Свою роль, как правильно подметил Генри, тут сыграла жара. Жара выбила из седла миссис Модсли — с помощью Мариан. А может, Мариан и была этой жарой? Вылетел из седла и Маркус, единственный, кто воспринял жару разумно: при появлении пятен сразу же улегся в постель. У него не было намерения кого-то из себя изображать, он мог сказать, что у него корь, но не сделал этого. Его никогда не заносило, если он и притворялся, то ради какой-то скрытой цели. Раз-другой его чересчур увлекала игра во француза, но и здесь была своя задача — утереть мне нос. Его интересовала протекавшая вокруг жизнь, а не собственные фантазии по ее поводу. Потому-то он и обожал сплетничать. Ему не доставило бы ни малейшего удовольствия корчить из себя романтического храбреца, готового сохранить тайну ценой собственной жизни. Он бы выболтал эту тайну и стал ждать, что получится. Утром в мой тринадцатый день рождения я восхищался Маркусом, как никогда.
Так я думаю сейчас, но то же чувствовал тогда, и те чувства были сотканы из более плотного материала, нежели мысли, и куда сильнее давили на мою уставшую оторопелую душу.
Сводя счеты с красавкой, я зашел слишком далеко, даже по собственным меркам. Стань кто-то случайным свидетелем этой варварской расправы — что бы он подумал? Услышь этот воображаемый кто-то, как я в ночную пору бормочу нараспев: «Delenda est belladonna», да он принял бы меня за сумасшедшего. Впрочем, достаточно того, что свидетелем этого безобразия был я сам.
* * *
Серый, пропитанный влагой свет, дождевой водой лежавший на крышах и деревьях, мягко вплыл в мою небольшую с высоким потолком комнату. Генри унес школьный костюм, который я надевал к ужину (иногда он прихватывал и подтяжки, и мне приходилось вызывать его звонком), и на стуле висел зеленый костюм, а рядом аккуратной стопкой лежали белье, чулки и подвязки. Выйдя форсированным маршем на последний рубеж, я уже собрался надеть костюм, как вдруг понял, что не хочу. Не из-за цвета, не потому, что он напоминал мне о двуличности Мариан, — нет, в конце концов, это обычный костюм; но ведь это и мой шутовской наряд, одеяние, в котором я воспарял в своих безумных помыслах. Пусть меня называют зеленым — я ведь и вправду зеленый, но не хочу, чтобы меня считали Робином Гудом — никакой я не Робин Гуд. Поэтому я достал изрядно залежавшийся норфолкский костюм, чулки к нему, старые ботинки. Я натянул их с непривычным ощущением, потому что они немножко жали, непривычное ощущение возникло и когда я оглядел себя в зеркало. И тем не менее это был я, именно я, а не какая-то крикливо-зеленая продажная марионетка.
Во время молитв я держался в тени, эдакий святой человек, которому нипочем повестка с того света; но лишь мы поднялись с колен, я сразу стал мальчиком в норфолкской куртке, у которого сегодня день рождения. Меня осыпали поздравлениями, затем не мешкая прошлись и по моему туалету, мягким и безобидным эхом напомнив о поддразнивании в первые дни. Почему я раньше так противился этому? Но лорду Тримингему показалось, что я могу быть против и сейчас, и он сказал:
— Да Лео абсолютно прав, единственный из нас. В Норфолке он носит норфолкскую куртку, к тому же вот-вот пойдет дождь. Нам придется переодеваться, а ему — нет.
И правда, все за столом, кроме меня, были одеты для солнечной погоды.
— Верно, — согласилась Мариан, глаза которой озорно поблескивали, — но у него такой вид, будто он собрался уезжать, вот что мне не нравится. Ведь на куртке у него лондонский ярлык.
Рядом с моей тарелкой лежали два длинных конверта, на первом я узнал почерк мамы, на втором — тети. В другой раз я бы дотерпел до конца трапезы и прочитал письма в уединении, но сегодня не хотелось ни от кого таиться, пусть мои действия будут на виду; и, по-взрослому извинившись, я распечатал мамино послание. Что-то внутри было завернуто в папиросную бумагу, но я сразу вытащил письмо. Оно было полно нежных излияний и покаянных фраз.
«Я так бранила себя за то, что не послала телеграмму, — говорилось в нем. — Тогда мне казалось, что разумнее не делать этого, но сейчас я терзаюсь вопросом: а вдруг ты был нездоров, но постеснялся так прямо и написать? Ведь ты бы написал, правда, сынок? Я не подозревала, что буду так сильно скучать по тебе, но скучаю безумно, а ведь ждать еще целых десять дней! Ничего, они пройдут. Надеюсь, ты снова счастлив, жаль, что не знаю этого наверняка. Если ты все еще носишь письма и находишь это утомительным, послушайся моего совета: попроси миссис Модсли, пусть она посылает кого-то другого. Уверена, она выполнит твою просьбу с радостью. Еще я боялась, сыночек, что ты подумаешь, будто я не одобряю твой новый костюм, раз я сказала, что он не очень подходящего для мальчика цвета. Но, разумеется, это не так, сейчас форму такого цвета носят наши бедные солдаты, хаки — это оттенок зеленого, поэтому я высылаю тебе галстук для нового костюма. Надеюсь, он подойдет, бывает, зеленые тона не очень хорошо сочетаются, но ты этого и не заметишь».
