– Теперь, леди Корвен, я должен задать вам ещё один вопрос, но прежде чем вы на него ответите, прошу вас принять во внимание, что от вашего ответа будет зависеть многое. Почему вы ушли от мужа?
Динни увидела, что сестра слегка откинула голову назад:
– Я ушла потому, что остаться с ним значило потерять уважение к себе.
– Понятно. Но не уточните ли вы, почему именно? Вы ведь не совершали поступков, которых могли бы стыдиться?
– Нет.
– Ваш муж признал за собою один проступок и сказал, что извинился за него.
– Да, так и было.
– В чём же он состоял?
– Простите, я органически не в состоянии говорить о своей брачной жизни.
Динни услышала, как отец буркнул: "Ей-богу, она права!" Затем она увидела, как судья вытянул шею, повернул лицо к ложе и задвигал губами.
– Вы сказали, что оставаться с мужем значило для вас потерять уважение к себе. Правильно я вас понял?
– Да, милорд.
– Вы считали, что, уйдя от него, вы сохраните уважение к себе?
– Да, милорд.
Судья слегка приподнялся всем телом, и, поводя головой из стороны в сторону, словно для того, чтобы не адресоваться ни к какому определённому лицу, произнёс:
– По-моему, всё ясно, мистер Инстон. Углубляться в этот вопрос бесполезно. Ответчица, видимо, твёрдо решила обойти его молчанием.
Его полузакрытые глаза по-прежнему словно присматривались к чемуто невидимому.
– Как угодно вашей милости. Ещё раз спрашиваю вас, леди Корвен: обвинение в прелюбодеянии, якобы совершенном вами с мистером Крумом, не соответствует истине?
– Ни в коей мере.
– Благодарю вас.
Динни перевела дух, воспользовавшись паузой, а затем медлительностью, с которой выговорил первые фразы неторопливый низкий голос справа от неё.
– А не кажется ли вам, что, когда молодая женщина приглашает молодого человека к себе в каюту, сидит с ним наедине у себя на квартире до половины двенадцатого, остаётся с ним на ночь в машине и в отсутствие мужа постоянно проводит с ним время, она тем самым совершает прелюбодеяние?
– Само по себе это ещё не прелюбодеяние.
– Очень хорошо. Вы сказали, что никогда не видали соответчика до знакомства с ним на пароходе. Как вы объясните то обстоятельство, что на второй день плавания вы уже были с ним неразлучны?
– Сначала мы вовсе не были неразлучны.
– Вот как? Но ведь вы всегда проводили время вместе.
– Часто, но не всегда.
– Часто, хоть не всегда, – и это со второго дня?
– Да, пароход есть пароход.
– Совершенно верно, леди Корвен. И вы никогда с ним раньше не встречались?
– Насколько помню – нет.
– Разве Цейлон так уж велик с точки зрения человека, жаждущего общества?
– Нет, не велик.
– На всех развлечениях – состязаниях в поло, крикетных матчах и так далее – там, наверно, всегда присутствуют одни и те же люди?
– Да.
– И вы никогда не встречались с мистером Крумом? Несколько странно, правда?
– Нисколько. Мистер Крум жил на плантации.
– Но он как будто играет в поло?
– Да.
– А вы любите лошадей и вообще интересуетесь конным спортом?
– Да.
– И вы никогда не встречались с мистером Крумом?
– Я уже сказала, что нет. Спрашивайте об этом хоть до утра, – ответ будет тот же.
Динни затаила дыхание. Перед ней, как моментальный снимок, возник образ из прошлого: Клер девочкой отвечает на вопрос об Оливере Кромвеле.
Неторопливый низкий голос продолжал:
– Вы не пропускали ни одного состязания в поло, не правда ли?
– Когда могла, не пропускала.
– А не случалось ли вам однажды принимать у себя игроков в поло?
Динни увидела, как сдвинулись брови Клер.
– Да, принимала.
– Когда это было?
– По-моему, в июне прошлого года.
– Мистер Крум тоже участвовал в состязании, не так ли?
– Даже если это так, я его не заметила.
– Принимали у себя дома и не заметили?
– Да, не заметила.
– Очевидно, так принято у дам, живущих в Канди открытым домом?
– Я помню, что было очень много народу.
– Вот программа этих состязаний, леди Корвен. Взгляните, – быть может, она освежит ваши воспоминания.
– Я прекрасно помню эти состязания.
– Но не запомнили мистера Крума – ни на поле, ни у себя дома?
– Нет, не запомнила. Я болела за местную кандийскую команду, а потом ко мне явилось слишком много народу. Если бы я его помнила, я сразу же сказала бы об этом.
Пауза, наступившая перед новым вопросом, показалась Динни бесконечной.
