— Разумеется, сэр, — понимающе пропел Риджуэй и выскользнул из комнаты.
Билл лежал на спине и смотрел в потолок. Голова все пухла и пухла. Зря он не сказал Риджуэю выйти и попросить птиц в Центральном парке через дорогу, чтоб немного помолчали. Ишь, разорались. Горластые, невыносимо жизнерадостные воробьи — приличный городской совет давно бы лишил их вида на жительство. Но теперь что-нибудь делать с ними было невмоготу. Все было невмоготу, кроме как лежать неподвижно и пялиться в потолок.
Билл впал в задумчивость, и почти сразу в ухе раздался голос — противный, скрипучий, не то что у Риджуэя. Билл сразу понял, что говорит Совесть. То была не первая их беседа.
— Ну? — спросила Совесть.
— Ну? — дерзко отозвался Билл.
— Припозднился вчера, а?
— Немножко.
— А по-моему, множко.
— Джадсон Кокер собирал друзей, — сказал Билл. — Я обещал прийти, и пришел. Слово надо держать.
— Скотам не надо уподобляться, вот что, — холодно отвечала Совесть. — Я все чаще думаю, что ты — молодой повеса.
Билл обиделся, но в теперешнем своем состоянии не нашелся, что возразить. В такие вот утра люди испытуют свои сердца и круто меняют жизнь.
— Мне казалось, в тебе больше самоуважения и элементарной порядочности, — продолжала Совесть. — Ты ведь любишь Алису Кокер? Хорошо. Любовь к такой девушке обязывает. Ты должен смотреть на себя почти как на жреца. А ты? Как ты себя соблюдаешь? Да ни на столечко! Обнаглел вконец, иначе не скажешь.
И вновь он был поражен справедливостью ее слов.
— Я давно к тебе приглядываюсь, молодой человек, и, кажется, наконец тебя раскусила. Твоя беда, помимо всего прочего, что ты — червяк, лодырь, попрошайка, жалкий, бесхребетный позор общества. Ты попусту растратил студенческие годы в Гарварде. Да, я отлично знаю, что ты играл в футбольной сборной. Я не отрицаю, что ты — здоровое и жилистое молодое животное. Что меня огорчает, так это твоя душа. Такого понятия для тебя попросту не существует, а душа — это то, что мажут на хлеб. Как я уже говорила, ты пробалбесничал годы учебы, а теперь болтаешься в Нью-Йорке, бьешь баклуши, живешь за счет дяди Кули. То, что ему не в тягость тебя содержать, к делу не относится. Речь о другом. Я отлично знаю, что он — миллионер, владелец Целлюлозно-бумажной компании Парадена. Я о том, что, вытягивая из него деньги, ты катишься вниз. Ты ни чем не лучше своего дяди Джаспера.
— Эй, полегче! — возмутился Билл. Он был готов принять многое, но не это.
— Ничуть не лучше дядя Джаспера, и кузины Эвелины, и остальной вашей родни, — твердо повторила Совесть. — Захребетники, вот вы кто. У дяди Кули есть деньги, и все семейство, включая тебя, тянет из него кровь.
Билл совсем сник.
— И что же мне делать? — смиренно вопросил он.
— Делать? Немного пошевелиться и начать зарабатывать самому. Вставай, лежебока, и покажи, на что способен. Иди к дяде, скажи, что хочешь работать. Тебе двадцать шесть, а ты еще и не принимался. Думаешь всю жизнь бесцельно коптить небо?
Билл заморгал на потолок. Выволочка подействовала. Слова о том, что надо быть достойным Алисы Кокер, задели его за живое, но окончательно проняло сравнение с дядей Джаспером и кузиной Эвелиной. Это — удар ниже пояса, и тут безусловно надо разобраться. Больше всего на свете Билл презирал своих родственников-тунеядцев, живущих за счет дяди Кули. Невероятно, чтобы его, обаятельнейшего Билла Веста, зачислили в тот же разряд. И все же…
Ситуация, сложившаяся в семье Параденов, — не редкость в нашем мире. Кули Параден ценою упорной молодости и трудолюбивой зрелости скопил огромные деньги, и теперь вся бедная родня собралась вокруг, чтоб помочь ему их спустить. Брат Отис торговал недвижимостью и постоянно нуждался в займах, шурин Джаспер Дайш, изобретатель, преуспел лишь в изобретении различных способов брать в долг, племянница Эвелина вышла за человека, который постоянно брался издавать новые литературные альманахи. Родственники не отличались единодушием, но сошлись к одном: единогласно избрали Кули семейным кассиром-казначеем.
