себе, но это безусловно практично. После того, как человек вступил в заговор с мальчиком, он мало потеряет в своем достоинстве, если вступит в заговор с дворецким». Он повеселел. Если это давало возможность увидеть Мод, он был готов откинуть щепетильность.
– На что вы намекаете? – спросил он.
– Теперь дождливый вечер, и все находятся в замке и заняты разными играми. (Кэггс снисходительно относился к развлечениям аристократии). Вы можете попытать удачу в это время, если пойдете кружной дорогой к замку. Вы найдете в поле; вблизи дороги, маленький заброшенный сарай, недалеко от ворот, где будете защищены от дождя. В то же время я извещу ее сиятельство об этом и, несомненно, она найдет возможность выскользнуть из дома.
– Недурно.
– Это превосходно, сэр, так как шансы, что вам помешают, минимальны. Скажем, через час?
– Очень хорошо.
– В таком случае, пожелаю вам доброго вечера, сэр. Благодарю вас, сэр. Очень рад, быть вам полезным.
Он удалился так же, как пришел. Комната показалась пустою без него. Джордж дрожащими пальцами стал надевать ботинки. Через несколько минут после того, как он вышел из коттеджа, он был склонен бранить погоду за то, что она оказалась вероломною по отношению к нему. В этот вечер он чувствовал, что стихия насмехалась над ним. Воздух должен был быть мягким, чистым, благоуханным. Пылающий закат должен был освещать ему путь. Вместо этого, воздух был полон безнадежной грусти, какая бывает в конце английского дождливого дня. Небо было свинцовым, дождь хлестал со всех сторон, превращая дорожку, по которой пробирался Джордж, в безотрадное болото. Странное предчувствие охватило его. Словно чей-то голос шептал ему на ухо, намекая на предстоящие горести. Он чувствовал странную нервность, входя в сарай. Там было темно и зловеще. Перемежающееся капание в одном из углов выдавало наличность дыры в ветхой крыше. На полу возилась крыса. Капание прекратилось и возобновилось снова. Джордж чиркнул спичкой и взглянул на часы. Он пришел слишком рано. Еще десять минут должно пройти прежде, чем он сможет надеяться на ее приход. Он присел на сломанную телегу, лежавшую у одной из стен. Уныние вернулось. Было невозможно противиться ему в этом проклятом сарае. Место было похоже на склеп. Никто, кроме глупого дворецкого, не мог бы предложить это место для свидания. Он с раздражением удивлялся, как допустили этот сарай до такого состояния. Мерзость запустения, вот что. Сидеть здесь было напрасной потерей времени. Она не придет. Было множество причин, почему она не придет. Какая же польза от того, что он схватит ревматизм, сидя в этой дыре? Никакой! Но Джордж продолжал ждать. «И что за неподходящее место для встречи, если она даже каким-нибудь чудом придет? Она задохнется от запаха заплесневелого сена, будет промочена дождевыми каплями и будет загрызена крысами», – рассуждал Джордж уныло, слыша возню по невидимому полу. Что-то темное заслонило серый прямоугольник у входа в сарай.
– М-р Бэван?
Джордж вскочил. При звуке ее голоса, каждый его нерв затанцевал в сумасшедшей веселости. Он ощутил, что неправильно судил обо всем. Вечер, например, был великолепен, не один из тех отвратительных сухих, душных вечеров, которые заставляют вас чувствовать, что нечем дышать, но приятный и влажный и полный восхитительного, музыкального капания дождя. А сарай! Все было неверно относительно сарая! Это было великолепное маленькое место, уютное и веселое. Что может быть более бодрящим, чем этот запах сена? Даже крысы, верно, были хорошенькие и скромные, если ближе их узнать.
– Я здесь!
Мод подвигалась быстро. Его глаза, привыкшие к темноте, могли, хотя и неясно, видеть ее. Запах ее влажного пальто показался ему запахом озона. Она была так близко от него, что он мог даже видеть ее глаза, сияющие в темноте.
– Я надеюсь, вы ждали недолго?
Сердце Джорджа затрепетало. Он с трудом мог говорить. Он едва был в состоянии произнести:
– Нет.
– Сначала я не думала, что смогу уйти. Я имела слишком… Она остановилась с криком; она заметила, как крыса пробежала по полу. Рука нервно нашла и схватила руку Джорджа. И при этом прикосновении последний остаток самообладания покинул Джорджа. Мир сделался смутным и нереальным. От него остался один конкретный факт, что Мод была в его объятиях и что он говорил массу вещей очень быстро и голосом, который принадлежал совершенно незнакомому ему человеку.
Глава XIX
Неприятный толчок, такой отрывистый и ошеломляющий, что он казался похожим на физическую рану, дал почувствовать Джорджу, что что-то не в порядке. Когда он схватил ее, Мод застыла с громким криком, а теперь она боролась, стараясь освободиться от него. Она отскочила в сторону. Он мог слышать ее затрудненное дыхание.
– Вы, вы… Она задыхалась.
– Мод!
– Как вы смеете!
Наступило молчание, показавшееся Джорджу бесконечным. Дождь барабанил по крыше. Где-то вдали завыла собака.
– До свидания, м-р Бэван! – сказала Мод ледяным голосом. – Я не думала, что вы такого рода человек!
Она подвигалась к дверям, и в тот момент, когда достигла их, Джордж очнулся от оцепенения. Он внезапно вернулся к жизни, дрожа от головы до ног. Все его чувства превратились в холодную ярость.
– Стойте!
Мод остановилась. Голова ее была опущена.
– В чем дело?
Ее тон усилил ярость Джорджа. Не заслуженность этого тона сводила его с ума. В этот момент он ненавидел ее. Это он был оскорбленной стороной. Он, а не она, был обманут и одурачен!
– Я хочу кое-что сказать вам прежде, чем вы уйдете.
– Я думаю, нам лучше больше не разговаривать.
Колоссальным напряжением воли он удержал готовые было сорваться с его губ слова.
– Я думаю, мы должны поговорить, – сказал он сквозь стиснутые зубы.
К гневу Мод примешалось удивление. Теперь, когда первое ошеломляющее впечатление этого эпизода прошло, более холодная часть ее натуры старалась смягчить другую, возмущенную объяснением, что поведение Джорджа было случайной ошибкой и что мужчина может потерять голову на один момент, и все же по существу остаться джентльменом и другом. Она вспомнила, что этот человек однажды помог ей в ее затруднении, и только день или два назад рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее от неприятности. Когда она услышала, что он призывает ее остановиться, она предположила, что лучшие его чувства восторжествовали, и приготовилась с достоинством принять его извинения. Но голос, которым он только что говорил, не был голосом раскаяния. Это был голос человека сердитого, а не раскаивающегося, человека, который не просил, а приказывал остановиться и выслушать его.
– Ну? – сказала она на этот раз еще более холодным тоном. Она совершенно не была способна понять его поведения. Это она была стороной, с которой поступили несправедливо. Это она, а не он, поверила и была обманута.
– Я хотел бы объяснить…
– Пожалуйста, не извиняйтесь!
– Я не имею ни малейшего намерения извиняться. Я сказал, что желаю объясниться. Когда я
