Владелец заведения расхаживал меж столов, разговаривая с входящими и занимающими места вновь прибывшими. Негры-официанты в черных рубашках под накрахмаленными куртками разносили стаканы и бутылки с имбирным элем. Двигались они с важной, чинной сдержанностью; вся сцена была уже оживлена приглушенной, жуткой атмосферой какой-то лихорадочности.
Арка, ведущая в игорную комнату, была задрапирована черным. На столе лежал черный покров, груда цветочных символов поверх него непрерывно росла. Люди шли один за другим, мужчины — одни в подобающих случаю темных костюмах, другие — в одежде ярких, весенних расцветок, подчеркивающих атмосферу жуткого парадокса. Женщины помоложе были тоже в ярких платьях, шляпках и шарфиках; те, что постарше, — в скромных платьях цвета морской волны, серых и черных, со сверкающими бриллиантами; почтенные особы напоминали домохозяек на воскресной прогулке.
Комната загудела резкими, приглушенными голосами. Официанты носились туда-сюда, высоко поднимая ненадежные подносы, белые куртки и черные рубашки придавали им сходство с фотографическими негативами. Владелец, лысый, с огромным бриллиантом в черном галстуке, ходил от стола к столу в сопровождении вышибалы — грузного, мускулистого человека с круглой головой, казалось, готового вырваться из смокинга, будто из кокона.
В отдельном кабинете на покрытом черным крепом столе стояла большая чаша пунша, там плавали лед и нарезанные фрукты. Возле нее сидел толстый человек в измятом зеленом костюме, на руки с черными ногтями свисали из рукавов грязные манжеты. Затертый воротничок морщился на шее, стянутой засаленным черным галстуком, закрепленным булавкой с фальшивым бриллиантом. Лицо его блестело от пота, он хриплым голосом уговаривал толпу, стоящую возле чаши:
— Давайте, давайте. Юджин угощает. Платить ничего не надо. Подходите и пейте. Лучшего парня, чем он, на свете не было.
Люди пили, отходили, их место занимали другие с протянутыми чашками. Время от времени появлялся официант с фруктами и льдом и опускал их в чашу; Юджин доставал из чемодана под столом новые бутылки и выливал туда же; затем, отирая рукавом пот, возобновлял хозяйским тоном свой хриплый монолог.
— Давайте, давайте. Юджин угощает всех. Я просто-напросто бутлегер, но лучшего друга, чем я, у него не было. Подходите, пейте. Этого добра еще хватит.
Из танцевального зала послышались звуки настраиваемых инструментов. Люди потянулись туда и стали рассаживаться. На эстраде находился оркестр из отеля в центре города, музыканты были в смокингах. Владелец и еще один человек совещались с руководителем.
— Пусть исполнят что-нибудь джазовое, — предложил тот, что был с владельцем. — Никто так не любил танцевать, как Рыжий.
— Нет-нет, — возразил владелец. — Юджин накачал всех дармовой выпивкой, они бросятся танцевать. Это будет неприлично.
— А что, если «Голубой Дунай»? — спросил руководитель.
— Нет-нет, никаких блюзов, — сказал владелец. — В этом гробу лежат останки.
— Это не блюз, — сказал руководитель.
— А что же? — спросил другой.
— Вальс. Штрауса.
— Иностранца? — сказал второй. — Черта с два. Рыжий был американцем. Насчет вас не знаю, но он был. Неужели не знаете ничего американского? Играйте «Я не могу дать тебе ничего, кроме любви». Ему нравилась эта вещь.
— А они все кинутся танцевать? — сказал владелец. Взглянул в сторону столов, где уже раздавались пронзительные женские голоса. — Начните лучше с «Ближе, мой Бог, к Тебе», — сказал он, — и отрезвите их чуть-чуть. Я говорил Юджину, что рискованно так рано подавать пунш. У меня было предложение повременить, пока не тронемся в путь. Но можно было догадаться, что кому-то потребуется превратить похороны в карнавал. Начните торжественно и продолжайте в том же духе, пока я не подам знак.
— Рыжему это не понравилось бы, — сказал второй. — И ты это знаешь.
— Тогда пусть отправлялся бы в другое место, — сказал владелец. — Я просто оказываю услугу. У меня не похоронная контора.
Оркестр заиграл «Ближе, мой Бог, к Тебе». Публика утихла. В дверь вошла, пошатываясь, женщина в красном платье.
— Ого, — сказала она. — Прощание с Рыжим. Он будет в аду раньше, чем я доберусь до Литтл-Рока.
— Ш-шш, — пронеслось по залу. Женщина плюхнулась на стул. К двери подошел Юджин и стоял, пока музыка не стихла.
Давайте, люди, — завопил он, раскинув руки широким, щедрым жестом, идите, пейте! Юджин угощает. Чтобы через десять минут не осталось здесь ни единой сухой глотки, ни единого сухого глаза!