Вот уже несколько лет Кули Параден отдавал деньги с достойной подражания кротостью, тем более удивительной, что его крутой нрав успел войти в поговорку. Что-то преобразило мистера Парадена, вытравило из него ветхого Адама, и семья склонялась к мнению, что причина — в страсти к собиранию старых книг, которая внезапно овладела им на седьмом десятке. Пока Кули Параден не собирал книги, к нему было не подступиться. Он кричал, что его грабят, и раз даже запустил стулом в Джаспера Дайли, но, к сожалению, промахнулся. Однако теперь наступила благодать. Он, словно лунатик, бродил по своей библиотеке в Вестбери и выписывал чеки с той восхитительной отрешенностью, какой дай Бог всем нашим богатым родственникам.
Таков был благодетель, поддерживавший Билла Веста во все время учебы и до того момента, когда тот лежал в постели, мучимый совестью. Да, решил Билл, Совесть права. Разумеется, он не так плох, как дядя Джаспер и кузина Эвелина, но теперь ясно, что он действительно позволил себе оказаться в двусмысленном положении, которое малознакомые люди могли бы истолковать превратно. Он никогда не испытывал тяги к изготовлению целлюлозы, но теперешнее раскаяние подсказывало, что в этом занятии должна быть своя прелесть. Конечно, со стороны этого не разглядишь, но если вникнуть… Он понятия не имел, как и зачем изготавливают целлюлозу — но это частности, за недельку освоимся. Главное — начать.
Преисполненный решимости, Билл со стоном вылез из постели и направился в ванную.
Холодный душ способен творить чудеса. Вкупе с юностью он мгновенно выгоняет едва ли не любую телесную хворь. Когда пятью минутами позже Билл растирался полотенцем, почти ничто не напоминало ему о старом — разве что голова нет-нет, да отзывалась болезненно на громкие звуки. Он трепетал от решимости и отваги. Массируя спину, Билл еще раз обозрел свою программу. Разумеется, для начала он согласится на любое, самое скромное предложение — лишь бы осмотреться и войти в курс дела. А дальше уж развернется на полную катушку. В жизни не ударить пальцем о палец — это ж сколько в нем скопилось нерастраченной энергии! Он устремится вперед, и вскоре неизбежно приберет к рукам все производство.
У дяди Кули эта целлюлоза в печенках сидит. В свое время старик вкалывал, как проклятый, но за последние годы увлекся путешествиями и библиотекой, делами ему заниматься недосуг. Целлюлозно-бумажной Компании Парадена нужна свежая кровь, а у него, Билла, свежая кровь так и бурлит.
Он оделся и вышел к легкому завтраку. Возбуждение рисовало все новые картины, где вместе с успехом присутствовала Алиса Кокер. Преграды? Какие преграды! Ему ли страшиться трудностей? Билл потянулся за утренней газетой, почти готовый прочесть на первой странице:
ЛЮБОВЬ В ВЫСШЕМ СВЕТЕ.
МОЛОДОЙ ЦЕЛЛЮЛОЗНЫЙ КОРОЛЬ ЖЕНИТСЯ НА КРАСАВИЦЕ.
ИНТЕРВЬЮ С МИСТЕРОМ ВЕСТОМ.
Вместо этого он уткнулся взглядом в привычное:
РАЗВОД В ВЫСШЕМ СВЕТЕ.
БЫВШАЯ ЖЕНА УТЕШАЕТСЯ С ЛЮБОВНИКОМ.
— Тьфу. — Билл со злостью впился зубами в грейпфрут.
— Звонит мистер Джадсон Кокер, сэр, — сказал Риджуэй, просочившийся в комнату бесшумным ручейком.
Билл подошел к телефону. Он был холоден, суров и не склонен извинять порок. Встав на путь исправления, он думал о друге и вчерашнем собутыльнике не иначе, как с пуританской дрожью. Удивительно, как часто лучшим из девушек достаются непутевые братья. Может быть, он слишком много хотел от брата своей богини, потому что мысленно рисовал нечто среднее между сэром Галахадом, добрым королем Венцеславом[4] и святым Франциском Ассизским. Джадсон явно не дотягивал до этого идеала. Вспомнить только прошлую ночь! Джадсон вел себя в точности как великосветский кутила из фильма — ну, тот, что закатывает оргии, из которых цензор, едва взглянув, вырезает три тысячи футов. Можно и повеселиться, но всему есть пределы, особенно когда речь заходит о прекраснейшем из полов. А Джадсон Кокер выходит за эти пределы на несколько парсангов.[5]
— Алло? — сказал Билл. Он говорил резко, чтобы сразу отсечь панибратское подтрунивание. Впрочем, вряд ли Джадсон после вчерашнего способен отпускать шуточки. Билл вообще удивился, как это он в столь ранний час ворочает языком.
В трубке послышался хриплый голос путника, который давно бредет по знойной пустыне, из последних сил удерживая отваливающуюся голову.
— Билл, старина, ты?
— Да.
— Значит, ты добрался-таки до дома? — произнес Голос тоном удивленной радости.
Напоминание о перечеркнутом прошлом больно резануло Билла.
— Да, — холодно отвечал он. — Чего надо?
Незримый Голос робко откашлялся.
