— Вспомнила день нашей свадьбы, — ответила я, чтобы не говорить правду.
Мы доедали вкуснейший ужин из морепродуктов в нашем любимом пляжном ресторанчике. Было начало марта, пятница, и оба мы были уставшие. Я весь день репетировала для «Леди из тропиков», а Джин работал над редактурой сценария. Обоих в понедельник с утра снова ждала работа, и я радовалась предстоящей редкой передышке. Мои режиссеры частенько требовали, чтобы я работала и по выходным.
— А давай завтра поженимся, — сказал Джин, взял меня за руку и поцеловал в ладонь.
Я рассмеялась. Остроумный собеседник и большой любитель розыгрышей, Джин то и дело смешил меня. Совсем как папа — тот любил загадать мне какую-нибудь дурацкую загадку или оставить на тумбочке фарфоровую фигурку, завернутую в бумагу для пущей таинственности.
Джин был на двадцать лет старше меня и до нашей с ним встречи прожил уже не одну жизнь: во время Первой мировой войны был морским офицером, потом писателем, и с ним, таким опытным и невозмутимым, я чувствовала себя спокойно и надежно.
Темные глаза Джина глядели серьезно.
— Я не шучу, Хеди. Я хочу, чтобы мы были вместе, и не хочу ждать.
Я перестала смеяться.
— Это что, предложение?
Он словно бы сам себе удивился.
— Думаю, да.
Я была ошеломлена. Правда, такого чувства близости и защищенности, как с Джином, я не испытывала еще ни с одним мужчиной, даже с Фрицем в наши самые первые дни, — но ведь мы встречаемся меньше двух месяцев. И я дала себе слово, что никогда не позволю ни одному мужчине владеть мной, как владел когда-то Фриц. Но ведь, наверное, брак с Джином будет совсем не таким, как с Фрицем? Я не могла себе представить, чтобы этот простой, приветливый человек, как никто, умеющий вызвать у меня чувство уверенности и безопасности, стал обращаться со мной так же, как мой бывший муж… Но меня беспокоило, не бросаюсь ли я в новый брак только ради того, чтобы найти хоть какую-то опору в этом мире, где до сих пор чувствовала себя не в своей тарелке.
Пытаясь выиграть время, я отшутилась:
— То есть ты наконец созрел для того, чтобы подарить мне кольцо с бриллиантом? Ты ведь обещал в тот вечер, когда мы познакомились.
Джин, в свою очередь, рассмеялся.
— А я-то надеялся, ты забудешь.
Я вытянула руку с голыми пальцами.
— Какая же я жена без кольца.
Он улыбнулся:
— Это значит «да»?
Да или нет? Я не могла представить, как обмениваюсь клятвами с Джином — да и с кем бы то ни было, если на то пошло, — но и «нет» выговорить не могла. Только с ним моя жизнь в Голливуде стала настоящей, а не какой-то фантастической декорацией, в которой мне приходилось играть. Так неужели я и вправду скажу «нет» только из страха сказать «да»?
Наперекор всему, наперекор собственному здравому смыслу, я сказала:
— Думаю, да.
В тот же вечер мы отправились в Нижнюю Калифорнию, северный мексиканский штат, единственное место, где можно было пожениться в двадцать четыре часа. На следующий день Джин уже ждал меня на верхней ступеньке губернаторского дворца в Мехикали. В руках у него был букет фиолетовых цветов — для меня. В лучах предвечернего солнца дворец словно светился изнутри каким-то неземным светом.
Я вышла из лимузина (мы решили приехать по отдельности, чтобы соблюсти традиции) и стала подниматься по лестнице к дворцу. Оказавшись на последней ступеньке, я кивнула, взяла у Джина букет, а свободной рукой взяла его за руку, переплетя наши пальцы. Все это без единого слова. Нам сказали — мексиканские обычаи требуют, чтобы жених и невеста не разговаривали друг с другом до окончания церемонии, и нам не хотелось накликать беду, как, по слухам, случалось с парами, нарушившими это правило.
Мы предстали перед Аполонием Нуньес, мексиканским судьей по гражданским делам, а рядом с нами стояли три непременных свидетеля: Густаво Падрес, заместитель консула, Рауль Матеус из центрального полицейского управления и Джимми Альварес, управляющий местной таверны. Я чувствовала себя как на сцене, пока синьор Нуньес не заговорил. Ни я, ни Джин не понимали испанских клятв, но в звучании незнакомых слов чувствовалось что-то удивительно благородное.
