В следующем ее письме уже содержался отчет о визите и встрече с мисс Бингли.
«Кэролайн казалась не в духе, – писала она, – но, судя по всему, была все же рада меня видеть, побранившись только за то, что я не известила ее о своем приезде в Лондон. Ты видишь, я оказалась права, и мое последнее письмо она действительно не получила. Разумеется, я не могла не спросить ее о брате. Он здоров, но так много времени проводит рядом с мисс Дарси, что с сестрами почти не видится. В этот день мисс Дарси ждали к обеду. Как хотелось бы мне на нее взглянуть! Я недолго у них гостила, потому что Кэролайн и миссис Херст собирались куда-то по делам. Надеюсь, я вскоре приму их у нас».
Элизабет мрачно покачала головой. Теперь она твердо верила в то, что только случай сумеет известить мистера Бингли о том, что Джейн нынче в одном с ним городе.
Прошло четыре недели, но с молодым человеком сестра так и не повстречалась. Джейн пыталась убедить самое себя в том, что ей ничуть от этого не больно. Что касается происков мисс Бингли, то тут даже она не могла более оставаться слепой. Сидя каждое утро дома в течение целых двух недель и придумывая все новые оправдания для милой Кэролайн, она, наконец, дождалась ее в гости. Но краткость визита мисс Бингли и суетливость ее манер были не в силах обмануть мисс Беннет. Письмо, которое она по этому случаю немедленно написала Элизабет, каждой строчкой дышало обидой.
«Уверена, что славная моя Лиззи не станет ликовать оттого, что оказалась права в своих самых тяжелых подозрениях, после того как я признаюсь ей в том, что так долго заблуждалась относительно отношения мисс Бингли ко мне. Но, сестренка моя дорогая, хоть это происшествие и подтвердило твою правоту, не считай меня упрямой, когда я все же скажу, что, принимая во внимание все ее прежнее поведение, доверие мое к ней было столь же естественным, как и твои давние подозрения. Я совсем не понимаю причин, по которым она старалась добиться моей дружбы; и, если бы нечто подобное повторилось сейчас, я уверена, что оказалась бы обманутой снова. До вчерашнего дня Кэролайн не соизволяла прийти ко мне с ответным визитом, и при этом за все две недели я не получила от нее ни записки, ни единой строчки. Когда она наконец, пришла, то всем своим видом дала понять, что удовольствия в этом находит небольшое. Она лишь небрежно, формально извинилась, а напоследок даже не заикнулась о том, что желает встретиться со мной снова. Она торопилась так, будто речь шла о ее жизни и смерти; и, как только Кэролайн умчалась, я призналась сама себе в том, что не желаю далее продолжать наше с ней знакомство. Мне очень грустно, но не винить ее я не в силах. Она поступила со мной бесчестно и непорядочно, потому что самый первый шаг к нашей дружбе сделала именно она. Но мне жаль и ее, потому что Кэролайн, наверняка, терзается при мысли о собственной жестокости и несправедливости; и я верю, что гадкий ее поступок был вызван исключительно заботой о счастье брата. Не стану объясняться далее; хотя мы обе знаем, что тревоги ее напрасны, ей это неизвестно, и поэтому действия ее в какой-то степени заслуживают снисхождения и оправдания. Мистер Бингли так дорог своей сестре, что любые терзания с ее стороны кажутся естественными и милыми. Однако теперь я не могу не задаваться вопросом, чего же она опасается сейчас, ведь, если бы я была ему небезразлична, мы бы уже давно, очень давно непременно встретились. Ему известно, что я в городе. Я в этом уверена, потому что Кэролайн что-то такое упоминала. И все же в манере ее разговора чувствовалась натянутость, отчего складывалось впечатление, будто она старается убедить самое себя в полном его равнодушии к мисс Дарси. Я этого совсем не понимаю. Если бы я не опасалась выносить слишком суровых приговоров, для меня был бы великим соблазн предположить, что во всем этом деле кроется какая-то двойная игра. Впрочем, мне очень хочется гнать от себя всякие тяжелые мысли и думать только о том, что делает меня счастливой: о твой любви, о бесконечной доброте дядюшки и тети. Милая моя, не тяни с ответом. Мисс Бингли вскользь упомянула, будто брат ее вовсе не собирается возвращаться в Незерфилд и что аренду дома он прекращает, вот только сообщала она все это как-то без уверенности. Но довольно об этом. Я ужасно рада тому, что у наших друзей в Хансфорде все так хорошо складывается. Обязательно поезжай туда вместе с сэром Уильямом и Марией. Уверена, тебе там понравится.
