— Где Бейтс?
— Там, наверху, с уполномоченным.
Д. пробрался сквозь толпу. Кто-то сунул ему в руку газету. Из заголовка на первой странице он понял все: «Поставки угля за границу. Шахты открываются». Он ворвался в вестибюль гостиницы, ощущая острую потребность что-то предпринять, немедленно, сейчас же, пока надежды этих людей не окрепли. Вестибюль был пуст. В стеклянных шкафах были выставлены чучела здоровенных рыб — видимо, раньше в эти места приезжали порыбачить. Он кинулся по лестнице — и снова никого. На улице пели, кричали «ура». Он распахнул тяжелую дверь и сразу же увидел себя в высоком зеркале в золоченой раме: небритый человек с ватой, торчащей из-под пластыря. Огромное французское окно было распахнуто, у подоконника стоял человек и что-то кричал вниз, обращаясь к толпе. За столом, спиной к Д., сидели двое. Пахло пыльным бархатом.
— Завтра утром на работу должны выйти только забойщики, машинисты подъемников и механики. Но не бойтесь. Через неделю работы хватит всем — кризис кончился! Можете спросить своего мистера Бейтса. Это вам не то что раньше, когда вы работали по четыре дня в неделю. Работы хватит на триста шестьдесят пять дней в году.
Этот маленький человечек в кожаных гетрах, похожий на агента по торговле недвижимостью, имел странную манеру: ораторствуя, он все время раскачивался на носках.
Д. подошел к нему и сказал:
— Простите, могу я поговорить с вами?
— Не сейчас, — сказал человечек, не оборачиваясь, и закричал в окно: — А теперь отправляйтесь по домам и повеселитесь немножко. Мы обещали всем работу и в свою очередь надеемся...
Д. обратился к двум сидящим за столом:
— Кто из вас мистер Бейтс?
Оба обернулись. Один из них был Л.
— ...что вы поработаете на славу. Будьте уверены, что угольная компания Бендича умеет держать слово. — На этом человечек, стоявший у окна, закруглился.
— Я Бейтс, — сказал второй.
Вид у Л. был озадаченный: ему трудно было сразу сообразить. — Д. это или не Д. Д. сказал:
— С полномочным представителем мятежного генерала вы уже познакомились. Теперь моя очередь представиться.
Лицо Л. прояснилось. Он слегка улыбнулся, давая понять, что узнал Д., и подмигнул. Оратор обернулся и спросил:
— В чем дело?
Д. сказал:
— Дело в том, что этот уголь пойдет не в Голландию.
Он посмотрел на Бейтса, молодого человека с громадной копной волос и детским безвольным ртом.
Бейтс сказал:
— А какое это, собственно, имеет ко мне отношение?
— Если люди доверяют вам, скажите им, ради чего они завтра спустятся в шахту.
— Постойте, постойте, — вмешался уполномоченный Бендича.
Д. наступал:
— Ваш профсоюз заявил, что никогда не станет помогать этим...
— Уголь предназначен для Голландии, — сказал Бейтс.
— Это ширма. Наше правительство поручило мне купить ваш уголь. Вот этот человек выкрал у меня доверенность на сделку.
— Он больной, — убежденно заявил уполномоченный, покачиваясь на носках. — Джентльмен, которого он обвиняет, — друг лорда Бендича.
Бейтс беспокойно заерзал в кресле.
— Что я могу сделать? — сказал он. — Это дело правительства.
Л. мягко сказал:
— Я знаю этого человека. Он фанатик. Его ищет полиция.
— Вот и позовите полицию, — подхватил уполномоченный.
— У меня в кармане пистолет, — сказал Д. Он не сводил глаз с Бейтса. — Я знаю, что значит для безработных шахтеров год работы. Но в этом наша смерть. У нас гибли и ваши люди. Вы, наверное, слышали о них?
Бейтс внезапно взорвался:
— Какого черта я должен вам верить? Уголь предназначен для Голландии. — Говорил он с легким, почти незаметным акцентом. Он вышел из низов — это было видно — и старался упрятать подальше следы своего происхождения. Он добавил: — И ничего подобного я не слышал...
Но Д. почувствовал, что Бейтс заколебался. У другого буйный вьющийся чуб казался бы признаком решительности. У Бейтса с его безвольно отвисшей губой лихая прядь волос выглядела фальшиво, как неудачно подобранный парик.
— Если вы не хотите сами говорить с людьми, это сделаю я, — сказал Д.
Человек в гетрах бросился к двери. Д. остановил его:
— Сядьте. Можете позвать полицию, когда я кончу. Я ведь не собираюсь удирать, верно? Можете спросить этого джентльмена, в чем я обвиняюсь. Я уже и сам запутался: фальшивый паспорт, кража автомобиля, хранение оружия. Что еще? Добавьте сюда подстрекательство к беспорядкам.
Он подошел к окну и крикнул:
— Шахтеры! — Он увидел в толпе старого Джарвиса, скептически посматривающего на него. Внизу стояло человек полтораста. Добрая половина уже разошлась по домам с приятным известием. — Я должен поговорить с вами.