– Я продолжаю настаивать на том, что вы уже были знакомы, когда встретились на пароходе.
– Настаивайте на чём угодно, но мы были незнакомы.
– Предположим.
Динни уловила шёпот отца: "Чтоб ему пусто…" – и коснулась его локтя своим.
– Вы слышали показания стюардессы? Это был единственный случай посещения соответчиком вашей каюты?
– Единственный, когда он пробыл в ней больше минуты.
– Ага, значит, он заходил ещё?
– Раз или два, чтобы взять или вернуть книгу.
– А в данном случае он зашёл и просидел у вас… Сколько именно? Полчаса?
– Минут двадцать.
– Двадцать минут… Чем же вы занимались?
– Я показывала ему фотографии.
– Вот как! А почему же не на палубе?
– Не знаю.
– Вам не приходило в голову, что это нескромно?
– Я об этом просто не думала. У меня была с собой куча фотографий любительские снимки и карточки моих родных.
– Но ни одной, которой вы не могли бы показать ему в салоне или на палубе?
– По-моему, нет.
– Вы, видимо, полагали, что его визит останется незамеченным?
– Я уже сказала, что не думала об этом.
– Кто из вас предложил зайти к вам в каюту?
– Я.
– Вы знали, что находитесь в двусмысленном положении?
– Да, но это знала только я, а не посторонние.
– Вы же могли показать ему эти фотографии где угодно. Не находите ли вы, оглядываясь теперь назад, что совершили несколько необычный и весьма компрометирующий вас шаг, причём без всякой к тому необходимости?
– Показать их, не вынося из каюты, было проще всего. К тому же это были мои личные фотографии.
– И вы утверждаете, леди Корвен, что за эти двадцать минут между вами ничего не произошло?
– Расставаясь, он поцеловал мне руку.
– Это тоже важно, но это не ответ на мой вопрос.
– Не произошло ничего, о чём вы хотели бы услышать.
– Как вы были одеты?
– К сожалению, должна уведомить вас, что я была совершенно одета.
– Милорд, я вынужден просить, чтобы меня оградили от таких саркастических выпадов.
Динни восхитило спокойствие, с которым судья бросил:
– Отвечайте, пожалуйста, только по существу вопроса.
– Хорошо, милорд.
Клер вышла из тени, отбрасываемой балдахином, и, встав у самой решётки, взялась за неё руками; на щеках её выступили красные пятна.
– Я предполагаю, что вы стали любовниками ещё до конца плавания.
– Нет, не стали – ни тогда, ни потом.
– Когда вы снова увиделись с соответчиком после высадки?
– Примерно неделю спустя.
– Где?
– Около поместья моих родителей в Кондафорде.
– При каких обстоятельствах?
– Я ехала в автомобиле.
– Одна?
– Да. Я возвращалась домой к чаю после предвыборной агитационной поездки.
– А соответчик?
– Он тоже ехал в автомобиле.
– То есть сразу вскочил в него?
– Милорд, прошу оградить меня от саркастических выпадов.
Динни услышала смешки в зале; затем голос судьи, опять, казалось, ни к кому не обращённый, произнёс:
– Как аукнется, так откликнется, мистер Броу.
Смешки усилились. Динни не удержалась и украдкой глянула на Броу. Приятное лицо адвоката стало неповторимо бордового цвета. Рядом с девушкой "очень молодой" Роджер всем своим видом выражал удовольствие и некоторую озабоченность.
– Каким образом соответчик оказался на просёлочной дороге в пятидесяти милях от Лондона?
– Он приехал повидать меня.
– Вы это признаете?
– Он сам так сказал.
– Не можете ли вы точно повторить слова, которые он при этом употребил?
– Не могу, но помню, что он спросил, нельзя ли ему поцеловать меня.
– И вы ему разрешили?
– Да. Я высунулась из автомобиля, он поцеловал меня в щёку, сел в свою машину и уехал.
– И тем не менее вы утверждаете, что не полюбили друг друга ещё на пароходе?
– В вашем смысле слова – нет. Но я не отрицаю, что он меня, любит. По крайней мере он мне так говорил.
– А вы утверждаете, что не любите его?
– Боюсь, что не люблю.
– Но поцеловать себя вы всё-таки позволили?
– Мне стало его жаль.
– Как вы находите, такое поведение подобает замужней женщине?
– Вероятно, нет. Но я не считаю себя замужней, с тех пор как порвала с мужем.
– О!
Динни показалось, что это "О!" выдохнул весь зал. "Очень молодой" Роджер вытащил руки из кармана, посмотрел на предмет, извлечённый им оттуда, и сунул его обратно. Доброе широкое лицо присяжной, похожей на экономку, огорчённо нахмурилось.
