а лорд Тилбери еще сильнее нахмурился.
— В чем дело, Данстабл?
— Кто?
— Дело.
— Какое еще дело?
— Ты чего хочешь? — просипел лорд Тилбери, собираясь положить трубку.
— Это не я хочу, — ответил герцог, — это ты хочешь. Свинью.
— Что!
— Я ее достал.
Лорд Тилбери окаменел в кресле, словно его зачаровали местные чародеи. Молчание обидело герцога, не отличавшегося терпением.
— Ты тут? — взвыл он, а лорд Тилбери испугался за барабанную перепонку.
— Да, да, да, да, — сказал он, массируя ухо.
— А чего ты молчишь?
— Я поражен.
— Что-о?
— Поверить не могу. Ты уговорил Эмсворта?
— Мы договорились. Платить будешь?
— Конечно, конечно.
— Две тысячи?
— Да, да.
— Что?
— Я говорю: «Да, да».
— Ну, так забирай ее.
Лорд Тилбери замялся, думая о письмах. Ответить надо… И тут он понял, что возьмет секретаршу с собой. Миллисент вошла на его звонок.
— Где вы живете, мисс Ригби? — спросил он.
— На Шеферд-маркет, лорд Тилбери.
— Берите такси, упакуйте там что-нибудь и возвращайтесь сюда. Мы едем в Шропшир. Данстабл, ты здесь?
— А ты где? Чего ты молчишь?
— Говорил с секретаршей.
— Зря. Ты знаешь, сколько стоит междугородняя?
— Прости. Еду. Где мы встретимся? Я бы не хотел заходить в замок.
— В гостинице «Герб Эмсвортов». Я приду туда.
— Буду ждать.
— Что?
— Ждать.
— Что-о-о?
Лорд Тилбери заскрежетал зубами. Он устал и вспотел. Это часто случалось с собеседниками герцога.
2
Лаванда Бриггз села в поезд двенадцать тридцать, который и довез ее до Маркет-Бландинга.
День был жаркий, вагон — душный, но Лаванда ликовала. В столице удалось буквально все. Она пообедала с друзьями в «Мятом Нарциссе», который славится своей духовностью, а потом пошла на премьеру молодой труппы, предложившей публике одну из тех пьес, в которых со сцены тянет капустой, а человек в котелке оказывается Богом. Прибавьте к этому мысли о преподобном Катберте, и вы поймете, почему она решила на радостях выпить чаю в «Гербе». Говоря строго, в Маркет-Бландинге были и другие заведения — вспомним «Гуся и Гусыню», «Веселых Лодочников», «Сноп», «Клин», «Жука» или «Отдых Возницы», — но только здесь истинная леди могла получить изысканный чай с тостами и печеньем. Прочие заведения подходили скорее Джорджу Сирилу.
Кроме того, в «Гербе Эмсвортов» вам подавали чай в большом саду, сбегавшем к реке, где почти все столики стояли среди кустов или под деревьями. Тот, который выбрала Лаванда, был надежно прикрыт зеленью, предоставляя полное уединение, которое не нарушат крики: «Оставь Кэти в покое!» или «Не дразни Дженни!».
Допивая третью чашку, Лаванда услышала голос из-за кустов. Сказал он: «Два пива», но она оцепенела — шестое чувство подсказало ей, что будет интересно. Голос принадлежал герцогу, а он мог приехать на станцию только ради встречи с таинственным любителем свиней.
Тут раздался другой голос, и Лаванда оцепенела вдвойне. Слов она не разобрала — что-то насчет жары, — но не это важно. Говорил ее прежний хозяин, чьи августейшие уста слишком часто диктовали ей, чтобы она его с кем-нибудь спутала.
3
Сперва разговор интересным не был. Не желая откровенничать при официанте, лорд Тилбери заметил, что жарко, а герцог согласился. Потом герцог сказал, что в городе еще хуже, а согласился лорд Тилбери. Герцог прибавил, что плоха не столько жара, сколько влажность, и не встретил возражений. Тут появилось пиво, и герцог, вероятно, отбросил все приличия, ибо лорд Тилбери сказал:
— Однако ты и пьешь! Шел пешком?
