— Да, — холодно отвечал он. — Чего надо?
Незримый Голос робко откашлялся.
— Просто вспомнил, Билл, старина. Жутко важное. Я пригласил пяток девочек из варьете сегодня на пикник.
— Ну?
— Что с того?
— Надеюсь, ты меня не бросишь?
Билл нахмурился, как нахмурился бы святой Антоний.
— Надеешься, да? — сказал он сурово. — Так вот слушай, жалкое ты существо. Знай, что я начал новую жизнь, и с девочками из варьете меня не увидят даже мертвым в канаве. А тебе советую: возьми себя в руки и постарайся понять, что жизнь — серьезная штука, и дана не затем, чтобы…
Его разглагольствования прервал испуганный вздох.
— Мама родная, Билл, — с дрожью произнес Голос. — Я вчера видел, как ты закладываешь за воротник, но, честное слово, не знал, что утром тебе будет так кисло. У тебя небось голова трещит охренительно. Абсолютно охренительно! — Голос перешел на возбужденный шепот. — Что тебе надо, Билл, так это парочку «Воспрянь духом». Я себе тоже собираюсь смешать. Знаешь рецепт? Одно сырое яйцо вылить в полстакана вустерского соуса, щедро посыпать красным перцем, добавить четыре таблетки аспирина и размешать. Выпьешь, и как новенький.
И это Ее брат! Просто дрожь берет.
— Спасибо, я прекрасно себя чувствую, — отвечал аскет.
— Отлично! Значит, на пикник все-таки придешь?
— Нет. Я бы и так ни за что не пошел, но у меня на это время назначена встреча. Я еду к дяде в Вестбери. Он вчера вернулся и сегодня мне позвонил.
— Ни слова больше! — Голос захлебывался от сердечности. — Все понятненько. Тот самый дядюшка, что отстегивает денежки четыре раз в год? Разумеется, езжай! Надеюсь, ты сумеешь его особенно обаять? Я хочу сказать, он души в тебе не чает, если торопится увидеть в первый же день.
— Если хочешь знать, что я сделаю, когда приеду к дяде Кули, — сказал Билл холодно, — то я скажу. Я собираюсь попросить место.
На другом конце провода раздраженно буркнули.
— Проклятущий телефон барахлит, — посетовал Голос. — Ничего не слыхать. Представляешь, прозвучало так, будто ты хочешь попросить у дяди место, — хохотнул Голос, радуясь такой нелепости.
— Именно это я и сказал.
Молчание.
— Место?
— Да.
— Ты хочешь сказать, работу?
— Работу.
Голос так взволновался, что чуть не плакал.
— Не делай этого, Билл! Не надо, старина! Ты не понимаешь, что говоришь. Ты нездоров. Всему виною башка. Послушай старого друга, смешай себе «Воспрянь духом». Все как рукой снимет. Недельный покойник вскочит с катафалка и включится в шестидневный велосипедный кросс. Запиши на бумажке, а то забудешь. Одно сырое яйцо…
Билл в сердцах повесил трубку. Он вернулся к прерванному завтраку, когда телефон снова зазвонил. Возмущенный упорством нераскаявшегося друга, он шагнул обратно и гневно рявкнул:
— Ну?! Чего еще?
— Ой, это вы, мистер Вест?
Звонил вовсе не Джаспер. Голос был женский, и от его звуков Билл зашатался. По телефону все женские голоса похожи, но этот его сердце спутать не могло. Она! А он — преступник, дурак, опрометчивый подлец — заговорил со злобой. О, боги! Обратиться к ней в таком тоне, пусть даже по недоразумению! Чего стоит одно только «Ну?!». А «еще»? Отвратительно, гнусно, грубо. Слова извинений хлынули, как из ведра.
— Мисс Кокер мне страшно жаль не знаю как и просить прощения я принял вас за другого я не хотел я бы и помыслить не мог надеюсь вы не надеюсь я не надеюсь вас не…
— Мистер Вест, — воспользовалась паузой слушательница, — не могли бы вы оказать мне большую услугу?
У Билла подломились колени. Он едва не рухнул.
— Услугу вам? — с жаром пробормотал Билл. — Конечно! Какой разговор!
— Это очень важно. Не могли бы вы ко мне зайти?
— Какой разговор!
— Не могли бы вы сделать это сегодня утром?
— Какой разговор!
С минуту Билл не мог отдышаться. Глаза застилал туман. Она попросила об услуге! Его, Билла, а не Тодди ван Риттера, не Юстаса Бейли, ни кого другого из рыцарей своего двора. Может ли он к ней зайти? Да, тысячу раз да, пусть бы даже дорогу к дому ее отца преграждали огнедышащие драконы.
Он вернулся в гостиную, подошел к каминной полке и почтительно пересмотрел все фотографии мисс Кокер — числом одиннадцать, — целеустремленно выкраденные, одна за одной, из комнаты Джадсона. Алиса снималась часто, и, любя недостойного брата, исправно дарила его своими карточками. Билл и сейчас содрогался при воспоминании, как этот кощунник разрезал страницы детектива одним из бесценных снимков.
