— Гдѣ? — спросилъ Ляйтвудъ.
— Да здѣсь же. Письменно, на бумагѣ.
— Прежде всего разскажите намъ, въ чемъ дѣло.
— Дѣло это, — заговорилъ незнакомецъ, ступивъ шагь впередъ, понижая свой хриплый голосъ до шепота и прикрывая ротъ рукой. — дѣло это въ наградѣ отъ пяти до десяти тысячъ фунтовъ. Вотъ въ чемъ оно — это дѣло. Дѣло объ убійствѣ. Вотъ оно въ чемъ.
— Подойдите поближе къ столу да присядьте. Не желаете ли рюмочку вина?
— Пожалуй, — сказалъ незнакомецъ и прибавилъ. — Я васъ не обманываю, почтеннѣйшіе.
Ему налили вина. Твердо согнувъ руку въ локтѣ, онъ плеснулъ вино изъ рюмки себѣ въ ротъ, перецѣдилъ его къ правой щекѣ, какъ будто говоря ей: «Что ты на это скажешь?», перецѣдилъ его къ лѣвой щекѣ, какъ будто говоря и ей: «Ну, а ты какъ объ этомъ полагаешь?», потомъ спустилъ его въ желудокъ, какъ бы говоря и ему: «Ну что, каково?» и въ заключеніе почмокалъ губами, какъ будто всѣ трое отвѣтили ему: «Мы скажемъ: недурно!».
— Не хотите ли еще?
— Отчего же? Пожалуй… Я васъ не обманываю, почтеннѣйшіе. — И онъ продѣлалъ съ виномъ всѣ предыдущіе маневры.
— Ну-съ, а теперь приступимъ къ дѣлу, — сказалъ Ляйтвудъ, когда онъ кончилъ. — Какъ васъ зовутъ?
— Вотъ вы ужъ и заторопились, законникъ Ляйтвудъ, замѣтилъ незнакомецъ тономъ выговора. — Или вы сами не видите, что черезчуръ заторопились? Мнѣ хочется заработать десять тысячъ фунтовъ въ потѣ лица моего и, такъ какъ я бѣдный человѣкъ, то и не могу сказать своего имени, пока вы не приготовитесь записать его.
Сообразуясь съ понятіями этого человѣка о нерушимой силѣ пера, чернилъ и бумаги, Ляйтвудъ наклоненіемъ головы согласился на предложеніе Юджина принять отъ него эти магическіе матеріалы. Юджинъ положилъ ихъ на столъ и усѣлся тутъ же въ качествѣ писца.
— Ну, какъ же васъ зовутъ? — спросилъ незнакомца еще разъ Ляйтвудъ.
Но для пота лица этого честнаго человѣка нужна была еще одна предосторожность.
— Я желаю, законникъ Ляйтвудъ, чтобы вотъ этотъ другой почтеннѣйшій былъ свидѣтелемъ тому, что я буду говорить, — сказалъ онъ. — А потому не угодно ли будетъ сперва ему сказать мнѣ свое имя и свое мѣстожительство.
Юджинъ, не вынимая изо рта сигары и не откладывая пера, бросилъ ему свою карточку. Прочитавъ по складамъ, незнакомецъ свернулъ ее трубочкой и не спѣша завязалъ въ кончикъ своего шейнаго платка.
— Итакъ, мой другъ, — началъ Ляйтвудъ въ третій разъ, — если вы вполнѣ окончили ваши разнообразныя приготовленія и если вы вполнѣ удостовѣрились, что душа ваша можетъ быть покойна и что васъ больше не торопятъ, — скажите, какъ васъ зовутъ.
— Роджеръ Райдервудъ.
— Мѣстожительство?
— Лондонъ, Лощина Известковаго Амбара.
— Родъ жизни или занятій?
На этотъ вопросъ мистеръ Райдергудъ отвѣтилъ не такъ скоро, какъ на два предыдущіе. Онъ далъ роду своихъ занятій такое опредѣленіе:
— Водяной промыселъ.
