Брадлей заглянулъ внизъ съ какимъ-то особеннымъ наслажденіемъ.
— А вы вотъ бѣгаете тутъ по самому краю. иногда въ темнотѣ, и черезъ рѣку переходите по этой узенькой гнилой доскѣ,- сказалъ онъ. — Удивляюсь, какъ вы не боитесь утонуть.
— Я не могу утонуть, — сказалъ Райдергудъ.
— Не можете утонуть?
— Не могу. — Онъ покачалъ головой съ глубокимъ убѣжденіемъ. — Меня одинъ разъ уже вытащили изъ воды, когда я тонулъ, значитъ, я не могу утонуть, это дѣло извѣстное. Я не хотѣлъ бы, чтобъ объ этомъ провѣдалъ тотъ проклятый пароходъ, что утопилъ меня, а то они, пожалуй, откажутся уплатить мнѣ убытки. Но всѣ, кто, какъ я, работаетъ на рѣкѣ, отлично знаютъ, что разъ человѣка вытащили изъ воды, онъ ужъ никогда не утонетъ.
Брадлей кисло улыбнулся невѣжеству, которое онъ не оставилъ бы безъ поправки ни въ одномъ изъ своихъ учениковъ, и продолжалъ, не отрываясь, смотрѣть внизъ на темную воду, какъ будто она невидимыми чарами тянула его съ себѣ.
— А вамъ, должно быть, нравится мѣстечко? — замѣтилъ Райдергудъ.
Тотъ ничего не отвѣтилъ, а все стоялъ и смотрѣлъ, какъ будто и не слыхалъ этихъ словъ. На лицѣ его было очень мрачное выраженіе, — выраженіе, смысла котораго никакъ не могъ уяснить себѣ Рогъ. И злоба тутъ была, и рѣшимость, но эта рѣшимость одинаково могла быть направлена и противъ него самого, какъ противъ другого. Если бы въ эту минуту онъ отступилъ вдругъ назадъ, разбѣжался и прыгнулъ туда, въ темный омутъ, это не могло бы никого удивить: это было только естественно для человѣка съ такимъ выраженіемъ лица. Какъ знать? Быть можетъ, его смятенная душа, рѣшавшаяся на жестокое дѣло, въ этотъ мигъ колебалась между этимъ зломъ и другимъ.
— Вы, кажется, сказали, что хотите отдохнуть часокъ-другой? — снова заговорилъ Райдергудъ, наблюдавшій за нимъ исподтишка.
Но ему пришлось толкнуть его локтемъ, прежде чѣмъ онъ откликнулся:
— А? Что?… Да.
— Пошли бы вы и вправду да соснули часика два.
— Спасибо. Хорошо.
Онъ поглядѣлъ на Райдергуда глазами человѣка, еще не совсѣмъ очнувшагося отъ сна, и послѣдовалъ за нимъ въ сторожку. Здѣсь мистеръ Райдергудъ досталъ изъ шкапика солонины, полковриги хлѣба, бутылку съ джиномъ и кружку для воды. Воды онъ принесъ холодной, прямо изъ рѣки.
— Вотъ вамъ, третій почтеннѣйшій, — сказалъ онъ, нагибаясь надъ нимъ, чтобъ поставить кружку на столъ. — Вамъ слѣдуетъ сперва перекусить и выпить, а тамъ и на боковую.
Въ эту минуту Брадлею бросились въ глаза болтавшіеся концы краснаго платка на шеѣ Райдергуда. Тотъ замѣтилъ, что онъ смотритъ на нихъ.
«Ого! ты обратилъ-таки вниманіе на мой платочекъ!», подумалъ этотъ достойный джентльменъ. Погоди же: я дамъ тебѣ вволю наглядѣться на него. Съ такимъ размышленіемъ онъ усѣлся по другую сторону стола, распахнулъ жилетъ и принялся старательно, не спѣша, перевязывать свой платокъ.