Я подняла взгляд на своего жениха, такого красивого в своем простом сером деловом костюме. Он подобрал его к моему темно-сливовому платью, которое сшил для меня близкий друг, модельер Адриан, хоть и не специально для этого случая. Церемония требовала внешней благопристойности, но Джин все время улыбался, и я тоже не могла сдержать улыбку. Как же не похожа была эта моя вторая свадьба на первую!
— Хеди? — услышала я и вынырнула из своей глубокой задумчивости.
— Не пора ли нам собираться? — спросил Джин.
— Куда собираться? — искренне удивилась я. Мы ведь, кажется, договорились, что приготовим сегодня традиционный австрийский ужин, а остаток вечера проведем за чтением у камина.
— Как куда? На вечеринку в «Трокадеро». Я слышал, форма одежды для мужчин — смокинг с галстуком, так что тебе лучше подыскать какое-нибудь вечернее платье.
На самом деле я помнила про «Трокадеро», но уж очень не хотелось идти. Я сделала вид, что забыла, чтобы подольше побыть вместе… вдвоем.
Я подошла к нему поближе и прошептала:
— А я-то думала, мы проведем чудесный вечер дома. — Я легонько поцеловала его в шею: знала, что он это любит. Джин был опытным, страстным любовником и обычно очень легко поддавался на мои уловки. Он обнял меня и крепко поцеловал в ответ. Я стала водить пальцами по его спине, выписывая замысловатые круги, пока он не застонал тихонько. Тогда я сказала:
— Значит, решено.
Высвободившись из объятий, я взяла его под руку и потянула в спальню. Джин отстранился.
— Нет, Хеди, давай все-таки пойдем. Мы ведь на этой неделе уже два раза дома ужинали.
— А не дома — целых пять. — В моем голосе проскользнуло раздражение. И как только ему не надоедают эти несносные вечеринки чуть ли не каждый вечер? Я так полюбила проводить свободное время дома с Джином, играть на пианино или возиться с идеями своих технических разработок — делать чертежи или макеты из глины и проволоки, — пока он читал или работал над сценариями. Разве не чудо — иметь мужа, с которым так радостно дома вдвоем, хоть у камина, хоть в постели? С Фрицем я была этого лишена.
— Брось, Хеди, ты же знаешь, какие в этой игре правила. Чтобы пробиться в кино — будь ты актриса, сценарист, продюсер, кто угодно, — нужно иметь вес. Чтобы иметь вес, нужны связи. А чтобы завязывать и поддерживать связи, хочешь не хочешь, нужно ходить на вечеринки.
Все эти разглагольствования о том, как поставлено дело в Голливуде, — как будто я сама этого не знала, — были лишь дымовой завесой, за которой скрывался настоящий повод для тревоги. Он работал сейчас как режиссер над новым фильмом с Лилиан Рассел, и у него возникли кое-какие трения с коллегами на студии 20th Century Fox. Похоже, он рассчитывал, что за светскими беседами сумеет сгладить все шероховатости. А еще — что мое появление в «Трокадеро» в полном блеске поставит точку в нерешенном споре с мистером Майером о деньгах за фильм, в котором я сейчас снималась — «Я беру эту женщину» со Спенсером Трейси. Я жестко отстаивала свою позицию по поводу процентов с прибыли, которые, по моему мнению, мне причитались. При всей своей искушенности, Джин иногда бывал поразительно наивен. Тут одним вечером в «Трокадеро» было никак не отделаться.
Я посмотрела в умоляющие глаза мужа и подумала — за кого же я вышла замуж? И кем он считает свою жену?
Глава тридцать третья
4 сентября 1939 года
Лос-Анджелес, Калифорния
Шли дожди, и сырость окутала город, словно одеяло, и на сердце от нее ложилась тяжесть. На потолке крутились вентиляторы, солнце уже скрылось за вечерней лиловой вуалью, и все равно одежда влажно липла к коже. Я с тоской вспоминала обледенелые венские леса, но понимала, что домой возврата нет. Пока нет — а может быть, и никогда не будет.
