— Еще не известно, смогу ли я подобрать такие же плитки, — жаловался мясник.
Потом, набравшись храбрости, он заявил:
— Пойду лично к полковнику!..
Когда случилось несчастье с дочерью, он промолчал, но теперь, когда повредили его изразцы, он взорвался… Мясник направился в госпиталь. Американский часовой, наблюдавший за происшествием, не решился преградить ему путь, он последовал за ним. Судя по настроению полковника, хороший же их ждет прием!..
Так оно и оказалось. Мясник почти немедленно выскочил как ошпаренный из ворот госпиталя, ясно, что его просто выставили за дверь.
— Ах так! — закричал он еще с противоположного тротуара. — Ах так!
И быстрыми шагами пересек улицу.
Что он хотел сказать своим «ах так!» и какие из этого последуют выводы, никто никогда, верно, так и не узнает. Вернувшись в свою разоренную лавку, где мясо пропитывалось запахом одеколона, мясник в нерешительности развел руками. Он чувствовал свое бессилие, но все же еще раз повторил угрозу:
— Ах так!
Он начал метаться по мясной, не зная, что такое ему совершить. Потом схватил кусок туши, весь в осколках, изрезался до крови и, откинув его от себя к ногам Полетты, в полном бешенстве крикнул:
— Ты у меня просила — так вот получай!
Полетте очень хотелось кинуть этот кусок мяса ему в физиономию, но она удержалась. Ей даже пришло в голову: «Сейчас, в своем неистовстве, этот скупердяй способен мне бросить и хороший кусок».
В ответ она только повела плечами, и мясник наконец нашел, на ком выместить свою злобу.
— Не хочешь? Ты чего вытаращила на меня глаза? Вы и такого-то не заслужили. Босяки! И вообще виноваты во всем вы! Да, да!.. Убирайся немедленно! Вон, я тебе говорю!
В первый момент Полетта застыла на месте. Мясник наступал на нее, размахивая кулаками, собираясь вытолкать ее силой.
Придя в себя, Полетта не спеша направилась к выходу. «Главное, думала она, не ускорять шага, не иметь вида спасающейся бегством. Дело не только во мне… Ведь все эти люди знают, что я коммунистка».
Пройдя несколько шагов по улице, Полетта обернулась. Толпа смотрела ей вслед. И вот ей пришло в голову поговорить со всеми этими буржуа. Легко догадаться, что она им сказала: американцы во Франции… словно мы их колония… с нами рабочие, народ, с нами все…
Охранники, конечно, бросились к Полетте.
Полетта убежала. Теперь она имела право убегать, больше того, она обязана была это сделать.
* * *
Рассказать Анри, что и она осталась без работы? Нет, лучше не надо. У него и без того достаточно забот. Она подождет хоть несколько дней. А потом все может измениться…
В коридоре Полетту встретила Фернанда.
— Ты знаешь, она пришла… Пришла к Франсине спросить, не нужно ли помочь, — сообщила Фернанда сияя.
Конечно она говорила о Мартине.
— И она даже пыталась убедить меня, будто Альфонс не понимал, что поступает неправильно. Я пропустила мимо ушей. Пусть мужчины сами разбираются. Во всяком случае, с Альфонсом, как сказал Папильон, не надо разговаривать.
— Она у Франсины?
— У нее. У Франсины, вот-вот начнутся роды… Ах да, чуть не забыла, к тебе приходили двое мужчин.
— Один, верно, Турнэ, а кто еще?
— Знаешь, тот старик, у которого свой домик.
— Чего он от меня хотел?
— Он пришел к Гиттону, ну, а так как, сама понимаешь, он его не застал, то спросил тебя. Хотел устроить собрание комитета защиты. Он слышал, что снесли барак Союза молодежи и испугался, не начало ли это вообще и не коснется ли это и его домика. Ведь домик-то на территории склада. Ну, я его успокоила. Сказала, что ему ничего не угрожает. Пока я говорила, Папильон все подмигивал мне, а потом мне от него влетело по первое число. Он сказал: чего это тебя дернуло успокаивать старика? Чем больше он будет волноваться, тем вернее будет с нами… Мне лично кажется, что Папильон неправ, как ты думаешь? Неприятностей и так достаточно, и не к чему еще преувеличивать. Права я?
— Конечно, права.
— Вот какие дела. А Турнэ…
И не договорив, Фернанда открыла дверь в квартиру Полетты. Дети бросились к матери, девочка подбежала первой.
— Мамочка!
Они потянули Полетту в кухню.
— Посмотри!
На столе стояла клетка с попугаем.
— Турнэ вернул твою птицу. Он не собирается вечно держать ее у себя, так он и сказал, и вообще ему всегда было неприятно, что он попросил ее у вас в залог, раз она доставляла столько радости детишкам… А клетку ты ему отдай, у вас ведь есть своя.
