поверхность. Если мне удастся вытащить отсюда всё это богатство, говорил я про себя, то в целом свете нельзя будет сыскать трактирщика жирнее меня. Построю себе дома, буду жить на ренту, куплю себе толедскую виллу с садом; моя жена будет называться «дон» [215], а я — «сеньор»; выдам дочь замуж за самого богатого пирожника в округе. Все придут меня поздравлять, а я скажу, что славно потрудился, добывая богатство не из недр земных, а из глубин морских, не вымокший от пота, но просоленный, как вяленая треска. В жизни не был я столь счастлив, если не считать одного обстоятельства: стоило мне открыть рот, как я оказался бы погребенным со своими сокровищами до второго пришествия.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О ТОМ, КАК ЛАСАРО ВЫБРАЛСЯ ИЗ МОРЯ
Оказавшись в шаге от гибели, я трепетал; будучи в шаге от богатства — радовался. Смерть меня пугала, но клад веселил мой взор и побуждал меня бежать смерти и наслаждаться сокровищем. Я снял с себя обноски, оставленные мне в благодарность за службу моим хозяином, оруженосцем. Привязав канат к ноге, я начал плыть, пусть и не очень умело; в час опасности у меня словно крылья выросли на ногах, а руки превратились в весла. Рыбы, проплывавшие мимо, бросились меня кусать, подталкивая меня и служа мне опорой. Они кусались, я брыкался, и так мы приблизились к поверхности воды, где случилось то, что обрушило на меня несчастья. Я вместе с рыбами попался в расставленные рыбаками сети; почуяв улов, они дернули их с такой силой, что в меня начала проникать вода, причем стремительно. Не в силах сопротивляться, я начал тонуть; так бы и случилось, когда бы рыбаки, в обычной для них спешке, не вытянули улов в суденышки. На скверный запах я плевать хотел, мне случалось пить и похуже: вспомнилась мне моча господина архипресвитера, которую как-то раз жена заставила меня выпить под видом вина из Оканьи [216].
Когда рыбы оказались в лодке, а я среди них, рыбаки начали тянуть за веревку, по которой, как говорится, до клубка дойти можно. Увидев, что к ней привязан я, они в изумлении заголосили: «Что за рыба в человеческом облике? Дьявол это или призрак? Потянем-ка за этот канат да посмотрим, что у него к ноге привязано». Тянули они с такой силой, что лодка начала крениться; поняв, что это небезопасно, они перерубили веревку, а вместе с нею — и все надежды Ласаро выбиться из грязи в князи. Рыбаки положили меня на живот, чтобы вышла вода, а заодно и выпитое мной вино. Увидев, что я не умер (что было бы для меня никак не хуже), они дали мне немного вина, и от него я снова стал полон сил, словно светильник, в который плеснули масла. Задали мне тысячу вопросов; я ни на один не ответил, пока меня не покормили. Собравшись с духом, я сперва спросил, куда девалась веревка, которую я примотал к ноге. Мне ответили, что ее перерубили, чтобы уйти от опасности. Вот тут и погибла Троя, а с нею — взлелеянные Ласаро мечты, тут и начались его беды, невзгоды и мучения. Нет на свете большего горя, чем стать богачом и оказаться на седьмом небе, а потом очутиться в нищете и в лапах неслухов. На воде возвел я свои фантазии, и вода же их потопила. Я рассказал рыбакам, чего я заодно с ними лишился из-за рассечения пут. Они испытали на себе столь великий гнев, что один из них чуть не наложил на себя руки.
Самый умный из рыбаков сказал, что недурно было бы вернуть меня в море и посторожить, пока я не выберусь. Остальные поддержали его слова; и, невзирая на неудобства, которые я им доставил, стояли на своем, уверяя меня: коли я знаю дорогу, то доберусь с легкостью (как будто я собирался за пирожками или в кабак). Алчность так застила им глаза, что меня уже хотели бросить в воду, но тут (на счастье мне, на беду ли) появилось там, где мы стояли, судно, пришедшее помочь им перевозить улов. Они замолчали, чтобы другие не узнали об открытом ими кладе; но нелегко им было оставить злой умысел. Корабли пристали к берегу; меня бросили к рыбам, чтобы спрятать, а потом вернуться и при возможности снова начать поиски. Двое схватили меня и поволокли в хибару, стоявшую рядом. Один из них, не причастный тайне, спросил, кого это они притащили; ему ответили — морское чудовище, выловленное с тунцами. Оказавшись в этом свинарнике, я попросил у них какого-нибудь тряпья, чтобы можно было прикрыть наготу и показаться на людях. Мне ответили: «Это потом, сначала хозяйке по счетам заплатим» [217]. Из этого тайного наречия я ничего не понял.
Молва о чудовище разнеслась по всей округе. В лачугу валом валил народ, чтобы поглазеть на меня, а рыбаки не хотели меня показывать, уверяя, что ждут разрешения от господина епископа и инквизиторов, а до тех пор не положено. Я же пребывал в изумлении, не зная ни что говорить, ни что делать, ибо не догадывался об их намерениях. Случилось со мною то же, что и с рогоносцем, который о своих рогах узнаёт последним. А эти черти замыслили такое, до чего сам сатана бы не додумался, и заслуживает это особой главы и особого внимания.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О ТОМ, КАК ЛАСАРО ВОЗИЛИ ПО ИСПАНИИ
От поблажки и воры плодятся; рыбаки, видя, какой выгодный им выпал случай, тут же ухватили его за чуб [218], а потом уже и за всё тело. Видя, сколько народу ходит посмотреть на новую рыбку, решили они возместить себе убытки, понесенные от перерезанного каната на моей ноге, и послали к господам инквизиторам просить о соизволении показывать по всей Испании рыбу с человеческим лицом. Они легко добились желаемого с помощью гостинца из лучшей пойманной ими рыбы, поднесенного их святейшествам. Когда бедный Ласаро благодарил Господа за то, что Он спас его из чрева китова [219] (а это было столь же великим чудом, сколь малыми были моя сноровка и смекалка, ибо плаваю я как топор), схватили меня четверо рыбаков, более похожих на заплечных дел мастеров, распявших Христа, чем на людей. Они связали мне руки и нацепили мне бороду и ржавый шлем,
