его этим именем. Ведь вы его еще не видели, верно?
— Пока нет. Говорят, он был болен, но теперь поправляется и скоро уже будет совсем здоров.
— Совсем здоров, а? — повторил незнакомец с каким-то торжествующе горьким смехом. — Капитан Ахав будет здоров тогда, когда опять будет здорова моя левая рука, не раньше, слышите?
— А что вам о нем известно?
— А что вам о нем рассказали?
— Да они ничего почти не рассказывали; я слышал только, что он хороший китобой и хороший капитан для своих матросов.
— Верно, все это так, — и то и другое верно. Но когда он приказывает, тут уж приходится поворачиваться. Ворчи не ворчи, вой не вой, а слово Ахава — закон. Но о том, что случилось с ним когда-то у мыса Горн, когда он три дня и три ночи пролежал как мертвый; о смертельной схватке с Испанцем пред алтарем в Санта — обо всем этом вы ничего не слыхали? А о серебряной фляге, в которую он плюнул? И о том, как в последнем рейсе он потерял левую ногу во исполнение пророчества? Неужели вы ничего не слышали обо всем этом, об этом и еще кое о чем? Ну, конечно, вы ничего такого не слыхали, откуда же вам знать? Кто вообще знает об этом, даже у нас в Нантакете? Однако о том, как потерял он ногу, вы, может статься, все же слыхали? Да, да, вижу, вам говорили. Да и кто об этом здесь не знает? То есть о том, что у него теперь только одна нога и что другую он потерял в стычке с кашалотом?
— Друг мой, — остановил я его, — что вы тут такое плетете, я не знаю, да и знать не хочу, потому что, сдается мне, у вас вроде бы в голове не все в порядке. Но если вы имеете в виду капитана Ахава, капитана «Пекода», вон того корабля, тогда позвольте сообщить вам, что относительно его ноги мне известно все.
— Все известно, говорите вы? И вы в этом уверены, а?
— Абсолютно уверен.
Еще мгновение незнакомец стоял неподвижно, погруженный в тревожную задумчивость, вытянув палец и устремив взгляд на корпус «Пекода», потом чуть заметно вздрогнул и сказал:
— Вы ведь уже зачислены, верно? Имена ваши значатся в списках? Ну, что ж, что подписано, то подписано, а чему быть, того не миновать, то и сбудется, а может, и не сбудется все-таки. Во всяком случае, все уже предрешено и расписано заранее. И кому-нибудь из матросов ведь надо с ним идти. Либо этим, либо каким-нибудь еще, господь да смилуется над ними. Прощайте же, братья, прощайте, небеса неизреченные да благословят вас. Извините, что задержал вас.
— Послушайте, друг, — сказал я, — если вы можете сообщить нам что-нибудь важное, то выкладывайте, но если вам просто вздумалось нас поморочить и запугать, то вы не на таких напали. Вот все, что я хотел сказать.
— И сказано неплохо, очень неплохо, я люблю, когда говорят так складно. Вы ему отлично подойдете, вот такие люди, как вы. Прощайте же, братья. Да, вот еще, когда вы туда попадете, передайте им, что я почел за лучшее к ним не присоединяться.
— Ну нет, дорогой мой, вам нас так не одурачить, не думайте. Ведь сделать вид, что тебе известна великая тайна, — это легче легкого.
— Прощайте, братья, прощайте.
— Прощайте, — ответил я. — Пошли, Квикег, уйдем от этого сумасшедшего. Впрочем, постойте, скажите-ка мне, пожалуйста, как вас зовут?
— Илия.
«Илия (112)!» — мысленно повторил я, и мы зашагали прочь, каждый на свой лад обсуждая этого старого оборванного матроса; под конец мы оба сошлись на том, что он всего лишь мелкий мошенник, хоть и корчит из себя великое пугало. Но не прошли мы и ста ярдов, как я, заворачивая за угол, случайно оглянулся и увидел все того же самого Илию, который следовал за нами на некотором расстоянии. Это почему-то настолько меня взволновало, что я не сказал Квикегу ни слова, но продолжал идти, горя нетерпением узнать, свернет ли и незнакомец за тот же угол. Он свернул, и тогда я подумал, что он, наверное, преследует нас, хотя с какой целью, я просто представить себе не мог. Обстоятельство это в сочетании с его двусмысленной, таинственной речью, изобилующей полунамеками, полуразоблачениями, породило у меня в душе всевозможные смутные недоумения и полупредчувствия, каким-то образом связанные с «Пекодом», с капитаном Ахавом, с его левой ногой, с его припадком у мыса Горн, с серебряной флягой, с тем, что сказал мне о нем накануне, когда я уходил, капитан Фалек, с пророчеством скво Тистиг **, с плаванием, которое нам предстояло, и с тысячей других туманных вещей.
Я решил во что бы то ни стало выяснить, действительно ли этот оборванец Илия преследует нас, перешел с Квикегом на другую сторону улицы и зашагал в обратном направлении. Но Илия прошел мимо, видимо вовсе нас и не заметив. Я почувствовал облегчение и еще раз, теперь уже, как думалось мне, окончательно, заключил про себя, что он просто морочил нам голову.
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Глава XX
Все в движении
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Миновало два дня, и на борту «Пекода» все пришло в движение. Теперь уже не только чинили старые паруса, но и привозили новые, вместе с рулонами парусины и бухтами канатов, — одним словом, все говорило о том, что работы по снаряжению судна спешно подходят к концу. Капитан Фалек совсем не сходил теперь на берег, он целый день сидел в своем вигваме и зорко следил за работой матросов; на берегу всеми сделками и покупками ведал Вилдад, а в трюме и на мачтах люди трудились до поздней ночи.
Назавтра после того, как Квикег подписал бумаги, повсюду, где стояли матросы с «Пекода», было передано, что к ночи все сундуки должны быть доставлены на борт, потому что корабль может отплыть в любую минуту. Поэтому мы с Квикегом переправили на судно свои пожитки, однако сами решили ночевать на берегу до самого отплытия. Но предупреждение, как всегда в таких случаях, было дано загодя, и корабль простоял у пристани еще несколько дней. Да это и не удивительно: ведь нужно было еще так много сделать и о стольких еще вещах надо было позаботиться, прежде чем «Пекод» будет окончательно оснащен.
Всякому известно, какое множество предметов — кровати, сковородки,
