К свадьбе Золотой Зуб подготовился весьма основательно, нанял двух слуг, которые должны были его сопровождать. Из-под модного костюма в черно-белую клетку виднелся высокий накрахмаленный воротничок, который был повязан импортным индийским шелковым галстуком в красно-желтую полоску. В верхнем кармане пиджака – четыре самых знаменитых золотых авторучки.
На ногах – высокие черные сапоги, начищенные до блеска так, что в них можно было увидеть собственное отражение. Эти сапоги он купил у английского офицера, на них даже остались шпоры, гремевшие при каждом шаге. В петличке пиджака красовался огромный цветок из белых перьев, а под ним – шелковая лента с надписью «Жених».
Все устремления Циньчжу сводились к одному: выглядеть как богатая дама. Белое шелковое подвенечное платье муж привез из Бирмы. Под него сна нацепила три комплекта белья, пояс для чулок, корсет, накрутив поверх всего еще несколько метров атласа. К белой фате был приколот пестрый шелковый платок. Циньчжу с ног до головы была усыпана драгоценностями. Она надела все свои фальшивые побрякушки, в том числе и купленные совсем недавно. Были и настоящие бриллианты, подаренные женихом. На каждом ее пальце было по крайней мере по одному кольцу, правая рука, от кисти до локтя, была унизана бриллиантовыми браслетами. В руке она держала огромный букет мэйхуа, испускавший душистый аромат. Чуть длинноватые ветви были сплошь усеяны цветами. Создавалось впечатление, что Циньчжу держит маленькое деревце. Она считала, что невеста должна быть украшена символами чистоты, поэтому не расставалась с букетом ни на секунду.
Большинство гостей имело отношение либо к транспортным перевозкам, либо к сказительскому искусству. Приходили не друзья, так соперники, чтобы бесплатно поесть да покурить иностранные сигареты. Тан Сые всем расписывал, как богат его зять. Одних лишь американских сигарет, которыми угощали гостей, было сколько угодно. Они и в самом деле стоили денег. Кто же откажется прийти на свадьбу, да еще прихватить несколько штучек задарма?
Оркестр заиграл музыку, под которую обычно в цирке зайцу полагалось выпрыгивать из цилиндра. Появились жених и невеста, их окружила толпа. Тан Сые сегодня, что называется, вышел в свет. Он смыл с лица все следы, оставленные курением опиума, и был чисто выбрит. Его маленькие глазки сияли от радости, а тонкие губы под большим и острым носом все время растягивались в улыбке. Вот уж у действительно праздник! На этот раз можно считать, 'что дочь продана за большие деньги! Мечта всей его жизни наконец осуществилась.
Тетушка Тан надела длинный пестрый халат и стала похожа на маленькую горку, сплошь усыпанную весенними цветами. Или же на хорошо замаскированный пароход, настолько пестрый, что трудно было догадаться, где у него нос, а где корма. Тетушка Тан потратила много сил, чтобы втиснуть себя в эти одеяния. Она была так затянута, что едва могла дышать. Однако ее не покидали кичливость и высокомерие. Когда она, переваливаясь, ползла по лестнице в зал, на ее пути оказалось несколько ребятишек. Схватив виновников за уши, она тут же отчитала их хорошо натренированным языком, нисколько не стесняясь в выражениях.
Сюлянь появилась в розовом халате с букетом полевых цветов. Она шла с гордо поднятой головой и трогательно улыбалась, а когда стала подниматься к церемониальному возвышению, некоторые из присутствующих зааплодировали. В толпе пестро и вульгарно разодетых людей она была похожа на скромный полевой цветок.
Жених и невеста шли позади всех. Циньчжу виляла задом, и бренчала браслетами, а жених гордо вышагивал радом, демонстрируя всем свои сапоги со шпорами.
С их появлением люди в зале оживились. Золотой Зуб заранее договорился, чтобы друзья кричали ему здравицы, и те действительно постарались. Одни аплодировали, другие бросали в них горох и разноцветные ленты серпантина. После завершения церемонии жених и невеста поклонились друг другу, и народ дружно закричал: «Поцелуйтесь!» Они поцеловались. Все это должно было означать, что их любовь, после такого представления при всем честном народе, полностью искупила прошлые грехи.
Жених вручил невесте кольцо, два браслета, инкрустированных бриллиантами, и вдобавок ко всему американскую золотую авторучку лучшего качества.