Возможно, Турнэ и хотел сообщить Полетте о попугае, когда он чуть не вернулся в Союз.
— Вот это здорово! А ты знаешь, он пожертвовал двадцать тысяч франков.
— Мне рассказали. Пожалуй, никогда еще столько народу не сочувствовало нам! Помнишь того крестьянина Гранжона, которого мы не дали выселить из дома? Так вот Жанна Гиттон ходила к нему вместе со стариком Ноэлем, к которому сбежал маленький Поль. Ведь с тех пор Ноэль готов все сделать, если его попросят Гиттоны. Они как будто породнились между собой. Так Гранжон тоже обещал кое-что дать в фонд помощи безработным. Матушки мои!.. Просто невероятно!..
Полетта рассмеялась, глядя на ужимки, которыми сопровождала свой рассказ Фернанда.
— Ну, а теперь я займусь обедом. Скоро должен прийти Анри.
— Сегодня, пожалуй, не до еды будет, — сказала Фернанда.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Руководить
Совершенно естественно, что такая демонстрация, как сегодняшняя, не может сразу же принять организованный характер. Неразбериха и замешательство вначале неизбежны.
Охранники, как и следовало ожидать, оцепили маленькую площадь биржи труда. Каждая из трех уличек, выходящих сюда, перерезана кордонами, а метрах в ста — ста пятидесяти перед кордонами орудуют летучие отряды. На их обязанности лежит разгонять людей, не давать им собраться вместе.
Тактика совершенно новая, непривычная. Обычно охранники образуют цепь и ждут пока демонстранты подойдут на близкое расстояние, тогда они переходят в наступление, пускают в ход слезоточивые газы, делают все, стараясь отрезать авангард от основной массы, пробивают себе путь прикладами, врезаются в колонну и тут же, чтобы избежать ответных ударов, пятясь, отступают… В таких случаях, весь вопрос в силе. Достаточно прорваться сквозь первую цепь — и дорога открыта. Или же, как бывало в других городах, вторая шеренга охранников ждет именно этого момента, чтобы открыть огонь по толпе. Но это ничего не меняет: демонстранты уже ринулись вперед, и каждому из них угрожает большая опасность, если он остановится или отступит, чем если он пробежит те три шага, которые нужны толпе, чтобы настигнуть стреляющих или только еще целящихся охранников и смять их. Но нельзя упускать из виду и фланги, так как охранники обязательно попытаются перегруппироваться, с тем чтобы обойти демонстрантов, выскочить из соседних уличек, вклиниться в толпу, расчленить ее и опять-таки отрезать авангард. Такая тактика охранников всем уже давно знакома.
Но сегодня охранники не хотят даже допустить, чтобы колонна сформировалась. Они решили подавить демонстрацию в зародыше. Охранники действуют так же, как те знаменитые боксеры-негры, которые предпочитают наносить удары противнику, когда тот еще только готовится к атаке.
Вначале, надо признать, охранники своего добились. Демонстрантам никак не удается сконцентрироваться, и они не могут выдержать натиска летучего отряда, отбить его и перейти в наступление. К тому же летучие отряды не заходят в гущу демонстрантов, а почувствовав малейшее сопротивление, тут же организованно отступают к своим. Вся сегодняшняя тактика охранников показывает, что они извлекли урок из предыдущих демонстраций. И пока что преимущество на их стороне.
Вновь прибывающие группками или в одиночку демонстранты попадают в эту неясную, неустойчивую обстановку. Им сразу становится не по себе: нет локтя товарища, нет привычного ощущения, что ты частица цельной, сплоченной массы, и ты чувствуешь себя уязвимым и слабым. Кажется, что враг нацелился именно на тебя. И в самом деле никогда не бывало столько арестов. Некоторые свои налеты на толпу охранники производят с единственной целью схватить как можно больше людей. Группы в десять-двадцать охранников набрасываются на одного человека. Обычно такие маневры им не удавались, но как могут сопротивляться безоружные демонстранты! Арестованных уволакивают к площади, а там, за шеренгой голубоватых касок, виднеются выстроенные в ряд фургоны. Как только будет очищена одна из уличек, часть этих грузовиков повезет арестованных в тюрьму. В остальных машинах, по-видимому, подкрепление. Рядом с фургонами стоят офицеры, вид у них еще самоуверенный, спокойный.
Итак, демонстрантам приходится переживать трудный момент. Толпа в несколько сотен человек мечется в замешательстве и в общем отступает. Спасаясь от охранников, она заполняет боковые переулки. Неплотное кольцо демонстрантов опоясало площадь. Настроение у людей невеселое. Они чувствуют себя глупо. Ими вертят, как хотят, а они ничем не могут ответить. В самом деле, как же подступиться к этой площади, с которой во все стороны высовываются, как щупальцы, отряды охранников. Откуда бы вы не пробовали прорваться, площадь не взять, она все равно выскользнет у вас из рук.
