на свете ещё один человек, чьё имя было бы окружено таким количеством вздорных слухов. Впрочем, и про меня, его пажа Арио, тоже выдумано немало небылиц. Недавно, например, объявился один сказитель с бивой – если верить ему, получается, что Сюнкан-сама в порыве отчаяния бился головой о скалу и умер в приступе безумия, а я, взвалив на спину его тело, якобы бросился в море и утопился. Ещё один сказитель под видом правды преподносит историю о том, будто Сюнкан-сама взял в жёны одну из обитательниц острова, которая нарожала ему кучу детей, а потом вернулся в столицу и по сей день живёт в радости и довольстве. В том, что рассказ первого сказителя – сущий бред, можно убедиться, видя, что я жив. Столь же далёк от истины и рассказ второго сказителя.
Просто диву даёшься, глядя на то, как сказители с умным видом несут всякий вздор. Но делают они это весьма искусно – тут даже я вынужден отдать им должное. Слушая рассказ о том, как мой господин в убогой хижине, крытой листьями бамбука, играет с детьми, я невольно умилялся, а при описании того, как в лунную ночь под рокот волн он умирает, охваченный безумием, на глаза у меня наворачивались слёзы. Пусть всё это ложь, но, умело преподнесённая сказителями, она, подобно мушке в куске янтаря, может сохраниться навеки. Стало быть, вы считаете, что, если я сейчас не расскажу вам правду о своём господине, ложь, распространяемая о нём сказителями, со временем может затмить истину? Что ж, пожалуй, вы правы. Ну хорошо, ночи теперь долгие, и я расскажу вам, как приехал на далёкий Остров Демонов, чтобы повидаться со своим господином. Правда, я не столь искусен, как сказители с бивой, но зато могу поручиться, что поведаю вам всё как было, без малейших прикрас. Итак, слушайте. И не взыщите, коли рассказ мой покажется вам скучным.
II
Я высадился на Остров Демонов в хмурый день в конце пятой луны третьего года Дзисё. Кстати, об этом упоминают и сказители. Время уже близилось к сумеркам, когда я наконец увидел своего господина, отыскав его на пустынном морском берегу. Серые волны накатывали на песок. Унылая это была картина.
Облик моего господина… Видите ли, если верить тому, что о нём рассказывают, «он похож на дитя с лицом старца. Видом своим напоминает монаха, но при этом волосы его с обильной проседью торчат космами. Тело покрыто грязью и водорослями, коих он не счищает. Шея тощая, а живот непомерно распух. Лицом чёрен, руки и ноги тонкие. На человека совсем не похож». Всё это – чистейшая выдумка. Представление о тощей шее и распухшем животе, по-видимому, навеяно картинками, изображающими мучения грешников в аду. Не иначе как название острова вызвало в воображении сказителей царство голодных демонов. Впрочем, волосы у моего господина действительно отросли и кожа потемнела на солнце, но в остальном он казался таким же, как прежде. А может быть, даже ещё более могучим и крепким. Он стоял один на берегу, и подол его рясы развевался на морском ветру. В руках у него был бамбуковый прутик с нанизанными на него мелкими рыбёшками.
Я со всех ног бросился к нему и радостно закричал:
– Ваше преосвященство! Как я рад застать вас живым и здоровым! Это я, Арио!
– Неужто это и вправду ты, Арио? – молвил Сюнкан-сама, с удивлением глядя на меня. Я же обхватил руками его колени и залился счастливыми слезами. – Как хорошо, что ты приехал! Не чаял я, что в этой жизни нам суждено встретиться.
С этими словами господин мой тоже прослезился, а потом обнял меня и помог подняться на ноги.
– Не плачь, не надо, – по-отечески утешал он меня. – Велико милосердие будд и бодхисатв, раз они дозволили нам свидеться.
– Хорошо, я не буду плакать. А где же ваше жилище? Далеко отсюда?
– Моё жилище? Оно вон за той горой, – сказал Сюнкан-сама, указывая рукой в сторону прибрежных гор. – Только не думай, будто это чертоги, крытые корой кипариса.
– Да, я понимаю. Здесь, на краю света… – вымолвил я, и горло мне сдавили слёзы.
Господин же мой посмотрел на меня со своей обычной ласковой улыбкой и заметил:
– Хижина моя вполне удобна. В ней и для тебя найдётся место. Ну что ж, пойдём, сам посмотришь. – И Сюнкан-сама, бодро шагая, повёл меня к своему жилищу.
Вскоре, оставив позади пустынный берег, где слышался лишь шум волн, мы вошли в унылую рыбацкую деревушку. По обеим сторонам тропинки высились тутовые деревья с плотными глянцевыми листьями. А между ними тут и там виднелись убогие хижины, крытые листьями бамбука, – в них жили обитатели этого острова. Но стоило мне заметить в какой-либо из этих хижин красный огонь в очаге или фигуры их хозяев, как меня охватывало радостное волнение, какое возникает у путника при виде человеческого жилья.
Временами Сюнкан-сама оборачивался ко мне и пояснял: вот здесь живут переселенцы с Рюкю, а в этом загоне держат свиней, – но особенно обрадовало меня то, что при виде моего господина местные жители, никогда не державшие в руках даже шапку-эбоси, непременно отвешивали ему поклон. Вблизи одной из хижин я приметил маленькую девочку, которая загоняла кур, – так представьте себе, даже она остановилась и поклонилась моему господину. Это не только тронуло меня, но и порядком удивило, и я тихонько поделился с ним своим недоумением:
– Из того, что рассказывали Нарицунэ-сама и Ясуёри-сама, у меня сложилось впечатление, что жители этого острова подобны демонам и не ведают человеческих чувств.
– Должно быть, в столице и впрямь так считают, – ответил Сюнкан-сама. – На самом же деле в этом нет ничего удивительного. Мы, хоть и ссыльные, всё равно остаёмся в их глазах придворными. А жители захолустья во все времена склоняли голову перед придворными. Точно так же было и с вельможами Нарихирой и Санэкатой. Одного из них сослали в восточную провинцию, другого – в северный край Митиноку, и, как это ни странно, для обоих ссылка обернулась довольно увлекательным путешествием.
– Как же так? – удивился я. – Рассказывали, будто вельможа Санэката так сильно тосковал по столице, что после смерти превратился в воробья, живущего в столовом зале дворца.
– Эти россказни сочинил какой-нибудь столичный житель вроде тебя, которому люди, живущие на Острове Демонов, представляются похожими на чертей. Как видишь, это вовсе не так.
Тут нам повстречалась какая-то женщина и, увидев моего господина, поклонилась ему. Она стояла под тутовым деревом с младенцем на руках. Оттого что листья дерева частично скрывали её из виду, казалось, что её фигура в алых одеждах парит в лучах вечерней зари. Мой господин ласково поздоровался с женщиной.
– Это
