С этими словами он вошел в комнату дочери.
— Я пропала, — шепнула Елена матери, — письма находятся под распятием около окна...
Мать тотчас же вскочила с кровати и побежала за мужем; она начала громко спорить с ним, чтобы дать прорваться его злобе. Это ей удалось. Старик в бешенстве стал ломать все, что попадалось ему под руку; тем временем матери удалось незаметно забрать письма. Час спустя, когда синьор де Кампиреали ушел в свою комнату, находившуюся рядом со спальней жены, и все в доме успокоились, мать сказала дочери:
— Вот твои письма, я не хочу читать их; ты сама видела, какой опасности они нас подвергли! На твоем месте я бы их сожгла. Спокойной ночи. Поцелуй меня.
Елена ушла в свою комнату, обливаясь слезами; ей казалось, что после слов матери она больше не любит Джулио. Затем она решила сжечь письма; но прежде чем уничтожить, ей захотелось еще раз перечесть их. Она читала так долго, что солнце поднялось уже высоко, когда она решилась наконец последовать спасительному совету матери.
На следующий день, в воскресенье, Елена вместе с матерью отправилась в церковь; к счастью, отец не сопровождал их. Первый, кого она увидела в церкви, был Джулио Бранчифорте. Едва взглянув на него, она убедилась, что он не ранен. Ее счастью не было границ; все события прошлой ночи испарились из ее памяти. Она приготовила пять или шесть маленьких записочек на грязных, влажных клочках бумаги, какие всегда валяются на папертях церквей. Содержание всех этих записок было одно и то же: «Все раскрыто, за исключением его имени. Пусть он больше не появляется на улице; сюда будут часто приходить».
Елена уронила на пол один из этих клочков бумаги, посмотрев при этом на Джулио, который понял ее, быстро поднял бумажку и скрылся. Возвращаясь к себе час спустя, она заметила на главной лестнице дворца клочок бумаги, привлекший ее внимание полнейшим сходством с записочкой, оброненной ею утром. Она так быстро подняла бумажку, что даже мать ничего не заметила, и прочла: «Через три дня он вернется из Рима, куда ему нужно съездить. В базарные дни, среди рыночного шума, она услышит громкое пение около десяти часов».
Этот отъезд в Рим показался Елене очень странным. «Неужели он боится выстрелов моего брата?» — печально повторяла она. Любовь прощает все, за исключением добровольного отсутствия, ибо оно представляет собой мучительнейшую из пыток. Вместо сладких мечтаний и размышлений о том, почему и за что любишь человека, душу охватывают жестокие сомнения. «Может ли быть, что он разлюбил меня?» — спрашивала себя Елена в течение трех долгих дней его отсутствия. И вдруг ее печаль сменилась безумной радостью: на третий день она увидела его среди бела дня, прогуливающегося перед их палаццо. На нем было новое, почти роскошное платье. Никогда еще благородство его походки, веселое и мужественное выражение лица не проявлялись с таким блеском, и никогда еще до этого дня в Альбано не говорили так много о его бедности. Это жестокое слово повторяли главным образом мужчины, в особенности молодые; что касается женщин и девушек, то они не переставали восхищаться его прекрасной наружностью.
Джулио весь день прогуливался по городу: казалось, он хотел вознаградить себя за те месяцы заключения, на которое обрекала его бедность. Как подобает влюбленному, Джулио был хорошо вооружен. Кроме стилета и кинжала, у него под новым камзолом был надет giacco (длинный жилет из железных колец, очень неудобный, но излечивавший итальянские сердца от свирепствовавшей в этом веке болезни, я хочу сказать, от боязни быть убитым из-за угла кем-нибудь из врагов). В этот день Джулио надеялся увидеть Елену; кроме того, ему не хотелось оставаться наедине с собой в своем скромном жилище, и вот по какой причине: Рануччо, старый солдат, служивший под начальством его отца и проделавший с ним десять походов в войсках различных кондотьеров, а в последнее время в войсках Марко Шарры, последовал за своим капитаном, когда раны принудили последнего отказаться от военных дел. Капитан Бранчифорте имел веские основания не жить в Риме: там ему грозила опасность встречи с сыновьями убитых им людей, да и в Альбано он вовсе не собирался идти на поклон к местным властям. Вместо того, чтобы купить или снять дом в городе, он предпочел построить себе жилище в таком месте, откуда легко было видеть приближающихся к нему посетителей. Развалины Альбы представляли собой великолепную позицию. Оттуда можно было, незаметно для нескромных пришельцев, укрыться в лесу, где царил его старинный друг и покровитель, князь Фабрицио Колонна. Капитан Бранчифорте мало думал о будущности своего сына. Когда он, всего лишь пятидесяти лет от роду, но со следами многочисленных ран, ушел в отставку, то рассчитывал, что протянет еще какой-нибудь десяток лет, и потому, построив дом, стал ежегодно проживать десятую часть добра, добытого им при грабежах городов и деревень, в которых он принимал участие.
