поражения Японии, были писатели, принадлежавшие к так называемой «Послевоенной группе». Так именовали себя литераторы, объединившиеся вокруг журнала «Киндай бунгаку» («Современная литература»), В нее вошли крупнейшие представители японской литературы, такие, как Ёсиэ Хотта, Сёхэй Оока, Синъитиро Накамура, Кэн Хирано, Киити Сасаки и др. Именно они во многом определили пути развития японской литературы последней четверти века, в том числе и антивоенной.
Один из организаторов «Послевоенной группы» — Синънтиро Накамура — представлен в настоящем сборнике новеллой, возвращающей нас к годам войны, — «Оживший страх». Это рассказ о человеке, решившем покончить с собой, лишь бы не быть призванным в армию, не стать убийцей. Так он мыслил свой протест против войны. И хотя протест этот сродни обыкновенному пацифизму, хотя он пассивен и бескрыл, да и не со всеми акцентами, расставленными писателем, мы можем согласиться, все-таки действия героя чем-то напоминают уничтожение призывных повесток американской молодежью сегодня. А если мы вспомним, что все это происходило в Японии периода войны, в стране, превращенной в огромный концлагерь, в обстановке бешеной милитаристской пропаганды, мы отнесемся к протесту, пусть слабому, едва слышному, но все же протесту героя с пониманием.
Недавно журнал «Минсю бунгаку» («Демократическая литература») опубликовал аннотированную библиографию художественных произведений, посвященных атомной бомбардировке Хиросимы. В библиографии двести тридцать пять названий, в том числе и произведения Ёко Ота и Тамики Хара — первооткрывателей хиросимской темы в японской литературе. Вряд ли можно удивляться обилию таких произведений в стране, испытавшей ужас атомной бомбардировки. И пожалуй, в этом море просто утонула бы маленькая новелла, почти миниатюра, Ситиро Фукадзавы «Восьмицветные облака», если бы не тот особый психологический ракурс, в котором предстает перед читателем жертва хиросимской трагедии: человек не просто потерял зрение, он утратил веру в справедливость, душевно ослеп. И эта душевная слепота страшнее слепоты физической. Вот об этом, о том, что атомная бомба искалечила не только тела людей, но и их души, рассказывает Фукадзава.
Наконец, еще один аспект военной темы, на который остро реагируют японцы, — война во Вьетнаме. В качестве корреспондента еженедельника «Сюкан Асахи» Такэси Кайко побывал во Вьетнаме и увидел все своими глазами. Вьетнамскую трагедию Кайко описал в романе «Сверкающая тьма», большой серии репортажей, в эссе и новеллах. Одна из них — «Награда солдату» — включена в настоящий сборник. Американский сержант, воюющий уже не один год, убежден, что Соединенные Штаты несут благо вьетнамскому народу. Но в конце концов приходит прозрение, сержант начинает понимать, что ни о какой освободительной миссии американцев не может быть и речи, что они враги вьетнамцев и их ненавидят в этой стране как врагов. И герой оказывается перед дилеммой, убивать или быть убитым. Роль доброго Санта-Клауса просто выдумана им, сержант прекрасно это понял, и он выбирает — убивать. Такова логика любой несправедливой войны.
Японской литературе всегда было свойственно обращаться к древности и средним векам, а иногда и к событиям менее далекого прошлого и в них черпать сюжеты. К этому прибегали многие писатели, в том числе и выдающийся новеллист Рюноскэ Акутагава, который говорил: «Для того чтобы воплотить в произведении тему с максимальной художественной выразительностью, мне необходимо какое-то необычное событие». Опоэтизированное временем, такое событие приобретает огромный эмоциональный заряд, и это позволяло Акутагаве с огромной художественной убедительностью рассказать о людском благородстве и людской низости, о героизме и трусости, о высоких порывах и филистерстве.
В этом смысле Коитиро Уно можно с полным правом назвать последователем Акутагавы. Обращаясь к событию, а может быть, просто легенде, скорее всего легенде столетней давности, Уно в «Боге Китов» рисует мужество человека. Он воспевает мужество как нечто гуманное и чистое. Человек борется с животным. Борьба не принесла победы ни одному из них — погибают оба, и кит и человек. Но это честная борьба двух цельных, непокорных, сильных характеров. Совсем иначе предстает перед нами гибель другого человека, для которого убить кита — значит удовлетворить эгоистическое стремление подняться над людьми. Для писателя кит лишь предлог. Фактически мы становимся свидетелям борьбы двух категорий людей, их жизненных философий. И хотя в конце концов погибают оба, смерть одного из них — подвиг и победа, другого — поражение.
Особое место в сборнике занимают «Три краба» Минако Оба. Писательница живет на Аляске, в Ситке. И хотя место действия не указано, оно происходит, видимо, где-то на Аляске, а может быть, и в самих Соединенных Штатах. Новелла была высоко оценена японской критикой, думается, по двум причинам. Во-первых, определенную роль сыграло стремление вовлекать в орбиту японской литературы писателей, живущих вдали от родины. Этим, по всей вероятности, и объясняется то, что писательница получила за свою новеллу сразу две премии — Акутагавы и «Новые имена» журнала «Гундзо». Конечно же, критиков, несомненно, привлекла, во-вторых, и тема: японцы за рубежом, американизация их быта, мироощущения да и просто поведения.
Не все представленное в сборнике равноценно как по глубине проникновения в жизнь, так и по художественному ее воплощению. Не всегда и не во всем позиция того или иного автора импонирует читателю. Иногда читатель просто будет спорить. Это вполне естественно и неизбежно. Но несомненно одно: сборник поможет познакомиться с современной японской литературой в довольно широком диапазоне имен и произведений, поможет лучше понять сегодняшнюю Японию, посмотреть на нее не только туристски — с фасада, но и с оборотной стороны, увидеть проблемы, интересующие японскую литературу, а значит, и японский народ. И если это действительно произойдет, сборник достигнет своей цели.
— Посмотрите. Вон туда… Нет, сегодня не видно… В хорошую погоду как раз вон там виднеется верхушка телевизионной башни…
Праздник, а может быть, и обычное воскресенье. Укромный уголок готового лопнуть от обилия запахов переполненного ресторана недалеко от конечной остановки электрички. За шатким столиком у окна друг против друга сидят мужчина и женщина. Перед женщиной мороженое с консервированными фруктами и шоколадом. Перед мужчиной чашка кофе со сливками. Мужчина — видимо, оттого, что, беспрерывно дымя сигаретой, поспешно отхлебывает кофе, — поперхнулся и выпускает дым через ноздри. Взгляд женщины остается абсолютно безучастным. Оба они — это видно с первого взгляда — совсем еще не привыкли друг к другу, как к новой выходной одежде.
Мужчина продолжает скованно:
— Откровенно говоря, я мечтаю взобраться когда-нибудь на самый верх башни и прикрепить там дощечку с надписью: «Здесь нефть». Понимаете? Грязное небо становится все тяжелее и тяжелее и уже сейчас готово
