Боффину: — Я кончилъ свой чай.
— Теперь позвольте васъ спросить, — мягко заговорилъ мистеръ Боффинъ, доставая бумажникъ, — кто изъ васъ двоихъ кассиръ?
Развалившись на стулѣ и засунувъ большой палецъ лѣвой руки за пройму жилета, мистеръ Ламль сдѣлалъ правой рукой плавное движеніе въ сторону своей супруги и сказалъ:
— Софронія, дорогая моя, пусть это будетъ твое вѣдомство.
— Я предпочелъ бы, сударыня, — вставилъ мистеръ Боффинъ, — чтобъ это было вѣдомство вашего мужа, потому что… впрочемъ, не стоитъ говорить — почему. Я предпочелъ бы имѣть дѣло съ нимъ… Но все равно: то, что я имѣю сказать, я постараюсь сказать по возможности безобидно. Душевно буду радъ, если сумѣю сказать и совсѣмъ безобидно… Вы оба оказали мнѣ услугу, большую услугу (моя старушка знаетъ, въ чемъ дѣло), и вотъ, въ этотъ конвертъ я вложилъ для васъ стофунтовый банковый билетъ. Услуга, я нахожу, вполнѣ стоитъ ста фунтовъ, и я съ удовольствіемъ ихъ плачу. Угодно вамъ будетъ принять эти деньги вмѣстѣ съ моей благодарностью?
Высокомѣрнымъ жестомъ, не глядя на него, мистрисъ Ламль протянула лѣвую руку, и мистеръ Боффинъ вложилъ въ нее свой пакетъ. И когда она спрятала его къ себѣ за корсажъ, мистеръ Ламль, казалось, почувствовалъ облегченіе и сталь свободнѣе дышать, какъ будто онъ былъ не вполнѣ увѣренъ, что эти сто фунтовъ останутся за нимъ, пока не увидѣлъ, что пакетъ благополучно перешелъ изъ рукъ мистера Боффина въ руки его милой Софроніи.
— Я полагаю, сэръ, — заговорилъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ нему, — нѣтъ ничего невозможнаго въ томъ, что у васъ мелькала — такъ, въ общихъ чертахъ, мелькала мысль, что со временемъ вы могли бы замѣстить Роксмита?
— Возможно, что и мелькала, — согласился неотразимый Альфредъ, сіяя улыбкой и показывая во всемъ блескѣ свой носъ.
— Нѣтъ ничего невозможнаго и въ томъ, полагаю, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Софроніи, — что вы, сударыня, въ свою очередь были такъ добры, что оказали честь моей старушкѣ, прикидывая въ умѣ, не удастся ли вамъ въ ближайшемъ будущемъ взять ее подъ вашу опеку. Можетъ быть, вы даже надѣялись стать для нея тѣмъ, чѣмъ для нея была миссъ Белла Вильферъ, или чѣмъ-нибудь побольше?
— Надѣюсь, — заговорила рѣзко мистрисъ Ламль. подаривъ его презрительнымъ взглядомъ, — надѣюсь, что если бъ я была для вашей жены чѣмъ-нибудь, то ужъ, вѣроятно, чѣмъ-нибудь побольше миссъ Беллы Вильферъ, какъ вы ее называете.
— А вы какъ ее называете, сударыня? — спросилъ мистеръ Боффинъ.
Мистрисъ Ламль не удостоила его отвѣтомъ. Она сидѣла съ вызывающимъ видомъ, постукивая о полъ ногой.
— Повторяю, въ этомъ нѣтъ ничего невозможнаго на мой взглядъ. Какъ вы находите, сэръ? — продолжалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Альфреду.
— Ничего невозможнаго, — согласился тотъ съ прежней улыбкой.
— Такъ вотъ скажу вамъ, — заговорилъ очень мягко мистеръ Боффинъ, — этому не бывать. Я не хотѣлъ бы, чтобъ у меня вырвалось хоть одно слово, которое вамъ было бы непріятно вспомнить впослѣдствіи, но — этому не бывать.
— Софронія, душенька, слышишь? — проговорилъ ея супругъ насмѣшливымъ тономъ. — Этому не бывать!
— Да, не бывать, — подтвердилъ мистеръ Боффинъ, еще понизивъ голосъ. — Ужъ вы насъ извините. Ступайте вы своей дорогой, а мы пойдемъ своей; на этомъ, я надѣюсь, дѣло и кончится къ удовольствію всѣхъ сторонъ.
Взглядъ, которымъ удостоила его въ отвѣтъ мистрисъ Ламль, былъ положительно взглядомъ недовольной стороны, требующей изъятія ея изъ поименованной категоріи; однако она ничего не сказала.
