Иногда она очень сочувствовала Ли Юаню. Но его тупая голова ничего не соображала. Когда она начинала его жалеть, ей так и хотелось задушить Чжан Вэня. Если тот начинал говорить, разговорам не было конца. Он всячески старался продемонстрировать, как много всего повидал, как хорошо разбирается в житейских делах. Он будто со злостью хлестал Ли Юаня невидимой плетью, а тот лишь заикался, не в силах что-либо ответить. Чжан Вэнь был весьма сметлив и отлично понимал душевное состояние Сюлянь. Стоило ему заметить на ее лице неудовольствие, как он тут же обращал все в шутку и смешил ее. Ей казалось, что, слушая его шутки, она становится такой же всезнающей, как и он.
Чжан Вэнь не только много знал, но был еще и весьма расчетлив. В скором времени ему стало известно, сколько у Сюлянь золотых колец и браслетов и сколько они весят. Небольшое число драгоценностей вызвало у него разочарование. Он предполагал, что отец ее очень богат. Почему он не приобрел ей больше украшений?
– Ты сколько лет поешь, – сказал как-то он, – и твой отец столько денег зарабатывает! Если бы он ежемесячно тебе выделял хотя бы двести юаней, ты сегодня уже разбогатела бы. Он так тебя одурачивает.
Сюлянь никогда не задумывалась на эту тему. Чжан Вэнь впервые сказал об этом вслух, и она почувствовала в его словах известный резон. Отец должен выделять ей определенную сумму. Почему же он этого не делает? У всех других девушек есть своя доля. Лучше всего быть совершенно независимой. Нужно быть как Циньчжу и договориться с отцом об условиях. В тот вечер Сюлянь тщательно обдумывала денежный вопрос. Она должна заполучить немного денег. Имея деньги, она сможет выйти замуж за человека по душе, содержать его, и тогда он не будет смеяться над тем, что она певичка. Несчастная Дафэн именно из-за того, что не умела зарабатывать деньги, вынуждена была выйти за человека, которого подыскал ей отец.
Однажды вечером мать, взяв с собой набитый доверху чемодан, отправилась к Дафэн. Ребенок мог родиться в любую минуту. Погода стояла душная и жаркая, приближалась гроза. Сюлянь страшно боялась раскатов грома. И хотя представление давно закончилось, она все сидела, не решаясь вернуться в свою комнату и лечь спать, Чжан Вэнь обычно не приходил по вечерам, а Ли Юаня не было дома. Она прождала довольно долго, пока вернулся отец.
– Не бойся грома, дочка, – сказал Баоцин. – Он не причиняет человеку боли.
– Я боюсь, я не могу не бояться, – ответила она, накрывая голову одеялом.
Утром следующего дня небо хмурилось и готово было вот-вот разразиться дождем. Стояла страшная жара, воздух, как мокрая вата, обволакивал лицо, прилипал к плечам, градом лил пот. Сюлянь сидела в комнате и усиленно обмахивалась веером; на ней была надета заграничная юбка, купленная отцом. День выдался душный – не продохнуть. Вдруг в комнате стало темно, будто кто-то
разом задернул штору. Сюлянь подошла к окну, огромные тяжелые свинцовые тучи, инкрустированные серебряной каймой, заволокли небо. Внезапно мелькнула молния – и страшный грохот разрубил густые облака надвое. Сюлянь закрыла лицо руками. Гремел гром, и она была одна- одинешенька. Отца было дома, мать пошла навестить Дафэн. Снова загрохотало, она затаила дыхание. По крыше дома застучали первые капли дождя, и тут же обрушился настоящий ливень. Еще одна яркая вспышка, Сюлянь вскрикнула от страха, отбежала от окна и внезапно столкнулась лицом к лицу с Чжан Вэнем. Она крепко схватила его, умоляя о защите.
– Ты чего так испугалась? – спросил он. – Чего бояться? Ничего страшного нет. Я зашел укрыться от дождя. – Его лицо было совсем близко, он смеялся. Снова удар грома, она подпрыгнула и спрятала лицо у него на груди. Он обхватил ее рукой. Сюлянь почувствовала, что он полуобнял ее и двигается вместе с ней. Она невольно остановилась. Еще один удар грома, ноги подкосились, и тело ее еще больше прижалось к Чжан Вэню. Она вдруг обнаружила, что уже не стоит, а лежит на кровати, и рядом с ней Чжан Вэнь, Его крепкое тело плотно придавило ее...
– Мне нужно уходить, – сказал он, потрогав свои гладкие блестящие волосы. – До завтра. Я, может быть, завтра приду,
«Может быть» – эти два слова, как пощечина, больно ударили Сюлянь. Может быть... Что это значит? Она села в постели, намереваясь хорошенько обдумать, но голова ее не слушалась. Он ушел совсем не так, как уходит возлюбленный, не сказав на прощание ни одного ласкового слова... Она встала, подошла к окну и стала смотреть на улицу.
Прояснилось. Крыши близлежащих домов были чистыми-чистыми, будто их только что вымыли. Кругом покой и тишина. Она потянулась, посмотрелась в зеркало, привела себя в порядок, приоделась и спустилась в зал.
После своего номера Сюлянь вернулась в комнату, закрыла дверь на засов, села на кровать и уставилась в одну точку. Слезы брызнули из ее глаз. Наплакавшись, она забралась с ногами на кровать и задумалась.
Все кончено. Она стала другой. Совершенно определенно – другой. Ей снова захотелось плакать. Отец постоянно напоминал, чтобы она берегла себя, теперь поздно, ничего уже не вернешь. Она была в смятении. Все это было так невыносимо. Она слезла с кровати, зажгла свет и стала разглядывать себя в зеркале.
Почему другой? Худенькое лицо разве стало другим? Смогут ли люди все разглядеть, тыкать за ее спиной пальцем и говорить: «Глядите, она совершила некрасивый поступок».
Ни в коем случае нельзя больше поддаваться на его уловки, нельзя быть такой вульгарной. Она понимала, что любовь не может быть такой пошлой и ей следует в дальнейшем остерегаться его. Циньчжу когда-то говорила, что, если все пойдет наперекос, девица сраму не оберется! Здесь нужно быть крайне осторожной.
Снова наступил сезон туманов. Сынишке Дафэн уже исполнилось полных два месяца. Малыш был пухленький, всегда рот до ушей. Дафэн оставалась такой же замкнутой и молчаливой, но излучала счастье. Баоцин и тетушка были вне себя от радости. Внук! Вот уж поистине золотце! Даже Сяо Лю растрогался. Он бросил курить опиум, отдавал всю свою душу трехструнке и старался быть хорошим мужем.
Тетушка пила вино лишь по вечерам, а днем баялась напиться, чтобы не уронить ребенка. Она была со всеми приветлива и ласкова, но с Сюлянь не разговаривала. Ее маленькие холодные глазки были весьма красноречивы: «Катись отсюда, у меня есть внук. Он моя родная плоть и кровь, а ты что за тварь? Ублюдок, кому ты нужна?»
Ли Юань собрался на заработки в Бирму. В день его отъезда Баоцин сказал Чжан Вэню, что его миссия окончена и больше он в нем не нуждается, Чжан Вэнь засмеялся и попросил выходное пособие. Баоцин дал. Он улыбнулся Сюлянь и удалился. Баоцин внимательно посмотрел на дочь, она в последнее время похудела и заметно осунулась: может быть, от жары, а может, это возрастное? Лицо ее стало таким худым, что даже подбородок заострился, что, впрочем, только украшало ее. Может она все же любит Ли Юаня?
– Давай, Сюлянь, – он взял ее за руку, пойдем
навестим ребенка твоей сестры. До чего ж' смешной малыш.
– Сегодня не пойду, – помедлив, сказала Сюлянь. – Схожу завтра. – Сюлянь вернулась в спальню. Она была беременна. Почти два месяца. Это был ребенок от Чжан Вэня.
Вошел отец.
– Сюлянь, знай, – он деланно усмехнулся, моя последняя душевная забота теперь – это ты. Пора, навело, замуж? Если ты согласна, я обязательно найду для моей
Сюлянь приличного, верного, скромного и трудолюбивого честного человека.
Сюлянь молчала.
– Дочка, что ты все-таки думаешь по этому поводу?
– Я еще маленькая, – сказала она безрадостно, – Не нужно торопиться.
– Хорошо, обсудим это в другой раз, только ты должна сказать свое мнение. Я хочу, чтобы тебе же было лучше. Пошли, посмотрим ребенка.
Сюлянь покачала головой. После того как ушел отец, она легла. Ребенок Чжан Вэня. Чжан Вэнь говорил, что не может на ней жениться, так как ему нужно служить местному правительству. Он был для нее всем. Она не раз решала больше с ним не встречаться, но он приходил и вынуждал ее. При каждой их встрече ей казалось, что она превращается в Циньчжу. Когда она вспоминала свои гадкие отношения с Чжан Вэнем, ей становилось стыдно. Ребенок был живым свидетельством ее падения. Как только он увидит свет, весь мир узнает, что его мать вульгарна и грешна. Мать – исполнительница сказов, отца нет, вот уж поистине несчастный ребенок!