— Нѣтъ ли какихъ-нибудь фактовъ противъ васъ? — спросилъ спокойно Юджинъ, продолжая писать.
Чуть-чуть смутившись, мистеръ Райдергулъ уклончиво и съ невиннѣйшимъ видомъ сказалъ, что ему послышалось, будто бы другой почтеннѣйшій спросилъ его о чемъ то.
— Не попадались ли въ бѣду? Не состояли ли подъ слѣдствіемъ, хочу я сказать? — спросилъ опять Юджинъ.
— Было разъ. — И мистеръ Райдергудъ добавилъ какъ бы мимоходомъ, что это «со всякимъ можетъ случиться».
— По какому подозрѣнію?
— По подозрѣнію насчетъ кармановъ одного матроса, — отвѣтилъ мистеръ Райдергудъ. — А я былъ самымъ лучшимъ другомъ этому самому матросу и для него же старался.
— Въ потѣ лица? — спросилъ Юджинъ.
— Да еще такъ, что потъ градомъ катился.
Юджинъ откинулся на спинку стула и, продолжая курить, смотрѣлъ безпечнымъ взоромъ на мистера Райдервуда, держа перо наготовѣ. Ляйтвудъ тоже курилъ, спокойно разглядывая этого чеговѣка.
— Теперь пишите дальше, — заговорилъ опять Райдергудъ, перевернувъ раза два свою полу разложившуюся шапку и пригладивъ ее рукавомъ противъ ворса. — Я даю показаніе, что Гармона убилъ никто иной какъ Гафферъ Гексамъ, тотъ самый, который нашелъ тѣло. Рука Джемса Гексама, что прозывается Гафферомъ, вотъ чья рука сдѣлала это дѣло. Его рука и ничья больше.
Два друга переглянулись съ такою серьезностью, какой въ нихъ до сихъ поръ еще не замѣчалось:
— Объясните же намъ, на какихъ основаніяхъ дѣлаете вы это обвиненіе.
— А на такихъ основаніяхъ, — началъ Райдергудъ, утирая лицо рукавомъ, — что я былъ товарищемъ І'афферу и много дней и ночей подозрѣвалъ его въ этомъ самомъ. Я знаю все его житье-бытье, — вотъ на какихъ основаніяхъ. Дочь его, можетъ бытъ, разскажетъ вамъ другую исторію. Но ужъ вы сами поймете цѣну ея словъ: она будетъ вамъ лгать и божиться всѣмъ на свѣтѣ, чтобы спасти отца. Всѣ на пристаняхъ и на набережныхъ хорошо понимаютъ, что онъ это сдѣлалъ и никто другой: вотъ вамъ, значитъ, и еще основанія. Онъ отсталъ отъ товарищей потому, что сдѣлалъ это дѣло, — вотъ вамъ еще основанія. Я готовъ дать присягу, что онъ это сдѣлалъ, — какихъ же вамъ еще основаній? Можете взять меня куда угодно и привести тамъ къ присягѣ. Я ничего не испугаюсь. Я на все пойду. Куда угодно.
— Все это ничего не значить, — сказалъ Ляйтвудъ.
— Ничего не значить? — повторилъ съ негодованіемъ Райдергудъ.
— Рѣшительно ничего. Все это значить только, что вы подозрѣваете человѣка въ преступленіи. Вы можете подозрѣвать его по какой-нибудь причинѣ, а можетъ быть просто, безъ всякой причины. Человѣка нельзя обвинить по одному только вашему подозрѣнію.
— Развѣ и не сказалъ вамъ тутъ при другомъ почтеннѣйшемъ, — развѣ, какъ только я разинулъ ротъ, я не сказалъ навѣки нерушимо (онъ, очевидно, думалъ, что такія слова близко напоминаютъ присягу): я готовъ присягнуть, что онъ это сдѣлалъ. И развѣ не сказалъ я вамъ: ведите меня куда угодно и приводите къ присягѣ. Что же, вы скажете, не правду говорю?