Он купил виноградник, приносивший тридцать экю дохода, и предоставил его в распоряжение сына, но приобрел он его, собственно, в ответ на злую шутку одного из альбанских горожан, сказавшего однажды, когда Бранчифорте горячо отстаивал честь и интересы города, что он, как богатейший землевладелец их округа, конечно, вправе давать советы старикам — уроженцам Альбано. Капитан купил виноградник и заявил, что собирается купить их еще несколько; встретив, однако же, спустя некоторое время шутника в уединенном месте, он убил его выстрелом из пистолета.
Прожив так восемь лет, капитан умер. Его адъютант Рануччо обожал Джулио; однако, томясь бездельем, он снова поступил на службу в отряд князя Колонны. Он часто навещал своего сына Джулио — так он называл его — и накануне одного опасного штурма, который князь должен был выдержать в своей крепости Петрелла, он увел Джулио с собой, склонив его к участию в этом деле. Видя его храбрость, Рануччо сказал ему:
— Надо быть безумцем и вдобавок дураком, чтобы жить в Альбано, как самый последний и самый бедный из его обитателей, в то время как с твоим мужеством и нося имя твоего отца, ты мог бы стать одним из самых блестящих наших кондотьеров и, кроме того, завоевать себе богатство.
Джулио был задет этими словами; он знал немного по-латыни, которой обучил его один монах; но так как отец его смеялся — за исключением латыни — над всем, что говорил монах, то на этом его образование и закончилось. Живя уединенно в своем домике, презираемый всеми за бедность, он взамен знаний приобрел здравый смысл и независимость суждений, которые могли бы удивить любого ученого. Еще до встречи с Еленой он чувствовал отвращение к разбою, который в глазах его отца и Рануччо был вроде тех маленьких водевилей, что исполняются для развлечения публики вслед за возвышенной трагедией. С того дня, как Джулио полюбил Елену, этот здравый смысл, приобретенный им в уединенных размышлениях, стал для него источником сильнейших страданий. Некогда беззаботный, он теперь изнемогал под бременем сомнений, не зная никого, кто мог бы их разрешить; страсть, горе терзали его душу.
Что скажет синьор де Кампиреали, когда узнает, что Джулио — простой разбойник? Вот тогда он с полным основанием сможет осыпать его упреками. Джулио всегда рассчитывал на ремесло солдата, которое даст ему средства к жизни, когда будут прожиты последние деньги, вырученные от продажи золотых цепочек и других драгоценностей, найденных им в железной шкатулке отца. Если Джулио не тревожили сомнения насчет того, имеет ли он право при своей бедности увезти дочь богатого синьора, то это объяснялось обычаями того времени; синьор де Кампиреали при всем своем богатстве мог в конце концов оставить дочери в наследство какую-нибудь тысячу экю, так как родители располагали своим имуществом, как им заблагорассудится. Другие заботы занимали мысли Джулио: во-первых, в каком городе поселится он с Еленой после того, как похитит ее и женится на ней, и, во-вторых, на какие средства они будут жить?
Когда синьор де Кампиреали обратился к нему с оскорбительными словами, которые так уязвили его, Джулио два дня не находил себе места от ярости и душевной муки. Он не мог решиться ни убить заносчивого старика, ни оставить его в живых. Он плакал ночи напролет. Наконец он решил спросить совета у своего единственного друга — Рануччо. Но поймет ли его этот друг? Тщетно искал он Рануччо по всему Фаджольскому лесу, — ему пришлось выйти на дорогу в Неаполь у Веллетри, где Рануччо сидел со своим отрядом в засаде: там он ждал с многочисленными товарищами испанского военачальника Руиса де Авалос, который намеревался отправиться в Рим сухопутным путем, забыв, видимо, о том, что когда-то в большом обществе он с презрением отозвался о солдатах князя Колонны. Его духовник вовремя напомнил ему об этом, и Руис де Авалос решил снарядить судно и отправиться в Рим морем.
Выслушав рассказ Джулио, капитан Рануччо сказал:
