— Не говори глупостей, Ник. Никто из нас не делал.
— Кто-то сделал.
— Может быть, сюда забрался какой-нибудь бродяга? — сказала Сисси с надеждой. В то время любой список подозреваемых обычно начинался с бродяги.
Но дядю Ника это не устроило.
— Если ты этому веришь, значит, поверишь чему угодно. Ну как, инспектор, — обратился он к Фарнессу, вернувшемуся вместе со швейцаром, — будем продолжать?
— Мне не меньше вашего хотелось бы продолжить, сэр. Итак, — приказал он швейцару, — расскажите им то, что вы рассказали мне.
— Я помню, что эти двое, — сказал швейцар, указывая на Сэма и Бена, — ушли рано, сразу после десяти. Но этот — нет. — Он указал на Барни. — Этот — нет.
— Он никогда меня не видит, — закричал Барни. — Он никогда меня не видит. Я вхожу и выхожу… он никогда не замечает. Он плохо видит, а я маленький… он никогда меня не видит. Мис’Оллантон… мис’Оллантон…
— Ну, ну, замолчи, Барни, — сказал дядя Ник. — Сэм, он ушел вместе с вами вчера вечером?
— Да, — ответил Сэм. — Верно, Бен?
— Верно, — сказал Бен. — Мы вышли вместе, втроем. Мы почти всегда выходим вместе.
— Барни шел с этого боку, — сказал Сэм, — швейцар мог его не заметить.
— Это можно себе представить, — сказал Фарнесс. — А выйдя отсюда, куда вы направились?
— Куда и всегда, — не задумываясь ответил Сэм. — В погребок трактира «Солнце». После представления мы любим пропустить там пару пива.
— Сейчас я бы тоже не отказался, — сказал Фарнесс. — Ладно, вы трое можете идти. А вы, швейцар, возвращайтесь к сержанту. — Когда они вышли, он взглянул на дядю Ника. — Думаю, что мы вас больше не потревожим, мистер Оллантон…
— Вы хотите сказать, что ее видели живой после нашего ухода? — спокойно спросил дядя Ник. — Нет, можете не отвечать. Я уже давно догадался.
— Вы сообразительный человек, мистер Оллантон. Я об этом тоже давно догадался. Если бы вы хотели избавиться от этой молодой женщины, бьюсь об заклад, что она просто исчезла бы, ха-ха! — Потом он понизил голос: — Но раз уж мы с вами разговариваем, мистер Оллантон, не можете ли вы сообщить мне какие-нибудь полезные сведения?
— Мог бы… и Ричард тоже. Сисси, подожди нас внизу у выхода, — я щажу твою стыдливость. — Она вышла медленно и неохотно, и дядя Ник продолжал: — Я второй раз путешествую с этими Кольмарами. У нас была долгая поездка начиная с прошлого сентября. Девица эта не в моем вкусе — слишком молоденькая и взбалмошная… Но в своем сценическом костюме она была лакомый кусочек… И страшно любила прижиматься и вертеть задом. Спросите этого парнишку. Он как раз в таком возрасте, чтобы понимать, что у нее на уме, а, Ричард?
— Она мне не нравилась даже после того, как я не один раз видел ее в сценическом костюме, и скоро она оставила свои заигрывания. — Я помолчал. — Мне кажется… но это только догадка… что ей редко случалось бывать с мужчинами: дядя и двое других не спускали с нее глаз. Поэтому она развлекалась, как могла, за кулисами. Она умела дразнить мужчин…
— И кого-то дразнила слишком часто, — негромко сказал дядя Ник.
— А это значит, — сказал Фарнесс тоже негромко, — что нам нечего тратить время на рабочих и прочий персонал.
— Неприятно признавать… мало радости путешествовать с убийцей… Но боюсь, что это правда. И потом, насколько я могу судить о здешнем персонале, их что дразни, что не дразни — толку никакого. Вот и все, что мы можем сказать вам, инспектор. Так что если вы не возражаете…
— Да, пока у меня все.
— Тогда я пойду поговорю с директором. — Он повернулся ко мне. — Ты понимаешь, малыш, что Кольмары вылетают? Девица была главной в их номере. Им придется либо найти другую и обучить ее, либо совершенно изменить весь номер. Не думаю, что они смогут это сделать за две недели, даже если контракт останется в силе. И если директор не сможет найти хорошую замену на вечер, всем придется расширить свои номера. Так что предупреди Сэма и Бена. Пойду взгляну, что делает директор. А ты иди и жди вместе с Сисси.
— Можно я угощу ее за углом, дядя Ник? Ей, наверное, нужно выпить.
— Да и тебе тоже. Ладно, ступай.
