процедил он сквозь зубы.
- По-честному, ясновельможный пан, нет иного средства, водка продана, хлеб тоже, квартальной выплаты с шинков, мельниц и бумажной фабрики не хватит на первые платежи в Кредитное общество.
- Побойтесь бога, уважаемый,- вскипел граф, в гневе переставая «тыкать» своему фавориту,- у меня такое большое поместье, а доходов я получаю год от году меньше.
- Так, по-честному, ясновельможный пан, это просто объяснить. Проценты все растут. Ясновельможный пан зашли слишком далеко в своем благородстве, поручившись за графа Теофиля.
- К чему поминать о моем поручительстве, ну, потерял я пятьдесят тысяч гульденов золотом и больше ничего. При моем состоянии это сумма незначительная.
- Для состояния незначительная, это верно, ясновельможный пан, но ведь, по-честному, пришлось тут же залезть в долги, не оплатив прежней ссуды в Кредитном обществе. А кроме того, сгорел фольварк в Вежбинцах и амбар в Ордасове, да и расходы вашей семьи умножились. Ясновельможная пани все чаще ездит на воды…
- Оставьте свои объяснения для себя, вы так ведете мое хозяйство, что я буду вынужден продать весь Ордасов с четырьмя селами.
- По-честному, ясновельможный пан,- воскликнул Жахлевич, ударяя себя в грудь, хотя его вовсе не встревожила резкость графа, которого он обманывал уже столько лет.
Граф жил на широкую ногу, и ему давно перестало хватать доходов с его именин, которые, естественно, сначала проходили через липкие и хищные руки его экономов и неоценимого главного управляющего. Отчасти высокомерие, а главным образом врожденная непрактичность и недостаток энергии, которыми нередко страдают флегматики, не позволили графу самому управлять своим хозяйством, поэтому, слепо доверяясь Жахлевнчу, он все глубже погрязал в различных хлопотах и увязал в долгах, и все длиннее становился разноименный перечень кредиторов в выписках ипотечных книг.
Всякий раз, когда граф попадал в хлопотливое положение, доставалось Жахлевичу, но главный управляющий знал, что графу без него не обойтись, и ничего серьезного не опасался.
Так и теперь через несколько минут к графу вернулась его обычная флегма, и он преспокойно спросил:
- А ты уверен, что Бруннентиф даст?
- Ручаюсь.
За это почтенный Жахлевич мог ручаться головой, это он, собственно говоря, подсовывал графу свой собственный капитал, а еврей Бруннентиф служил только посредником.
Граф пожал плечами.
- Ну, что делать,- пробормотал он, помолчав.- Ступай к Бруннентифу…
- Считайте, ясновельможный пан, что я уже там... но у меня есть еще одно…
- Что такое?
- Будучи во Львове, я побывал, ясновельможный пан, и у Рабулевича, у того известного адвоката.
- По какому делу?
- Позволю себе напомнить, что три года назад, сразу после того, как пан Миколай умер и было оглашено его завещание я, по-честному, советовал ясновельможному пану опротестовать это завещание как явно несправедливое.
Граф нахмурил брови.
- Я тогда на это не согласился,- ответил он с неудовольствием,- во-первых, потому, что завещание было составлено правильно и процесс не сулил никакой надежды, а во-вторых, поссорившись с братом еще при его жизни, я не считал возможным требовать от него чего-нибудь после его смерти.
Жахлевич низко поклонился и улыбнулся сладко и льстиво.
- Если бы ясновельможный пан позволили дать ему один совет.
- Что ты хочешь сказать?
- Адвокат Рабулевич подсказал мне безошибочный способ отмены завещания покойного.
Граф поморщился и махнул рукой.
- Я не собираюсь вновь поднимать это дело.
Жахлевич опять низко поклонился.
- Вот именно, надо, по-честному, чтобы это дело поднял кто-то другой.
- Другой?
- Ясновельможный пан потерпел жестокий ущерб.
Граф надменно выпятил губу.
- Отцовское поместье, а именно Жвиров, семейное гнездо Жвирских, древняя резиденция воевод и каштелянов, перешло jure caduco в руки какого-то чужака, голодранца.
Жахлевич превосходно знал слабые стороны графа, и когда медленно выговаривал «семейное гнездо Жвирских», он хорошо видел, что граф дрогнул и нахмурил лоб.
- Согласно любому праву, человеческому и божьему, ясновельможный пан является истинным владельцем Жвирова и его окрестностей…
- Разумеется, у меня больше на то прав, чем у нынешнего владельца. Но когда-то я понапрасну поссорился с братом…
- Но ведь ясновельможный пан не брату наследует, а отцу.
- Как так отцу?
- Я думаю, что покойный пан Миколай распорядился не собственным имуществом, то есть хочу сказать - не таким, какое приобретается своим трудом, но наследством, полученным от отца, в таком случае он не имел права предназначить его кому-либо вне круга своей семьи так же, как ни один монарх не имеет права лишать свою семью наследственной короны.
Сравнение с монархом очень понравилось гордому графу.
- Мой дорогой Жахлевич,- ласково обратился он к фавориту.- Такие права, к сожалению, обязывают только монархов. От суда этим ничего не добьешься…
- Адвокат Рабулевич предлагает и другой безошибочный способ…
- Да ты сошел с ума, это слишком давнее дело.
- По закону вовсе не так.
- Невозможно, невозможно,- пробормотал граф сквозь зубы.
- Я знаю, что ясновельможный пан со своей стороны уже смирились, но, ясновельможный пан, у вас дети и, по-честному, они имеют святое право, нет, не на имущество дяди, но на наследство от деда.
Граф еще сильнее нахмурил брови и крепко потер лоб. А Жахлевич, продувная бестия, усмехнулся и щелкнул пальцами.
- Ясновельможный пан оставит своим детям знатное имя, но, по-честному, такое имя без соответствующего состояния скорее проклятие, нежели благо… К счастью, - подхватил он поспешно,- к панне Евгении и паничу Артуру этого отнести нельзя, но, что ни говори, они унаследуют намного меньше, чем наследовали до них все Жвирские по прямой линии.
По лицу графа было заметно, что в нем происходит внутренняя борьба.
- Итак, ты утверждаешь, что еще и сегодня можно справедливым судом признать завещание покойного Миколая недействительным?
- Я сам за это берусь, дело верное.
- А какое участие должен был бы принять