Твоя Дж.»
Письмо это отозвалось в сердце Лиззи глухой болью, но самообладание вернулось к ней при мысли о том, что сестра ее больше не терпит обман, по крайней мере, со стороны мисс Бингли. Что до ее брата, то со всеми ожиданиями теперь было абсолютно покончено. Она больше не желает возобновления их дружбы. Досада Элизабет не знала границ. В наказание для него и ради блага Джейн она от всего сердца пожелала скорейшей его свадьбы с мисс Дарси, о которой, судя по отчетам мистера Уикема, он очень скоро пожалеет, осознав ценность того, чем так беспечно пренебрег.
Примерно в это же время миссис Гардинер напомнила Элизабет о ее обещании в отношении этого джентльмена и потребовала при этом отчета; и барышне пришлось написать вполне откровенное письмо, способное порадовать скорее заботливую тетку, чем ее саму. Его очевидный интерес как-то сам собой поутих, ухаживания прекратились, а внимание переключилось на другую. Элизабет хватило смекалки, чтобы распознать все эти печальные симптомы, но само их описание не могло не причинять барышне боль. Сердце ее оказалось задетым, а гордость утешалась лишь тем, что, сложись по иному обстоятельства, она, несомненно, стала бы для него единственной. Из всех достоинств той леди, вокруг которой теперь увивался легкомысленный повеса, самым существенным было десять тысяч фунтов приданого; но Элизабет, не обладая всей полнотой информации, как в случае с Шарлоттой, не осуждала его за желание независимости. Нет, напротив, она не могла вообразить ничего естественней; и, утешившись предположением, будто разрыв с ней стоил Уикему многих душевных мук, она с готовностью согласилась признать такой поворот событий самым справедливым и желанным, а потому с чистым сердцем пожелала обоим большого счастья.
Все это было передано миссис Гардинер. После описания событий Элизабет в письме продолжала: «Теперь я убеждена, дорогая моя тетушка, что так до сих пор и не знаю, что такое любовь; потому что, доведись мне испытать это чистое и возвышенное чувство, я нынче не могла бы переносить одного упоминания его имени, не говоря уже о том, что страстно желала бы тому всяческих бед и невзгод. Но мои мысли искренни не только к нему; я чувствую себя равнодушной даже к той мисс Кинг. Даже самой себе мне не трудно признаться в том, что я не испытываю к сопернице неприязни или что я считаю ее вздорной, испорченной девицей. Во мне нет, и не было любви, и этим все объясняется. Разумеется, если бы я пылала к нему страстью, то стала бы объектом для обожания многих моих знакомых, но, даже принимая во внимание это обстоятельство, мне нисколько не жаль того, что случилось. Иногда успех стоит слишком дорого. Ей-богу, Китти и Лидия принимают его бегство гораздо ближе к сердцу, чем я. Они еще слишком молоды и не ведают той убийственной истины, что даже самым красивым молодым людям надо на что-то жить».
Вот с такими событиями в семействе Беннетов, не считая, конечно, редких прогулок в Меритон, прошел холодный январь и по большей части грязный февраль. На март была намечена поездка Элизабет в Хансфорд. Поначалу она не задумывалась всерьез над тем, чтобы куда-то там ехать, но потом выяснилось, что Шарлотта на это очень надеется; и вскоре сама Элизабет начала подумывать о предстоящем визите со все большим удовольствием и определенностью. Разлука лишь подхлестнула ее желание вновь повстречаться с приятельницей, а заодно и смягчила пренебрежение к мистеру Коллинзу. Главным преимуществом в целом плане была новизна; а при такой матери и таких необщительных сестрах дом не может похвастаться безупречностью, и поэтому ради мира в семье всякие небольшие перемены вроде этой весьма приветствовались. Более того, поездка сулила возможность недолгого свидания с Джейн, а потому чем ближе подходил день отъезда, тем сильнее ждала его Лиззи. Расставание с родными прошло как по маслу, и очень скоро все случилось именно так, как то планировала Шарлотта в первом своем письме. Элизабет отправлялась на чужбину в сопровождении сэра Уильяма и средней его дочери. В маршрут внесли поправку на то, чтобы провести ночь в Лондоне, и весь план стал таким совершенным, каким только может быть план.
Единственным обстоятельством, печалившим Элизабет, была разлука с отцом, который непременно станет по ней скучать и который уже накануне расставания так неодобрительно высказался об этой затее, что Элизабет не могла не обещать родителю писать как можно чаще; а тот, растрогавшись, даже почти пообещал отвечать на ее послания.