Сидящие сзади потянулись к двери. Владелец подскочил и замахал руками оркестрантам. Корнетист поднялся и заиграл «В Твоем раю», но толпа из задней части зала продолжала утекать в дверь, возле которой размахивал руками Юджин. Две пожилые женщины в шляпках с цветами тихо плакали.
Все толпились и шумели вокруг иссякающей чаши. Из танцевального зала доносилась звучная игра кларнета. Двое грязных молодых людей с монотонными выкриками «Дорогу. Дорогу» протолкались к столу. Открыв чемоданы, они стали выставлять на стол бутылки, а Юджин, уже откровенно плачущий, откупоривал их и выливал в чашу.
— Подходите, пейте. Будь Рыжий мне даже сыном, я не мог бы любить его больше, — хрипло кричал он, возя рукавом по лицу.
К столу протиснулся официант с миской льда и фруктов и стал высыпать их в чашу.
— Что ты делаешь, черт возьми? — напустился на него Юджин. — На кой здесь эта дрянь! А ну, пошел отсюда.
— Ры-ы-ыжий! — орали все, сжимая стаканы, а Юджин, выбив из рук официанта миску с фруктами, снова принялся лить виски в чашу, расплескивая его на руки и в протянутые стаканы. Оба парня лихорадочно откупоривали бутылки.
В дверях, словно бы занесенный медными звуками музыки, появился обеспокоенный владелец и замахал руками.
— Послушайте, — крикнул он, — давайте кончать музыкальную программу. Она стоит нам денег.
— Ну и черт с ним, — закричали в ответ.
— Чьих денег?
— Кому какое дело?
— Чьих денег?
— Кто там жадничает? Я заплачу. Клянусь Богом, я оплачу ему двое похорон.
— Люди! Люди! — кричал владелец. — Понимаете, что в этом зале останки?
— Чьих денег?
— Остатки? — возмутился Юджин. — Остатки? — повторил он прерывающимся голосом. — Кто-то хочет оскорбить меня…
— Ему жаль денег Рыжего.
— Кому?
— Джо, дешевому сукину сыну.
— Раз так, давайте перенесем похороны. Это не единственное заведение в городе.
— Перенесем Джо.
— Уложим этого сукина сына в гроб. Пусть будет двое похорон.
— Остатки? Остатки? Кто-то хочет…
— Уложим сукина сына в гроб! — пронзительно завопила женщина в красном. Все бросились к двери, где стоял, размахивая руками, владелец, сквозь рев толпы раздался его пронзительный вопль, он повернулся и побежал.
В главном зале пел приглашенный из варьете мужской квартет. Певцы слаженно выводили колыбельную песню «Мой сыночек». Все сидящие пожилые женщины плакали. Официанты принесли им пунша, и они, плача, держали стаканы в пухлых, с кольцами, руках.
Оркестр заиграл снова. Женщина в красном, пошатываясь, вошла в зал.
— А ну, Джо, — заорала она, — открывай игру! Убери к черту этого жмурика и открывай игру!
Какой-то мужчина попытался ее урезонить; она обрушила на него взрыв непристойной брани, потом подошла к покрытому черным крепом столу и швырнула на пол венок. Владелец, сопровождаемый вышибалой, бросился к ней. Схватил, когда она поднимала другой. Тот, кто пытался урезонить ее, вмешался, женщина пронзительно выругалась и, не разбирая, стала колотить их обоих венком. Вышибала схватил мужчину за руку; тот вырвался, бросился на вышибалу и, опрокинутый ударом кулака, отлетел на середину зала. Вмешались еще трое мужчин. Упавший поднялся, и все они вчетвером бросились на вышибалу.
Вышибала сбил первого с ног, увернулся и с невероятным проворством выскочил в главный зал. Там играл оркестр. Его тут же заглушило внезапное столпотворение, треск стульев и крики. Вышибала обернулся и встретил натиск четверых мужчин. Они сцепились; еще один отлетел и проехал на спине по полу; вышибала отскочил. Затем повернулся и бросился на них; завертясь, они отлетели к гробу и ударились о него. Оркестр перестал играть, музыканты с инструментами взобрались на стулья. Венки разлетелись; гроб зашатался.
— Держите! — раздался чей-то голос.
Люди бросились вперед, но гроб тяжело рухнул на пол и распахнулся. Труп медленно, спокойно вывалился и замер, лицо его оказалось внутри венка.
— Играйте что-нибудь! — закричал владелец, потрясая руками. — Играйте! Играйте!
Когда труп подняли, на нем повис венок, вонзившийся скрытым концом проволоки в щеку. С головы свалилась кепка, обнажив маленькое синее отверстие посреди лба. Оно было аккуратно залеплено воском и закрашено, но воск вылетел и потерялся. Найти его не смогли, но, отстегнув кнопку на козырьке, удалось натянуть кепку до самых глаз.
