— Мы этого никогда не осилим! — воскликнула она, и мужчины дружно улыбнулись, внезапно ощутив принадлежность к единому братству. А Маргарет показалось, что она снова выпрыгнула из машины на полном ходу.
Конечно, Онитон надо будет переварить. Не так-то легко сохранить себя как личность и одновременно приспособиться к жизни в этом имении. Она должна сохранить себя и ради Генри, и ради себя самой, поскольку жена, во всем потакающая мужу, принижает супруга; а приспособиться она должна по причине взаимной честности, поскольку нечестно выходить замуж за человека и тут же создавать ему неудобства. Единственным ее союзником была власть Дома. Утрата жилища на Уикем-плейс научила Маргарет большему, чем владение им. Потом этот урок повторил Говардс-Энд. И теперь Маргарет была готова сотворить новую святыню среди этих холмов.
После посещения погреба она переоделась, и вскоре началась свадебная церемония, которая показалась совсем незначительной по сравнению с предшествовавшими приготовлениями. Все прошло быстро и четко. Из ниоткуда материализовался мистер Кахилл; он стоял, ожидая свою невесту у входа в церковь. Никто не уронил кольцо, не перепутал слова, не наступил на шлейф невесты, не плакал. За несколько минут священник выполнил свои обязанности, в приходской книге были поставлены подписи, и все вновь уселись в экипажи, обсуждая опасный поворот у церковных ворот. Маргарет была уверена, что молодые вовсе не поженились и норманнская церковь все это время была поглощена каким-то иным делом.
Дома их ждали еще документы, которые следовало подписать, завтрак и несколько гостей, явившихся на устроенный в саду прием. Многие приглашенные не смогли прибыть, но, в конце концов, не такое уж грандиозное это было событие — в отличие от того, что ожидало Маргарет. Она отметила про себя блюда и красные дорожки, все то внешнее, что она должна дать Генри, все, что полагается в подобной ситуации. Но внутри она надеялась на что-то лучшее, чем эта смесь воскресной церкви и охоты на лис. Ну хоть бы один человек расстроился! Однако свадьба прошла превосходно — «прямо как дурбар»,[43] по словам леди Эдсер, и Маргарет полностью с ней согласилась.
Потерянный день грузно катился дальше, невеста и жених уехали, громко хохоча, и во второй раз солнце начало удаляться в сторону валлийских холмов. Генри, который устал больше, чем готов был признать, подошел к Маргарет на замковом лугу и с непривычной нежностью в голосе сказал, что доволен. Все прошло так хорошо. Почувствовав, что он отдает должное и ее стараниям, она покраснела. Нет сомнения, она сделала все, что могла, занимая его неуправляемых друзей и особенно следя за тем, чтобы всячески потакать мужчинам. Вечером гости начали разъезжаться: переночевать останутся только Уоррингтоны и тихая девочка, а остальные уже шли к дому складывать вещи.
— Думаю, и правда все прошло замечательно, — согласилась она. — Поскольку меня угораздило выпрыгнуть из авто, я благодарю Бога, что приземлилась на левую руку. Я так этому рада, дорогой. Надеюсь, гостям на нашей свадьбе будет хотя бы наполовину так же хорошо, как сегодня. Вы все должны помнить, что в нашем семействе нет ни одного практичного человека, кроме разве что тетушки, но и она не привыкла к таким большим приемам.
— Знаю, — серьезно сказал он. — При таких обстоятельствах будет лучше предоставить все людям из «Харродс» или «Уайтлиз» или даже снять какой-нибудь отель.
— Хочешь устроить свадьбу в отеле?
— Да, потому что… но я не должен решать за тебя. Не сомневаюсь, что ты желаешь выйти замуж в своем родном доме.
— Мой родной дом разваливается на части, Генри. Мне хочется, чтобы у меня был новый. Разве не прекрасный сегодня вечер…
— «Александрина» — неплохой отель…
— «Александрина», — повторила она, занятая больше струйками дыма, выходящими из труб и рисующими, как по линейке, серые параллельные линии на освещенных солнцем склонах.
— Он на Керзон-стрит.
— Да? Тогда давай поженимся на Керзон-стрит.
С этими словами Маргарет повернулась на запад и увидела золотистый водоворот. Как раз там, где река огибала холм, ее воды залило солнцем. Над излучиной, должно быть, раскинулось волшебное королевство, и оттуда в их сторону, минуя купальный домик Чарльза, изливалась драгоценная жидкость. Маргарет смотрела так долго, что ее глаза ослепли от яркого света, и когда они пошли назад, по направлению к дому, она не могла разглядеть лица выходивших оттуда людей. Впереди шла горничная.
— Кто эти люди? — спросила Маргарет.
