когда тот устроил состязание в игре в кольца, она все еще не хотела показываться при дворе, где не могла бы появиться в том виде, какой приличествовал особе ее звания, и поэтому пребывала в прекрасном доме, только и оставшемся у ее брата от всех его владений, уже проданных им. Она инкогнито присутствовала на состязании и, увидав, что ее брат столь внезапно оставил игру и уехал из Неаполя, последовала за ним и нашла его в самом жалобном состоянии. Он сломал свои копья, рвал на себе перья и волосы, разодрал одежду, исцарапал лицо и, короче говоря, впал в такое неистовство, что любящая сестра могла бы отчаяться в исцелении брата, если бы ей не было хорошо известно, что один взгляд равнодушной и даже жестокой Матильды заставлял Ипполито забывать все ее дурное обхождение. Поэтому сестра постаралась только его утешить: дала излиться пылу, не пытаясь побороть его; ругала Матильду, когда он стал негодовать на нее, и наговорила ему о ней все лучшее, что только могла придумать, когда убедилась, после всех исступленных порывов брата, что он влюблен больше, чем когда бы то ни было.
Докучливый Просперо не являл подобной снисходительности Матильде; он все еще не мог успокоиться насчет своего падения и все еще укорял ее, хотя она была в этом неповинна. После того как она побывала у судей и поблагодарила их, она отправилась к королю, дабы поблагодарить его тоже, хотя он и поступил ей во вред, — но при дворе говорить, как подсказывают чувства, и принимать отказы иначе, чем с изъявлениями признательности, значит быть неосмотрительным; итак, в тот день, когда она ожидала в приемной зале выхода короля, она увидала вошедшего туда Просперо.
Со времени своего падения он посетил ее только один раз из желания разбранить ее за то, что она позволила Ипполито состязаться в игре в кольца перед ее окнами. Он упрекнул ее в том, что она без памяти влюблена в его соперника, так как иначе не явила бы ему подобной любезности. Укоры Просперо были как нельзя более несправедливы. Матильда не могла воспрепятствовать публичному увеселению, даже если бы оно не было устроено из любви к ней, поскольку ее дворец занимал целиком одну из сторон городской площади, а если бы она могла это сделать, то не должна была так поступать, дабы не прослыть неучтивой и мало признательной. Один только Просперо, неверно рассуждая, находил, что она жестоко его оскорбила. Он до такой степени рассердился, что не навещал ее больше, точно окончательно порвал с нею. Бедную принцессу это приводило в отчаяние, и едва она увидала покорителя сердец, который намеревался войти в комнату короля, как она подошла и преградила ему путь; Просперо хотел, не останавливаясь, обойти ее, она взяла его за руку и, смотря на него взглядом, способным пленить кого угодно, кроме этого сурового повелителя, спросила, что она ему сделала, что он ее так избегает.
— Чего вы мне только не сделали, — грубо ответствовал ей этот князь, — и что вы сможете когда-либо сделать, дабы вернуть себе добрую славу, которую вы погубили, допуская любезности Ипполито?
— Я не могу ни воспрепятствовать им, ни помешать ему любить меня, — отвечала Матильда, — но я могу не поощрять ни его любви, ни его изъявлений учтивости, к которым любовь его побуждает; и мне кажется, — продолжала она, — я достаточно открыто выразила ему, насколько они мне не нравятся, уйдя с балкона, прежде чем кончилась игра в кольца.
— Не следовало выходить туда — возразил ей Просперо, — но вы ушли оттуда только потому, что поняли по лицам всех, что они находят странным ваше появление. Любовь Ипполито уже лишила вас разума, и его любезности уже перевесили те услуги, которые я в состоянии вам оказать.
Матильда удивленно вскрикнула и хотела ему ответить, но он не дал ей времени, и к тому же написанный на его лице гнев внушил принцессе страх, убивший в ней всю ее решимость.
— Когда вы не были больше повелительницей Тарента, — сказал он ей, — и король желал заключить вас под стражу, я хотел посмотреть, как далеко способны зайти ваша трусость и ваше неблагоразумие и может ли несчастье заставить вас совершить тяжкий проступок. Поэтому я не вмешивался непрошенный в ваши дела, подобно вашему любезнику, и даже притворился, будто я не являюсь больше вашим сторонником. Ипполито тем временем наделал много шума, но мало помог вам, и ваши дела были долгое время в безнадежном положении. Вы проявили тогда некоторую предупредительность, дабы я вернулся к вам, но вы не сделали того, что следовало, так как по-прежнему удерживали подле себя вашего Ипполито. Ваша политика имела свои основания. Вы извлекли все, что могли, из своего недостойного поклонника, будучи уверенной в том, что, когда вы от него отделаетесь как от человека бесполезного, я буду весьма счастлив занять его место, и вы рассчитывали, что если даже в итоге тяжбы вы лишитесь Тарента, ваша красота сделает вас, когда вы того пожелаете, принцессой Салернской. Но как только благоприятное решение суда воскресило ваши надежды, вы решили применить вашу политику к делам любви. Вы подумали, что разорившийся молодой дворянин будет для вас более удобен, чем я; выйдя замуж за принца Салернского, вы приобрели бы себе господина, облеченного властью согласно обычаю и законам, а выйдя замуж за Ипполито — раба, думающего только о том, как бы угодить вам. Неблагоразумная принцесса, — продолжал он, — разве ваш Ипполито осмелился бы, при его бедности, любить богатую принцессу, если бы она не подавала ему надежду быть ею любимым? И разве, движимый одной только надеждой, он совершил бы затраты, столь непомерные, что он от них разорился, и столь безрассудные, что он единым подарком обогатил того, кто сообщил ему по вашему поручению о выигрыше тяжбы? И после всех этих имеющихся у меня доказательств вашей неверности и вашего неблагоразумия вы настолько тщеславны, что воображаете, будто я тем не менее не перестану любить вас! Будьте счастливы, если можете, с вашим Ипполито и не воображайте больше, что я хочу быть несчастлив с Матильдой!
С этими словами он хотел отойти от нее, но принцесса снова его остановила и впервые нашла в себе силы возразить ему.
— Неблагодарный князь, — промолвила она, — я как нельзя более доказываю тебе мою неизменную любовь тем, что не питаю к тебе ненависти после тех обидных вещей,