Брадлей ѣлъ и пилъ. Пока онъ сидѣлъ за своей тарелкой и кружкой, Райдергудъ за нимъ наблюдалъ и видѣлъ, что онъ все время поглядывалъ на его платокъ, какъ будто провѣряя свое наблюденіе и помогая своей тугой памяти заучить его наизусть.
— Когда вы захотите соснуть, третій почтеннѣйшій, ложитесь на мою кровать, вонъ тамъ въ углу, — сказалъ честный человѣкъ. — Къ тремъ часамъ совсѣмъ разсвѣтетъ. Я васъ разбужу.
— Меня будить не понадобится, — отвѣчалъ Брадлей.
И вскорѣ, послѣ того, снявъ только сапоги и верхнее платье, онъ легъ и заснулъ.
Откинувшись на спинку своего деревяннаго кресла и скрестивъ руки на груди, Райдергудъ долго смотрѣлъ, какъ онъ спитъ, сжавъ въ кулакъ правую руку и крѣпко стиснувъ зубы, пока у него самого не застлало глазъ дремотой и самъ онъ не заснулъ. Когда онъ проснулся, былъ бѣлый день, и гость его уже всталъ и вышелъ на рѣку освѣжиться холодной водой. «Только будь я анаѳема, если во всей Темзѣ хватитъ воды, чтобъ прохладить тебя!», пробормоталъ Райдергудъ, стоя въ дверяхъ своей сторожки и глядя ему вслѣдъ. Черезъ пять минутъ Брадлей уже шагалъ по дорогѣ, постепенно удаляясь, какъ вчера, и по тому, въ какіе моменты онъ вздрагивалъ и озирался кругомъ, Райдергудъ узнавалъ, гдѣ и когда выскакивала рыба изъ воды.
«Шлюзъ! Эй, шлюзъ!» Такъ съ промежутками цѣлый день. И опять: «Шлюзъ! Эй, шлюзъ!» ночью три раза. А Брадлей еще не возвращался. Второй день былъ знойный и душный. Послѣ полудня началась гроза, и въ тотъ моментъ, когда она разрѣшилась отчаяннымъ ливнемъ, въ сторожку вихремъ ворвался Брадлей.
— Вы видѣли его съ ней! — закричалъ Райдергудъ, вскакивая.
— Видѣлъ.
— Гдѣ?
— Въ концѣ его пути. Онъ приказалъ вытащить лодку на берегъ. Сказалъ, что на три дня, — я самъ слышалъ. Потомъ я видѣлъ, какъ онъ ждалъ ее и какъ они встрѣтились. Я видѣлъ… — Онъ умолкъ, какъ будто ему не хватило воздуху, и началъ опять: — Я видѣлъ, какъ они шли рядомъ… вчера вечеромъ.
— Что же вы сдѣлали?
— Ничего.
— А что намѣрены дѣлать?
Онъ бросился на стулъ и засмѣялся. И вдругъ изъ носу у него ручьемъ хлынула кровь.
— Что это? Съ чего это у васъ? — спросилъ Райдергудъ.
— Не знаю. Никакъ не могу остановить. Это третій или четвертый… ужъ и не знаю, который разъ съ прошлой ночи. Я чувствую ее во рту, слышу ея запахъ, вижу ее, захлебываюсь ею, и вдругъ она хлынетъ — вотъ какъ теперь.
Онъ вышелъ подъ дождь съ открытой головой и, низко пригнувшись къ рѣкѣ, черпалъ воду пригоршнями и смывалъ съ себя кровь. За его согнувшейся фигурой стоявшему въ дверяхъ Райдергуду была видна огромная черная завѣса, торжественно передвигавшаяся по небу съ одного края на другой. Брадлей выпрямился и пошелъ назадъ, мокрый съ головы до ногъ; съ обшлаговъ его куртки бѣжала вода.
— У васъ лицо точно у выходца съ того свѣта, — замѣтилъ Райдергудъ.
— А вы когда-нибудь видали выходцевъ съ тоги свѣта? — былъ угрюмый вопросъ.
— Я хотѣлъ только сказать, что у васъ совсѣмъ измученный видъ.
