– Пойду, – отозвался он. – Только подожду еще.
– Кого ты ждешь?
– Арно не знал, что ответить. Потом, решив – будь что будет, сказал:
– Я жду Тээле.
Он был почти уверен, что Тыниссон, услышав такой ответ, сразу засмеется. Любой из ребят на его месте поступил бы так. Но Арно ошибся. Тыниссон и не думал смеяться. Он только буркнул: „Ага!“ – и собрался уходить. Арно был удивлен. Нет, этот Тыниссон совсем не такой, как другие мальчишки. Во-первых, хотя бы то, что он вечно ест и никогда не шалит, а во-вторых, гляди-ка, он и сейчас не рассмеялся.
Вот он и ушел уже – идет себе медленно, большими шагами, совсем как взрослый. У Арно появилось странное чувство. Ему стало так грустно, что он не мог больше оставаться один; ему надо было с кем-нибудь поделиться мыслями, спросить совета – может, тогда сердце не ныло бы так сильно. Он еще раз посмотрел вслед Тыниссону и громко крикнул:
– Тыниссон!
Тот оглянулся и остановился. Арно подбежал к нему и, краснея, чал умоляющим тоном:
– Слушай, Тыниссон, если я тебе что-то скажу, ты никому не расскажешь?
– Не расскажу, ответил Тыниссон, проглатывая последний кусок и вытирая жир с подбородка.
– Слушай, Тоотс пригрозил мне…
– Чем пригрозил?
– Что если я не принесу ему обруч, так он…
Арно запнулся. Он никак не мог найти нужные слова. На глаза невольно навернулись слезы. Наконец он овладел собой и продолжал дрожащим голосом:
– Я обещал Тоотсу принести обруч…
– Какой обруч?
– Да я и сам не знаю, какой. Я соврал ему, будто у меня дома есть такой замечательный обруч.
– Ну и что? Что ж из этого?
– Да, но если я не принесу обруч, так он… так он сам спланирует насчет Тээле.
Тыниссон ответил не сразу. Он был из тех людей, которые в трудных случаях жизни любят хорошенько подумать, прежде чем ответить. Через несколько минут он сказал:
– Ах, Тоотс, значит?
– Ну да, Тоотс.
– Так это же просто тоотсовская болтовня. Ты его не слушай.
– А если он все-таки…
– Что все-таки?
– Ну, если он насчет Тээле спланирует?
– Да не спланирует он.
– Ты думаешь?
– Да.
– Ну вот, я тоже думаю, но мне просто захотелось тебя спросить. Ты хороший парень. А скажи, что это значит „спланировать“?
– Спланировать?.. А ты разве не знаешь? Спланировать насчет девушки – это значит жениться на ней!
Арно словно ножом резануло. Он и раньше боялся, что это загадочное слово имеет какой-то страшный смысл, но то, что он узнал сейчас, оказалось ужаснее всех его предчувствий.
– А как ты думаешь, Тыниссон, Тээле выйдет замуж за Тоотса? – спросил он.
– Нет, не выйдет.
– Почему ты так думаешь?
– Да зачем ей за него выходить, если они вечно в долгах. Мой отец вчера как раз говорил: доиграются эти Тоотс из Заболотья до того, что и хутор с молотка пойдет.
– Что это значит – с молотка пойдет?
– А то значит, что возьмут их и посадят в тюрьму… пока долгов не уплатят.
– А если не уплатят, так и останутся в тюрьме?
– Ну конечно, останутся. Кто ж их раньше времени выпустит.
– А как это – если отец в долгах и уплатить не может, сына тоже сажают в тюрьму?
– Вот этого я точно не знаю… Только кто ж его на свободе оставит?
У Арно по всему телу пробежала радостная дрожь. Надежды его проснулись с новой силой. Он уже ясно представлял себе, как Тоотсов ведут в тюрьму и держат их там; а он, Арно, женится на Тээле.
Когда они с Тыниссоном расставались, дружба их казалась твердой, как ячменная лепешка. На радостях Арно даже предложил Тыниссону свою старую коробку для грифелей, но тот ответил, как всегда, рассудительно, точно взрослый:
– Не надо! У меня своя есть.
Арно помчался домой, и его несла как будто не одна пара ног, а целых две – таким коротким казался ему путь. Проходя мимо кладбища, он увидел впереди, за поворотом дороги, быстро удалявшуюся фигурку девочки. Он во всю мочь пустился догонять ее. Услышав топот ног, Тээле оглянулась и остановилась. Арно же еще издали закричал:
– Тоотсы из Заболотья в долгах! Их хутор скоро с молотка пойдет, а их самих в тюрьму посадят!