2Чуткий гость, наделенный внутренним барометром, сразу бы распознал, что этим апрельским утром в доме мистера Дж. Бердси Кокера на Шестьдесят первой стрит что-то не так. Отец Алисы и Джадсона жил на широкую ногу, его покои были обставлены со вкусом и являли все внешние признаки достатка и благополучия; однако сегодня над ними нависла зловещая тишь, словно ураган пронесся по коридорам или на домашних обрушилось горе. Не будь Билл так поглощен мыслями об Алисе, он бы приметил испуг в глазах горничной, которая без чего-то двенадцать впустила его в дом. Но он в своем волнении ничего не подозревал, пока не вошел в гостиную и не увидел более любезные ему глаза хозяйки дома.
— Боже правый! — вскричал он. — Что стряслось?
Алиса Кокер была на удивление хороша собой. Она смотрелась королевой, в отличие от Джадсона, который пошел в отцовскую родню и сильнее всего смахивал на эрдельтерьера. Она отличалась безупречными чертами, безупречными зубами, безупречными волосами. При первой встрече в ней невозможно было обнаружить изъяна. Однако сейчас всякий отметил бы не столько красоту, сколько озабоченность. Сочинители американских песен (которые куда лучше американских законов) советуют нам видеть хорошее в дурном, идти за Синей Птицей, запхнуть все наши горести в сундук, сесть на крышку и улыбнуться пошире. Алиса Кокер не сумела последовать их советам. Старая карга Забота, эта врагиня сочинителей, скрутила ее не на шутку.
— Садитесь, мистер Вест, — сказала мисс Кокер, даже в минуту волнения не отступая от холодной вежливости.
Многие месяцы этот ее тон доводил Билла до исступления. Он был накоротке с сестрами большинства друзей. С другой стороны, они вместе росли, а Джадсон, старый Биллов друг, сам впервые увидел Алису год назад. Подробностей Билл не знал, но заключил, что в семействе Кокеров не обошлось без бывших жен и утешителей-любовников. Во всяком случае, до прошлого мая Алиса жила с матерью в Европе, а когда та умерла, перебралась к отцу — вести его хозяйство и вносить смуту в сердца младшего поколения.
Билл сел, излучая обожание, сочувствие и мужественную готовность сделать для Прекрасной все, что в человеческих силах.
— Очень любезно с вашей стороны было прийти, — сказала Алиса.
— Нет, нет. Ох, нет. Нет, нет. Нет, нет, — сказал Билл.
— Это из-за Джадсона.
— Из-за Джадсона?
— Да. Папа рвет и мечет. И я его не виню, — продолжала благонравная мисс Кокер. — Джадсон и впрямь отбился от рук.
Билл оказался перед дилеммой. Он желал бы согласиться с каждым произнесенным словом, но боялся навлечь на себя немилость слишком резким обличением. К тому же трудно бичевать порок, если не знаешь, чем именно прогневал родителя твой жизнерадостный друг. Поэтому Билл только крякнул, словно почтительный дикий селезень.
— Похоже, Джадсон вчера устроил вечеринку, — сказала мисс Кокер и возмущенно фыркнула. — Безобразное сборище для театральных девиц. Что за радость общаться с таким отребьем — не понимаю.
— Я тоже, — согласился праведник. — Никакой. Вы совершенно правы. Никакой.
— Беда Джадди в том, что он такой безвольный, и дружки вертят им, как хотят.
— Вот-вот, — сказал Билл, всячески стараясь не показаться одним из этих дружков.
— Ну и в результате, — подытожила мисс Кокер, — вчера мы легли, как обычно, и спали крепким сном, как вдруг в парадную дверь заколотили. Бедный папочка спустился в халате и шлепанцах — сердитый, потому что устал на работе, — и увидел Джадсона.
Она, замолчана и подняла страдальчески-прекрасные глаза.
— Джадсон, — продолжала она ровным голосом, — похоже, обрадовался отцу. Когда я выглянула с верхней площадки, он хлопал папу по спине. Папа спросил, чего ему надо, и Джадсон сказал, что потерял фарфоровую свинку и думает, может, он оставил ее в гостиной на пианино. Он вошел в дом, все перерыл и ушел восвояси. Через час он снова чуть не сломал дверной молоток, вытащил папу из постели и сказал, что извиняется за доставленное беспокойство. Он сказал, что ни за что не стал бы нас тревожить, но свинка — талисман, и ему очень хочется показать ее одной гостье. Он сказал, что гостья живет с мамочкой, и поэтому вот-вот уйдет. Он зашел и еще раз все перерыл, а потом снова ушел. А в половине шестого он позвонил в папину спальню по телефону и попросил проверить, не в кабинете ли свинка. Она замолчала, Билл возмущенно крякнул.