— Неужели гости? — воскликнул Генри. — Хотя для гостей слишком поздно.
— Может, кто-то из местных. Пришли посмотреть на свадебные подарки…
— Я еще не очень хорошо знаком с местными.
— Тогда спрячься в развалинах, и, если получится, я их остановлю.
Генри ее поблагодарил.
Маргарет пошла вперед со светской улыбкой. Она полагала, что это какие-то непунктуальные гости, которые вместо встречи с виновниками торжества вполне могут удовлетвориться ее вежливым приемом, поскольку Иви и Чарльз уже уехали, Генри устал, а остальные удалились в свои комнаты. Маргарет приняла на себя роль хозяйки, но ненадолго, ибо одной из новоприбывших оказалась Хелен. Хелен в своем самом старом платье была охвачена напряженным возбуждением, которое грозило обрушиться на всякого и делало ее совершенно невозможной еще в младенчестве.
— Что случилось? — крикнула Маргарет. — В чем дело? Тибби заболел?
Хелен что-то сказала двум своим спутникам, и они отступили назад. Сама же она, напротив, ринулась навстречу Маргарет.
— Они умирают с голоду! — закричала она. — У них нет даже куска хлеба!
— У кого? Зачем ты приехала?
— У Бастов.
— О, Хелен! — простонала Маргарет. — Ну что ты опять натворила!
— Он потерял место. Его уволили из банка. Да, с ним покончено. Мы, представители высших классов, погубили его, и ты, наверное, скажешь мне, что это называется борьбой за существование. Умирать с голоду. Его жена больна. Голодает. В поезде она упала в обморок.
— Хелен, ты сошла с ума?
— Пожалуй, да. Если тебе так нравится, да, я сумасшедшая. Но я привезла их сюда. Больше я не желаю терпеть несправедливость. И всем покажу, какое несчастье скрывается за этой роскошью, за этими разговорами о безликих силах, за этими сказками про Бога, который делает за нас то, что мы ленимся сделать сами.
— Ты и вправду везла двух голодающих из Лондона в Шропшир, Хелен?
Хелен осеклась. Ей не пришло в голову взглянуть на ситуацию с этой точки зрения, и ее истерика улеглась.
— В поезде был вагон-ресторан, — сказала она.
— Не будь смешной, Хелен. Никто не умирает с голоду, и ты это прекрасно знаешь. А теперь начни с начала. Я не собираюсь терпеть эту театральную чепуху. Как ты посмела? Да, как ты посмела, — повторила Маргарет, все больше переполняясь гневом, — проявить такое бессердечие и явиться на свадьбу Иви? Боже правый! Какое у тебя извращенное понятие о филантропии! Погляди! — И Маргарет указала на дом. — Слуги и гости смотрят в окна. Они думают, произошел какой-то скандал, и я буду вынуждена объяснять им: «О нет, это всего лишь шумит моя сестра и с нею два наших прихлебателя, которых она зачем-то притащила с собой».
— Будь любезна, возьми назад слово «прихлебатели», — со зловещим спокойствием проговорила Хелен.
— Хорошо, — согласилась Маргарет, которая, несмотря на весь свой гнев, старалась избежать настоящей ссоры. — Мне тоже очень их жаль, но я просто отказываюсь понимать, как тебя угораздило привезти их сюда, да и самой приехать.
— Это наша последняя возможность увидеть мистера Уилкокса.
При этих словах Маргарет сделала шаг к дому. Она решительно не желала беспокоить Генри.
— Он уезжает в Шотландию, я точно знаю. И настаиваю на встрече.
— Да. Завтра.
— Я знала, что это наша последняя возможность.
— Здравствуйте, мистер Баст, — сказала Маргарет, изо всех сил стараясь сдерживаться. — Странное у вас дело. Вы-то сами что об этом думаете?
— С ним миссис Баст, — подсказала Хелен.
Джеки тоже пожала протянутую руку. Она, как и муж, смущалась и — кроме того — была больна, и — кроме того — так чудовищно глупа, что никак не могла взять в толк, что, собственно, происходит. Она знала только, что вчера вечером эта дамочка влетела к ним как вихрь, оплатила аренду квартиры, выкупила заложенную мебель, обеспечила ужином и завтраком и велела ждать ее на Паддингтонском вокзале на следующее утро. Леонард слабо протестовал, и, когда наступило утро, сказал, что ехать не стоит. Но Джеки, полузачарованная, решила, что надо послушаться. Дама сказала, что следует быть на вокзале, значит, надо отправляться, и их спальня-гостиная сменилась Паддингтонским вокзалом, вокзал — вагоном, который трясся, становился сначала жарким, потом холодным, а потом вовсе исчез и вновь появился среди потоков дорогих запахов.