Остальных все еще опрашивали группами на сцене или возле нее. Мы отделались легко — несомненно, потому, что были среди тех, кто ушел рано, но также, мне кажется, и потому, что инспектору Фарнессу не хотелось, чтобы дядя Ник болтался поблизости. Чувствуя на себе взгляды коллег, я не мог не радоваться тому, что совсем их не знаю и не водился с ними во время этой поездки. Что, если б это случилось на прошлых гастролях и мне бы пришлось подозревать Билла Дженнингса, Хэнка Джонсона или Рикарло?
Сисси ждала у служебного входа; вид у нее был несчастный, она кусала губы и мотала головой, стараясь отвязаться от двух молодых репортеров. Увидев меня, все трое просияли.
— Пойдем за угол, выпьем, Сисси. Дядя Ник знает. Нет, я вам ничего не могу сказать, не потому, что не хочу, а потому, что ничего не знаю. Подождите инспектора Фарнесса — он скоро выйдет.
В баре не было никого из «Варьете», только два каких-то пожилых человека, которые неодобрительно посмотрели на Сисси, очевидно, приняв ее за проститутку. Я усадил ее в угол, заказал себе крепкого эля, а Сисси, сказав, что у нее в желудке «подкатывает», выбрала смесь под названием «джин с перцем», который барменши обычно рекомендуют дамам, когда у них подкатывает. Потом, конечно, мы заговорили об убийстве. Она сказала, что догадывается, о чем мы с дядей Ником рассказывали инспектору, но это не помешало ей подробно расспросить, что именно мы говорили ему про бедную Нони.
Минут через десять она сказала:
— Не пойму я тебя, Дик. Не пойму, как ты смотришь на это жуткое убийство — жуткое, так оно и есть. Ника я понимаю. Он человек твердый и уж очень гордится тем, что его ничем не проймешь. Что бы ни стряслось, он скажет, что видывал раз в десять хуже — в Берлине или еще где-нибудь. Но ты совсем не такой… Ты славный, впечатлительный… художник и вообще… Ты должен чувствовать, как это ужасно. Ты чувствуешь?
— Думаю, что да, Сисси. Это все еще так ново, и странно, и нереально. Если бы я увидел ее…
— Перестань. Я представляю себе… и я читала, как выглядят задушенные. И знаешь, Дик, я боюсь. Вам, двум мужчинам, ничего… вас никто не станет душить… но если его не поймают, на следующей неделе может настать мой черед. Ты не знаешь, что значит быть женщиной, Дик. Иногда чувствуешь себя такой беспомощной. Вот ты вдвоем с милым молодым человеком, и вдруг ты замечаешь его взгляд, и у тебя кровь застывает в жилах. Это правда, Дик, тут нет ничего смешного. А теперь мы знаем, что рядом с нами ходит убийца. И пока его не поймают, я никому из наших не поверю, вот на столько не поверю. Если кто-нибудь попробует меня остановить в темпом углу, я завизжу так, что весь город сбежится.
Тут явился дядя Ник — не затем, чтобы выпить с нами, а чтобы увести из бара.
— Они пригласили на замену ирландского тенора из Манчестера, — объявил он. — Сегодня на обоих представлениях будут битковые сборы, вот увидите, и публика разнесет театр, когда этот парень начнет выводить рулады про милую старую ирландскую мамочку. Стоит англичанам пойти в мюзик-холл, как они начинают обожать ирландцев.
В отношении сборов он оказался прав. Оба раза был аншлаг. Дядя Ник пришел в ярость.
— Талантом их не заманишь, а убийством — в два счета. Они гадали, кто из нас больше всего похож на душителя.
— Я их не осуждаю, — сказала Сисси. — Я тоже гадаю. — В это время мы уже сидели в гостинице и ужинали. — Пока что колеблюсь между Даффилдом, самым высоким из американцев, и этим противным Мергеном.
— Ну и хватит, девочка, — сказал дядя Ник. — Этого достаточно. Если тебя не остановить здесь, сию же минуту, ты будешь твердить об убийстве день и ночь. Ты не сможешь говорить ни о чем другом. Поэтому прекрати сейчас же. Пусть полиция выясняет, кто ее убил. Им за это платят, хотя я бы не сказал, что здешние очень уж преуспели. Двадцать против одного, что им придется звонить в Скотленд-Ярд. Так пусть они этим и занимаются.
— Какой ты бесчеловечный, Ник.
— Иногда мне хотелось бы, девочка, чтобы это было так. Ты говоришь, что напугана… охвачена ужасом…
— Так оно и есть.
— Конечно. Но ты очень похожа на эту проклятую деревенщину, которая сегодня набилась в зал. Тебе это доставляет удовольствие. Ты попробовала крови и теперь облизываешься…
Сисси вскочила, сверкнув глазами.
— Это грязная ложь, Ник Оллантон. Постыдился бы так со мной разговаривать. С меня довольно. — И она выбежала вся в слезах.
— Что-то у нас неладно, малыш, — сказал дядя Ник, не обращая внимания на ее вспышку. — Я тебе рассказывал о старом индийце, который как-то зашел ко мне?
— Вы начали, но потом остановились.
Он мрачно кивнул.