Кто-то ответил:
— Зачем?
Он сказал:
— Вы не знаете, куда пойдет этот уголь.
У всех был веселый и бесшабашный вид. Кто-то крикнул:
— На Северный полюс, куда ж еще?
Д. сказал:
— Уголь пойдет не в Голландию...
Люди начали расходиться. Да, он когда-то читал лекции, но никогда не выступал на митингах и не знал, как удержать толпу. Он сказал:
— Ради бога! Выслушайте меня! — Он схватил со стола пепельницу и грохнул ею по окну.
— Эй, полегче, — прикрикнул Бейтс, — это собственность гостиницы.
Звон стекла заставил всех обернуться. Д. сказал:
— Этот уголь нужен им, чтобы вести войну, чтобы убивать детей!
— Да заткнись ты! — угрюмо ответил кто-то.
— Я знаю, что значит для вас работа. Но для нас это — гибель. — Краем глаза он видел в зеркале отражение лица Л., спокойного, невозмутимого, ожидающего, когда он закончит. Он крикнул: — Почему им нужен ваш уголь? Потому что там у нас шахтеры не хотят на них работать. В них стреляют, но они не работают...
Он снова заметил в толпе старого Джорджа Джарвиса, стоящего немного в стороне. Вид у него был такой, будто он не верит ни одному его слову. Кто-то крикнул:
— Пусть Джо Бейтс скажет!
В толпе подхватили: «Джо Бейтс, давай!»
Д. поддержал:
— Дело за вами, — и повернулся к молодому профсоюзному лидеру.
Человек в гетрах крикнул ему в спину:
— Я уж постараюсь, чтобы вы получили полгода.
— Постарайтесь, — сказал Д.
Бейтс нехотя подошел к окну. Он манерно вскинул голову, отбрасывая со лба непокорную прядь, и Д. подумал, что это движение, взятое напрокат у профсоюзных лидеров, наверное, единственное проявление его непокорности. Бейтс сказал:
— Друзья! Обвинение, которое мы услышали, очень серьезное.
Неужели он все-таки не побоится сказать правду?
— Благотворительность начинается дома, — взвизгнула какая-то женщина.
— Я думаю, — сказал Бейтс, — лучшее, что мы можем сделать, — это потребовать от уполномоченного лорда Бендича решительного заверения в том, что уголь идет в Голландию, и только в Голландию.
— Что толку в заверениях? — вставил Д.
— Если он даст их нам, мы можем завтра с чистой совестью спускаться в шахту.
Маленький человечек в гетрах бросился вперед. Он заорал:
— Правильно! Мистер Бейтс говорит дело. И я заверяю вас от имени лорда Бендича... — Конец фразы потонул в радостном гуле толпы.
В тот момент, когда гул за окном стих, Д. оказался рядом с Л. Л. сказал:
— Знаете ли, вам следовало бы вовремя принять мое предложение. А теперь я вам не завидую... Мистера К. нашли.
— Мистера К.?
— Женщина по фамилии Глоувер вчера вечером возвратилась домой. Она сказала полиции, что ее мучили предчувствия. Все это уже попало в утренние газеты.
Уполномоченный снова кричал в окно:
— Что касается этого человека, то его ищет полиция. Он обвиняется в подлоге и краже...
Л. сказал:
— Они ищут человека, которого ее сосед по имени Фортескью видел у нее в квартире вместе с молодой женщиной. Щека у него была заклеена пластырем, но полиция предполагает, что пластырь прикрывает шрам.
Бейтс сказал:
— Пропустите полицию.
— Вы бы лучше смылись, а? — посочувствовал Л.
— У меня остался один патрон.
— И кому он предназначен: мне или вам?
— Хотелось бы мне знать, — сказал Д., — как далеко вы зайдете. — Он хотел, чтобы его вынудили стрелять, хотел точно знать, что именно Л. приказал убить девочку... Ему нужно было возненавидеть Л., чтобы убить его. Правда, Л. и эта девочка существовали как бы в двух разных мирах, и трудно было поверить, что он отдал приказ... Тот, кто убивает, и тот, кого убивают, всегда чем-то связаны. Разумеется, за исключением тех случаев, когда убивают безлично — из дальнобойного орудия или бомбой, сброшенной с самолета.
— Констебль, сюда, быстрее! — кричал в окно уполномоченный лорда Бендича. У такого рода людей существует твердое убеждение, что один полицейский может справиться с кем угодно, даже с вооруженным преступником.
Л. сказал:
— Между прочим, не все потеряно... можно вернуться назад...
Он уверен, абсолютно уверен в себе. Весь его образ жизни угадывался за этой невозмутимостью: длинные коридоры особняков и подстриженные сады, дорогие книги и картинная галерея, резной письменный стол и старые, обожающие его слуги... Но можно ли вернуться назад, если неотступные призраки пережитого ничего не дадут забыть. Д., колеблясь, нащупал в кармане пистолет. Л. сказал:
