а сам шамкает, как старая карга. Я вижу, он все никак не остановится, знай твердит себе: «Умница, Стабб, умница, Стабб», — тогда я подумал, что смело можно снова приниматься за пирамиду. Но только я поднял ноги, он как заорет: «Перестань сейчас же!» — «Эй, — говорю я, — чего тебе еще надо, старина?» — «Послушай, — говорит он. — Давай-ка обсудим с тобой это дело. Капитан Ахав дал тебе пинка?» — «Вот именно, отвечаю, в это самое место». — «Отлично, — продолжает он. — А чем? Костяной ногой?» — «Да». — «В таком случае, — говорит он, — чем же ты недоволен, умница Стабб? Ведь он тебя пнул из лучших побуждений. Он же не какой-то там сосновой ногой тебя ударил, верно? Тебе дал пинка великий человек, Стабб, и при этом — благородной, прекрасной китовой костью. Да ведь это честь для тебя. Так и относись к этому. Послушай, умница Стабб. В старой Англии величайшие лорды почитают для себя большой честью, если королева ударит их и произведет в кавалеры ордена Подвязки
(131); а ты, Стабб, можешь гордиться тем, что тебя ударил старый Ахав и произвел тебя в умные люди. Запомни, что я тебе говорю: пусть он награждает тебя пинками, считай его пинки за честь и никогда не пытайся нанести ему ответный удар, ибо тебе это не под силу, умница Стабб. Видишь эту пирамиду?» И тут он вдруг стал каким-то непонятным образом уплывать от меня по воздуху. Я захрапел, перевалился на другой бок и проснулся у себя на койке! Ну, так что же ты думаешь об этом сне, Фласк?
— Не знаю. Только, на мой взгляд, глупый этот сон.
— Может статься, что и глупый. Да вот меня он сделал умным человеком, Фласк. Видишь, вон там стоит Ахав и глядит куда-то в сторону, за корму? Так вот, лучшее, что мы можем сделать, это оставить старика в покое, никогда не возражать ему, что бы он ни говорил. Постой-ка, что это он там кричит? Слушай!
— Эй, на мачтах! Хорошенько глядите, все вы! В этих водах должны быть киты! Если увидите белого кита, кричите сколько хватит глотки!
— Ну, что ты на это скажешь, Фласк? Разве нет тут малой толики непонятного, а? Белый кит — слыхал? Говорю тебе, в воздухе пахнет чем-то странным. Нужно быть начеку, Фласк. У Ахава что-то опасное на уме. Но я молчу; он идет сюда.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Глава XXXII
Цетология
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мы уже смело бороздим морскую пучину; пройдет немного времени, и мы затеряемся в безбрежной необъятности открытого океана. Но прежде чем это произойдет, прежде чем закачается увитый водорослями корпус «Пекода» подле облепленной ракушками туши левиафана, еще в самом начале следует уделить пристальное внимание одному общему вопросу, выяснение которого совершенно необходимо для глубокого и всестороннего понимания тех частных открытий, сопоставлений и ссылок, какие нам еще предстоят.
Я имею в виду подробную систематизацию всех родов китообразных, которую мне бы очень хотелось здесь привести. Но это — задача нелегкая. Она равносильна попытке классифицировать составляющие мирового хаоса. Вот что говорят по атому поводу величайшие новейшие авторитеты.
«Ни одна отрасль зоологии не является столь запутанной, как та, что именуется цетологией», — пишет капитан Скорсби, 1820 г.
«В мои намерения не входит — даже если б это было мне под силу — исследование истинных способов деления китообразных на классы и семейства. У специалистов по этому вопросу нет ни малейшего взаимопонимания», — утверждает судовой врач Бийл, 1839 г.
«Невозможность проводить исследования на больших глубинах». «Непроницаемые покровы тайны, препятствующие нашему изучению китообразных». «Поле, усеянное шипами». «Все эти неполные данные способны только терзать душу натуралиста». Так отзываются о ките великий Кювье, Джон Хантер и Лессон, эти светила зоологии и анатомии. Но хотя истинное знание ничтожно, количество книг велико. Так во всем, так и в цетологии, или науке о китах. Много было людей: великих и малых, древних и современных, моряков и не моряков, которые подробно ли, мельком ли, но писали о китах. Пробегите глазами лишь некоторые имена:
авторы Библии; Аристотель; Плиний; Альдрованди; сэр Томас Браун; Джеснер; Рэй; Линней; Ронделециус; Уиллоуби; Грин; Артеди; Сиббальд; Бриссон; Мартен; Ласепед; Боннетерр; Демаре; барон Кювье; Фредерик Кювье; Джон Хантер; Оуэн; Скорсби; Бийл; Беннет; Дж. Росс Браун; автор «Мириам Коффин»; Олмстед и преподобный Т. Чивер. Но к чему сводятся общие результаты всех этих трудов, мы видели по вышеприведенным отрывкам.
Из всех перечисленных здесь авторов лишь те, что следуют после Оуэна, видели живых китов своими глазами; и только один из них был настоящим китоловом и гарпунером-профессионалом. Я имею в виду капитана Скорсби. По частным вопросам, связанным с гренландским, или настоящим, китом, он является самым крупным существующим авторитетом. Но Скорсби ничего не знал и ничего не писал о великом спермацетовом ките, в сравнении с которым гренландский кит просто недостоин упоминания. Да будет здесь сказано, что гренландский кит — это узурпатор на троне морей. Он даже не самый крупный из китов. Однако в силу старинного первенства в притязаниях, а также из-за отсутствия каких-либо достоверных сведений о спермацетовом ките — кашалоте, бывшем еще семьдесят лет тому назад существом едва ли не мифическим, из-за этого полного неведения, каковое и по сей день еще царит во всем мире, за исключением кельи иного ученого и отдельных промысловых портов, — по названным причинам узурпация эта была во всех отношениях полной. Достаточно просмотреть те места у великих поэтов прошлого, где упоминаются левиафаны, и станет ясно, что для них, не имея соперников, царил в океане один гренландский кит. Но вот, наконец, настало время объявить новость. Мы — на Чэринг-кроссе (132): слушайте, слушайте, люди добрые, гренландский кит свергнут, ныне царствует кашалот!
Существуют только две книги, где делаются попытки изобразить живого кашалота, и притом попытки, хотя бы в малейшей степени успешные. Это книги Бийла и Беннета, которые оба в свое время плавали судовыми врачами на английских китобойцах по Южным морям и оба являются людьми положительными и добросовестными. Вполне естественно, что труды их содержат не так уж много оригинальных данных о спермацетовом ките, однако тот материал, что там есть, превосходен, хотя и сводится по преимуществу только к научному описанию. Тем не менее еще и до сей день кашалот ни в научной, ни в художественной литературе не получил всестороннего освещения. Биография его в значительно большей мере, чем у других китов, все еще остается ненаписанной.