— Очень возможно. Я не ложился съ тѣхъ поръ, какъ ушелъ отъ васъ. Да даже, кажется, и не присѣлъ ни разу съ той минуты.
— Такъ ложитесь теперь.
— Я и лягу, только дайте мнѣ прежде чего-нибудь выпить: у меня страшная жажда.
На столѣ снова появились бутылка и кружка. Брадлей прибавилъ въ воду немного джину и выпилъ двѣ кружки одну за другой.
— Вы меня спрашивали о чемъ-то, — сказалъ онъ потомъ.
— Нѣтъ, не спрашивалъ, — отвѣчалъ Райдергудъ.
Брадлей повернулся къ нему съ какимъ-то дикимъ выраженіемъ въ глазахъ.
— Говорю вамъ, что вы у меня что-то спросили передъ тѣмъ, какъ я вышелъ на рѣку мыться.
— А, тогда! — проговорилъ Райдергудъ, немного попятившись. — Я спросилъ, что вы намѣрены дѣлать?
— Какъ можетъ человѣкъ въ такомъ состояніи знать, что онъ намѣренъ дѣлать! — воскликнулъ Брадлей, взмахнувъ своими дрожащими руками такимъ рѣзкимъ и гнѣвнымъ движеніемъ, что вода полилась на полъ съ его обшлаговъ. — Развѣ могу я строить какіе-нибудь планы, когда и двое сутокъ не спалъ?
— Вотъ именно, это самое я и говорю! — подхватилъ Райдергудъ. — Не говорилъ я вамъ развѣ, чтобъ вы легли?
— Не помню, можетъ быть, и говорили.
— И опять скажу то же. Ложитесь на мою кровать, какъ въ тотъ разъ. Засните покрѣпче, выспитесь хорошенько, тогда и будете знать, что вамъ дѣлать.
Выразительный жестъ, которымъ онъ указалъ на стоявшую въ углу складную кровать, казалось, привелъ постепенно это бѣдное ложе на память человѣку, которому память отказывалась служить. Онъ сбросилъ свои старые, истоптанные сапоги и весь мокрый, какъ былъ, тяжело повалился на постель.
Райдергудъ усѣлся въ свое кресло и принялся смотрѣть въ окно на грозу. Но не молніей и не громомъ были поглощены его мысли, ибо онъ поминутно и съ большимъ любопытствомъ поглядывалъ на измученнаго человѣка, лежавшаго передъ нимъ. Бывшая на этомъ человѣкѣ толстая куртка была застегнута до подбородка, и воротникъ ея былъ поднять: должно быть, онъ поднялъ его въ предохраненіе отъ дождя. Не замѣчая этого — да и мало ли чего еще! — онъ такъ и остался въ застегнутой курткѣ съ поднятымъ воротникомъ и тогда, когда мылъ руки на рѣкѣ, и теперь, когда ложился, хотя ему было бы удобнѣе разстегнуться.
Долго раздавались за окномъ тяжелые раскаты. Зубчатая молнія то тутъ, то тамъ прорѣзывала огромную черную завѣсу, закрывавшую небо, а Райдергудъ все сидѣлъ, все поглядывалъ на кровать. Онъ видѣлъ спавшаго на ней человѣка то въ красномъ, то въ синемъ освѣщеніи, то съ трудомъ различалъ его въ выступавшей вдругъ темнотѣ, то совсѣмъ переставалъ видѣть въ ослѣпительномъ блескѣ дрожащаго бѣлаго огня. Минутами опять налеталъ неистовый шквалъ съ ливнемъ, и навстрѣчу ему какъ будто подымались воды рѣки. Въ открытую дверь сторожки врывался тогда порывъ вѣтра и шевелилъ платье и волосы спавшаго: казалось, это какіе-то невидимые гонцы слетаются къ его ложу затѣмъ, чтобъ взять его и утащить съ собой. Всѣ эти разнообразные моменты бури видимо досаждали мистеру Райдергуду, отвлекая его отъ наблюденій за спящимъ.