Свидетелем с его стороны выступал некий бывший соратник, который и произнес речь. Слова такого оратора, конечно, нельзя было отнести к высокому стилю, но слушатели долго аплодировали. А затем начались всевозможные скабрезности и непристойности. Гости орали во всю глотку, требуя от жениха доложить историю своей любви.
Сюлянь нездоровилось, ребенок в животе непрерывно толкался. В помещении было полно народу и ужасно душно, ей не хватало воздуха. Циньчжу с самыми добрыми намерениями пригласила ее быть свидетельницей, поэтому нужно было во что бы то ни стало поддержать ее, продержаться хотя бы до конца церемониала. На лбу у нее выступили крупные бусинки пота. Сюлянь стояла вытянувшись, не смея пошевелиться и не позволяя себе проронить ни звука. Вдруг в глазах у нее потемнело, и она упала на пол, потеряв сознание.
Очнулась Сюлянь у себя в комнате, на кровати. Рядом сидел отец, бледный, весь разом осунувшийся, со странным блеском в глазах.
Он долго не мог произнести ни слова. Наконец облизал пересохшие губы.
– Кто это? – спросил он, с трудом превозмогая себя. – Кто?
Сюлянь безучастно в двух словах рассказала все как было. Она сразу успокоилась. Открыв свою тайну, она почувствовала облегчение. Теперь ребенок, который толкался у нее в животе, не так мозолил людям глаза.
Баоцин не стал корить ее. Он только покивал головой, похлопал ее по плечу и ушел. Но на душе у него все кипело. Ну и подлая тварь этот Чжан Вэнь! От злости он готов был живьем содрать с него шкуру. У него и в мыслях не было, что этот тип воспользуется моментом и опозорит его дочь!
Он встретил Чжан Вэня в чайной, куда тот часто ходил после обеда. Завидев его, Баоцин понял, что все рассказанное Сюлянь – чистейшая правда. Чжан Вэнь встретил его с улыбкой, но не осмелился посмотреть ему прямо в глаза.
– Как ты собираешься поступить? – спросил Баоцин без обиняков.
– Как поступить? – переспросил Чжан Вэнь. Баоцин больше не мог себя сдерживать и размахнулся, чтобы ударить этого типа с напомаженной головой. Чжан Вэнь стремительно увернулся в сторону и сунул руку в карман. На Баоцина было направлено дуло пистолета. От злости и от страха на его лице появился нервный тик.
– Ты, старое барахло, если еще раз посмеешь потревожить меня, – Чжан Вэнь медленно цедил слова сквозь зубы, – я тебя прикончу, как крысу.
Баоцин подумал секунду, глубоко вздохнул и тотчас же принял решение. С улыбкой на лице он сказал громко, так, чтобы все в чайной могли услышать:
– Стреляй, я и так уже стар. Когда ты еще находился в утробе матери, я уже скитался по стране, зарабатывая, как умел, себе на хлеб. – Он медленно подошел к бандиту, его черные глаза уставились прямо в лицо Чжан Вэня. – Стрелой, подлец, стреляй.
Чжан Вэнь опешил. Такого отпора никто еще ему не давал. Когда он прежде пугал кого-нибудь пистолетом, большинство терялись от страха. Обычно, не раздумывая ни секунды, он тут же и расправлялся с жертвой. Баоцин же открыто бросил ему вызов. Чжан Вэнь убил немало людей, однако не хотел даже по злобе убивать при таком количестве свидетелей.
Он опустил пистолет, наклонил голову и засмеялся Баоцину прямо в лицо.
– Как же я могу убить своего тестя? Я не такой человек.
– Как ты собираешься поступить? – строго спросил Баоцин.
– Слушаю ваши указания, хозяин Фан.
– Ты собираешься жениться на ней?
– Я, конечно, хочу, но не могу.
– Почему?
– Это уже мое дело, старый. – Чжан Вэнь, покачав головой, сделал шаг в сторону выхода. – Не могу, и все. Находясь на службе у правительства, нельзя жениться. Ты что, не знаешь этого?
– Не смей больше переступать порог моего дома.
– Чжан Вэнь засмеялся. Он щелкнул пальцем и сплюнул на пол.
– Когда захочу, тогда и приду.
Баоцин вспомнил, что Чжан Вэнь больше всего любил деньги. Может быть.