Вечером, засыпая, Арно продолжал думать о злополучном обруче. Даже во сне он видел обруч. Утром проснулся – опять вспомнил про обруч. План действий у него был такой. В том, что семью Тоотсов со всеми потрохами вскоре отправят в тюрьму, сомнений никаких не было. Но дело это могло и затянуться. А пока они еще на свободе, нужно с ними ладить. Поэтому надо раздобыть молодому Тоотсу обещанный обруч. И – подумать только! – паренек встает ни свет ни заря, бродит по грязному двору и ищет тот старый обруч от кадушки, который несколько дней назад валялся около амбара. Мальчишка вышел босиком; он натыкается на острый осколок бутылки, который, притаившись тут же, возле амбара, только и ждет, чтобы на него наступили босой ногой. Но мальчик не обращает на это внимания: ему нужен обруч! Забавно глядеть, как Арно в это утро отправляется в школу. Обычно он поджидает Тээле там, где проселочная дорога выходит к шоссе, но сегодня он удирает гораздо раньше, чем всегда. Он боится, как бы Тээле не увидела, что он несет обруч. В школу он приходит раньше всех и с замиранием сердца ждет Тоотса. Лишь когда тот наконец появляется, Арно вздыхает с облегчением.
Вид у Тоотса был такой же, как всегда: пальто нараспашку, шапка на затылке, в карманах полно всякой дребедени и индейского оружия. Арно побежал ему навстречу с обручем в руках. Но каков же был его испуг, когда Тоотс, взглядом знатока оценив обруч, сказал:
– Вот чудак! Это же обруч от кадки.
– Не знаю. Я думал, тебе такой и нужен, – робко возразил Арно.
– Не валяй дурака! Мало у меня таких обручей! Я думал, у тебя какой-нибудь особенный… металлический обруч, как на луках у индейцев.
Арно стоял перед Тоотсом, как перед судьей. Слово „металлический“, которого он не понимал, еще больше усложняло дело. Пытаясь скрыть свое смущение, он спросил:
– А что это значит – „металлический“?
– Металлический? Вот чудак, не знает даже, что такое металлический! Ты не читал „В когтях у краснокожих“?
– Нет.
– Металлический – это значит сделанный из черного дерева. Такое дерево, что даже нож его не берет. Когда индейцы делают себе него луки, они кладут его в форму, а вокруг жгут паклю. Понимаешь – обжигают: ножом не вырежешь.
Но раз Арно уже начал врать, то и спастись попробовал враньем. Он сделал вид, будто страшно изумлен.
– Да ну? А знаешь, кусок такого дерева у нас дома лежит на шкафу. Бабушка говорит, что это камень, но я теперь знаю – это и есть металл.
Глаза Кентукского Льва стали величиною с плошки.
– Правда? – Он схватил Арно за пуговицу и потянул ее к себе, словно это и был нужный ему металл. – Если ты мне принесешь тот кусок металла, что у вас на шкафу, я тебе дам вот это… смотри сюда!
И перед самым носом Арно появилась зловещая картинка, на которой был изображен краснокожий, убивающий какого-то бледнолицего мужчину. По правде говоря, Арно и даром не взял бы этой картинки, но сейчас он должен был ладить с Тоотсом.
– Ты мне ее дашь? – сказал он. – Ну, уж тогда я обязательно принесу. Но скажи, если я принесу, так ты Тээле…
Дьявольская улыбка, какая бывает только у индейцев, скользнула по лицу Кентукского Льва. Он вдруг понял, что Арно теперь весь в его власти, что он, Тоотс, сможет растоптать его в прах, если захочет, и, пытаясь подражать индейцам, с сатанинской усмешкой на губах произнес:
– Н-да. Ясно, если ты мне не принесешь металл – не видать тебе Тээле, как ушей своих.
– А если принесу?
– Ну, тогда… тогда еще посмотрим.
– Нет, ты скажи, что ты сделаешь, если я тебе принесу металл.
– Тогда катись ко всем чертям со своей Тээле, бледнолицая собака!
Прозвучал звонок, ребят позвали на молитву. Тээле посмотрела на Арно так, словно хотела спросить: „Почему ты не подождал меня сегодня утром“? Но Арно сейчас некогда было думать о таких вещах. Его мысли кружились только вокруг злополучного металла. Даже Тээле, казалось, представляла теперь в его глазах меньшую ценность, чем кусочек черного дерева, хотя кусочек этот был всего-навсего средством добиться той же Тээле.
Начался урок катехизиса, Арно пытался собраться с мыслями, чтобы не сбиться при ответе: он боялся кистера так же, как и другие. И все сошло бы гладко, если бы за несколько минут до конца урока кистеру не пришла в голову мысль задать ему вопрос.
– Ну так, а теперь, Тали, – сказал он, – как звали того мужа, который жил дольше всех, и до какого возраста он дожил?
– Металл, – звонко прозвучало в ответ.
– Как?
– Мет… Метузала[2]
– Вот именно – Метузала! А ты что там напутал?
– Ме… ме… – Арно покраснел до ушей. Хотя он и знал, что, кроме него и Тоотса, никто не догадывается, почему у него вырвалось это слово, ему стало ужасно стыдно.
– Ме-э… ме-э… – сердито передразнил его с кафедры кистер. —Чего ты мемекаешь – ты же не овца. Учиться надо лучше, а не мемекать! Ленив ты, как капустный червь. Тоотсу как раз под пару, хоть свяжи вас вместе да пусти по реке.