— Не въ томъ дѣло. Вы вѣдь готовы дать присягу только съ своемъ подозрѣніи, а я вамъ говорю, что присягнуть въ подозрѣніи недостаточно для обвиненія человѣка.
— Недостаточно? Нѣтъ, законникъ Ляйгвудъ? — спросилъ Райдергудъ осторожно.
— Положительно нѣтъ.
— А развѣ я сказалъ, что достаточно? Беру въ свидѣтели другого почтеннѣйшаго. Будьте справедливы: развѣ я это сказалъ?
— Онъ дѣйствительно не говорилъ, что ничего не имѣетъ сказать болѣе, что бы онъ тамъ подъ этимъ ни разумѣлъ, — замѣтилъ Юджинъ тихимъ голосомъ, не глядя на него.
— Ага! — вскрикнулъ Райдергудъ съ торжествомъ, видя, что это замѣчаніе было въ его пользу, хоть онъ и не понялъ его точнаго смысла. — Вотъ, слава Богу, у меня есть свидѣтель.
— Ну хорошо, такъ продолжайте, — сказалъ Ляйтвудъ. — Говорите все, что хотѣли сказать. Только безъ заднихъ мыслей.
— Такъ извольте же писать! — закричалъ Райдергудъ почти въ изступленіи. — Клянусь Георгіемъ, я теперь все скажу! Только вы ужъ, пожалуйста, не мѣшайте честному человѣку заработать хлѣбъ въ потѣ лица своего… Онъ самъ мнѣ говорилъ, что сдѣлалъ это дѣло. Довольно вамъ?
— Будьте осторожны въ вашихъ словахъ, пріятель, — сказалъ Ляйтвудъ.
— А вы, законникъ Ляйтвудъ, слушайте повнимательнѣе, что я сейчасъ скажу. Вы будете отвѣчать, если не выслушаете меня. — И послѣ этого, раздѣльно и твердо ударяя открытой кистью правой руки по ладони лѣвой, онъ продолжалъ: — Я, Роджеръ Райдергудъ, изъ Лошины Известняковаго Амбара, водяной промыселъ, говорю вамъ, законнику Ляйтвуду, что человѣкъ Джессъ Гексамъ, по прозвищу Гафферъ, самъ сказывалъ мнѣ, что онъ сдѣлалъ это дѣло. Скажу больше: онъ собственнымъ своимъ языкомъ сказывалъ мнѣ, что сдѣлалъ это дѣло. Скажу еще больше: онъ заподлинно сказывалъ мнѣ, что сдѣлалъ это дѣло. И я покажу это подъ присягой.
— Гдѣ онъ вамъ это говорилъ?
— У крыльца Шести Веселыхъ Товарищей, — отвѣчалъ Райдервудъ, продолжая стучать рукой по рукѣ и пристально смотря то на одного, то на другого изъ своихъ слушателей, — около четверти перваго по полуночи (впрочемъ, я по совѣсти не буду стоять подъ присягой за какія-нибудь пять минутъ), — въ ту самую ночь, какъ онъ вытащилъ трупъ изъ воды. Шесть Веселыхъ Товарищей и сейчасъ стоятъ на своемъ мѣстѣ. Шесть Веселыхъ Товарищей не сбѣжали и не сбѣгутъ. Если окажется, что въ ту ночь, въ двѣнадцать часовъ, его не было въ Шести Веселыхъ Товарищахъ, — назовите меня лгуномъ.
— Что же онъ вамъ говорилъ?
— Сейчасъ разскажу… Записывайте, другой почтеннѣйшій, я только объ этомъ васъ прошу. Онъ вышелъ первый. Я вышелъ вскорѣ послѣ него, — можетъ быть, черезъ минуту, можетъ быть, черезъ полъ-минуты, можетъ быть, и черезъ четверть часа. Въ этомъ я присягнуть не могу, а потому и не присягну. Мы знаемъ, что значить Альфредъ-Давидъ.
— Продолжайте, продолжайте.