— Нет, подвезли. Это хорошо. А то жара.
— Да, жарко.
— И влажно.
— Еще как!
— Это хуже жары.
— Да, хуже.
Они помолчали. Потом герцог хрюкнул.
— Э? — сказал лорд Тилбери.
— Что «э»? — сказал герцог. — Чего тебе, Скунс?
— Интересно, почему ты смеешься, — холодно пояснил лорд Тилбери. — И не называй меня Скунсом, могут услышать.
— И пускай.
— Так чему ты смеешься? — спросил лорд Тилбери, когда герцог хрюкнул еще раз. Он никогда его не любил, а сейчас, после трудного пути, чувствовал, что общение с ним — слишком высокая плата даже за Императрицу.
Герцог не стал бы говорить с кем попало о своих частных делах, газетчикам же вообще не доверял — ты им что-нибудь скажешь, а назавтра увидишь свой портрет, к которому так и просится подпись: «Разыскиваем…» Но сейчас он выпил пива, а всякий знает, что в пиве Г. Оуэна (это владелец «Герба») есть что-то такое, неведомое. В герцоге плескалась целая пинта волшебного снадобья, и он захотел поделиться радостью со старым другом.
— Обдурил тут одну мегеру, — сообщил он.
— Леди Констанс? — догадался лорд Тилбери.
— Да что ты! Конни еще туда-сюда. Дура, конечно, а так — вполне. Не-ет, жуткую бабу, некую Бриггз. Лаванду, — прибавил он для ясности.
— Лаванду Бриггз? — переспросил издатель. — У меня была такая секретарша.
— Жуткое имя, — заметил герцог.
— Да уж, при ее внешности. Если это она. Длинная, тощая?
— Как глист.
— В клоунских очках?
— Вроде этого.
— На голове какие-то водоросли?
— Водоросли, точно!
— По-видимому, она. Я ее выгнал.
— Что ж с ней еще делать?
— Секретарь хороший, ничего не скажу, но я ее выгнал. Смотрит как на червя. Значит, она у Эмсворта? Жаль его, жаль. Как же ты ее обдурил?
— Долго рассказывать. Хотела вытянуть полтысячи.
Лорд Тилбери сперва растерялся, потом — понял. Он был умный человек.
— Обещал жениться, а? Что ты в ней нашел! Возьмем хотя бы очки. В твоем возрасте можно быть поумней. Как говорится, седина в бороду… Скажи спасибо, ты еще дешево отделался.
Пиво Г. Оуэна действует недолго. Герцог, выпивший одну пинту, уже видел в своем собеседнике не старого друга, а особенно неприятного врага. Фыркнул он так, что Лаванда чуть не выпала из кресла. Он вообще фыркал от всей души.
— Жениться, еще чего!
— Разве дело не в этом?
— Если хочешь знать, она обещала помочь с этой свиньей. Я ей выписал чек, а потом позвонил, чтобы денег не давали.
Лорду Тилбери послышалось, что за кустами кто-то застонал, словно душа в предсмертной муке, но ему было не до этого.
— Значит, ничего не заплатишь?
— То-то и оно!
— Тогда сбавь немного.
— Да? Вот что, Скунс, — сказал герцог, глубоко оскорбленный намеками на возраст, — лучше я прибавлю. Моя цена — три тысячи.
— Что?!
— Три тысячи фунтов.
Внезапная тишина сковала сад. Птицы умолкли. Бабочки застыли на лету. Осы в клубничном варенье сидели так, словно их снимают. Онемел и лорд Тилбери. Когда же он заговорил, голос его был хриплым.
— Ты шутишь!..
— Еще чего!
— Мы же договорились.
— Ничего не знаю. Хочешь — бери, а то продам Эмсворту. Он сколько угодно даст. Ну, Скунс, решай. А я пойду погуляю.