— Лучшее, что мы могли сдѣлать въ данномъ случаѣ, это — взглянуть на вопросъ съ коммерческой точки зрѣнія. А какъ коммерческая сдѣлка, онъ разрѣшенъ, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Вы оказали мнѣ услугу, большую услугу, и я вамъ за нее заплатилъ. Имѣете вы что-нибудь возразить противъ цѣны?
Мистеръ и мистрисъ Ламль переглянулись черезъ столъ, но ни тотъ, ни другая не нашли возраженій. Мистеръ Ламль только пожалъ плечами, а мистрисъ Ламль не проявила ровно ничего.
— Прекрасно, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Мы надѣемся (я, то есть, и моя старушка), вы отдадите намъ справедливость въ томъ, что мы выбрали самый простой и самый прямой путь, какой только можно было выбрать въ данномъ случаѣ. Мы со старушкой старательно обсудили дѣло между собой и рѣшили, что поощрять васъ въ вашихъ надеждахъ и даже просто молчать было бы нечестно съ нашей стороны. Вотъ потому-то я и далъ вамъ понять безъ дальнѣйшихъ разговоровъ, что… — Мистеръ Боффинъ поискалъ было новаго оборота рѣчи, но, не найдя ни одного столь выразительнаго, какъ его прежняя фраза, повторилъ, конфиденціальнымъ тономъ: — что этому не бывать. Если бъ я умѣлъ сказать все это какъ-нибудь полюбезнѣе, я такъ бы и сдѣлалъ. Надѣюсь, впрочемъ, что я не былъ слишкомъ нелюбезенъ, по крайней мѣрѣ я этого не хотѣлъ. Итакъ, — прибавилъ онъ въ видѣ заключенія, — желаю вамъ благополучно идти вашей дорогой, а за симъ прощайте.
Мистеръ Ламль, съ нахальнымъ смѣхомъ, всталъ по одну сторону стола, а мистрисъ Ламль, презрительно нахмурившись, — по другую. Въ эту минуту на лѣстницѣ раздались торопливые шаги, и въ комнату влетѣла безъ доклада Джорджіана Подснапъ, вся въ слезахъ.
— О, Софронія! — воскликнула она, всплеснувъ руками и бросаясь къ ней съ поцѣлуями. — Милая моя, дорогая! Можно ли было подумать, что вы попадете въ такую бѣду! Можно ли было подумать, что у васъ съ Альфредомъ будетъ въ домѣ распродажа послѣ всего прежняго, послѣ того, что вы для меня сдѣлали! Вы оба были такъ добры ко мнѣ… О, мистрисъ Боффинъ! простите меня за вторженіе, но вы не знаете, какъ я любила Софронію даже послѣ того, какъ папа запретилъ мнѣ бывать въ ея домѣ. Вы не знаете, что я перечувствовала за нее, когда узнала отъ мама, что они раззорились! Вы не знаете, какъ я не спала цѣлыя ночи и все плакала, оплакивала мою бѣдную Софронію, моего перваго и единственнаго друга!
Манера мистрисъ Ламль рѣзко измѣнилась подъ дѣйствіемъ поцѣлуевъ этой простенькой дѣвочки. Она поблѣднѣла, какъ смерть, и бросила умоляющій взглядъ сперва на хозяина, потомъ на хозяйку. И оба поняли ее безъ словъ, поняли тоньше и лучше, чѣмъ, можетъ быть, поняли бы болѣе образованные люди на ихъ мѣстѣ, ибо чутье у этихъ простыхъ стариковъ вытекало прямо изъ сердца.
— Мнѣ ни минуты больше нельзя оставаться, — говорила между тѣмъ Джорджіана. — Сегодня мы съ мама съ утра поѣхали по магазинамъ, и я сказала, что у меня болитъ голова, и упросила мама позволить мнѣ посидѣть въ экипажѣ на Пикадилли. Оттуда я проѣхала въ Саквиль-Стриттъ и узнала, что Софронія здѣсь. А потомъ мама поѣхала въ Портлэндъ-Плзсъ къ одной ужасной каменной старухѣ въ тюрбанѣ (она изъ деревни пріѣхала), а я сказала, что мнѣ не хочется къ ней, и что лучше я завезу карточки Боффинамъ… Простите, что я такъ просто назвала васъ Боффинами, но я такъ разстроена, а тутъ еще фаэтонъ ждетъ у подъѣзда… Ахъ, что сказалъ бы папа, если бъ узналъ!..