Тут я заглянул в конверт, не собираясь вытаскивать галстук, но когда увидел уголок материи, не удержался, и из конверта выполз длинный зеленый змей.
— Какой прелестный галстук! — воскликнуло несколько голосов.
— Ты просто маленький счастливчик! — просюсюкал один из новых гостей, которого я тотчас невзлюбил.
— Но, Лео, к норфолкской куртке он не подойдет, — заметила Мариан.
Я покраснел и снова с головой окунулся в мамино письмо, но дальше было мелководье, легкая рябь на поверхности — слова прощания.
Другое письмо оказалось длиннее, потому что у тети было больше новостей, да и предположений на мой счет подкопилось изрядно. В ее догадках было много фантазии, она имела представление о моих возможных занятиях, но попадала в точку не всегда.
«Норфолк славится своими клецками, — писала она. — Наверное, вы там ими объедаетесь». По-моему, мы их не ели ни разу. «В свое время я знавала каких-то Модсли, — заявляла она, — и они жили неподалеку от того места, где сейчас живешь ты: то ли в Райском Брэндеме, то ли в Колокольном Брэндеме, точно не помню. Наверное, тебе довелось с ними встретиться». Увы, не довелось. Но кое о чем у нее были точные сведения. «Твоя матушка написала, что у тебя новый костюм, зеленый — не совсем, пожалуй, обычный для мальчика цвет, но, с другой стороны, мужская одежда до того блеклая и тусклая! Говорят, женщины не умеют подбирать мужчинам галстуки, а по-моему, это сущая чепуха, так что Бог в помощь!»
Я снова прервал чтение и глянул в конверт, но и на сей раз мимолетного взгляда оказалось недостаточно. Однако я сразу понял: может, какие-то оттенки зеленого для мальчика и подходят, но этот, горчичного цвета — никак. Зато он уже был завязан восхитительным узлом, казалось, тут приложило руку божество, а благодаря аккуратной широкой петле его можно было не боясь надевать даже в спешке.
Однако этот галстук был встречен куда более сдержанно. Сидевшие за столом замешкались с одобрительными возгласами, в комнате повеяло сомнением. Брови Маркуса стали сходиться на переносице, как вдруг лорд Тримингем протянул руку через стол и сказал:
— Можно взглянуть?
Я подтолкнул галстук в его сторону.
— По-моему, очаровательный галстук, — похвалил он. — Такая веселенькая расцветка. Подождите секунду, сейчас я его примерю.
Он стащил с шеи галстук с бело-голубыми точками, немного подергал мой («сейчас, тут сразу не разберешься»), накинул его на себя и закрепил булавкой. На нем он вовсе не выглядел безвкусным, хотя именно такой приговор я прочитал на затянувшемся тучками лице Маркуса; броским — да, но все-таки элегантным. Лорд Тримингем сделал несколько напыщенных жестов «на публику» и улыбнулся, намекая на какое-нибудь легкомысленное предприятие — скажем, поездка на ипподром в Гудвуд. У меня защемило сердце — как трудно его лицу откликаться на его мысли. Но самого лорда это, казалось, ничуть не беспокоило.
— Ну, как? — обратился он к мистеру Модсли. — Ну, как, Мариан?
Этот галстук я хранил долгие годы.
— Итак, — заговорила миссис Модсли, отодвинув свой стул, — сегодня, — она сделала паузу, — сегодня день Лео. — Она улыбнулась мне, и о мое лицо словно разбилась холодная волна. — Как бы ты хотел провести его, Лео?
Язык прилип к гортани: на этот счет у меня не было никаких мыслей. Миссис Модсли пришла мне на помощь:
— Как насчет пикника?
— Это будет чудесно.
— Лишь бы дождь не пошел. — Миссис Модсли изучающе оглядела небеса. — Или можем после обеда прокатиться к замку Бистон. Ты ведь там не был, правда?
— Это будет чудесно, — жалким голосом повторил я.
— Ну что ж, так и сделаем, если не будет дождя, ладно? Утро занимать не стоит, ведь ты, наверное, захочешь поиграть с Маркусом?
— Да, если можно.
— А в пять часов ты разрежешь торт, испеченный ко дню твоего рождения. Что такое, Дэнис?
