— Много же она успела за столь короткое время! — рассмеялась Зиновия. — Особа, видно, очень талантливая, такую следует назначить министром финансов.
— Смейся, смейся, — обиженно сказал Карол. — Ты впутала меня в эту историю, и мне-то сейчас не до смеха. О подарках, которые я ей дарил, даже заикаться не буду. Но она умудрилась за мой счет наделать массу долгов: в гостинице, у торговца, у двух портных, у трех модисток, у сапожника, у скорняка, у ювелира; одних носовых платков она накупила на двести флоринов, всем жителям окружного города хватило бы носы утирать. В итоге мне теперь нужно выплатить шесть тысяч флоринов.
— Это скверно.
— И в конце концов она от меня сбежала с каким-то молодым румыном, прихватив с собой целую дюжину серебряных столовых приборов.
— Хорошо, что теперь ты свободен, — сказала Зиновия. — Несмотря ни на что, ты должен быть ей благодарен — за приобретенный опыт, за то, что познакомился с жизнью.
— Весьма дорогая школа.
— Мудрость никогда не обходится дешево.
— Ну ладно, тогда я успокоюсь, — согласился Карол, — лишь бы ты на меня не сердилась. Мне, собственно, стыдно перед тобой, я готов в мышиную нору спрятаться.
— Тебе придется найти очень большую нору, — со смехом воскликнула Зиновия. — Какой у тебя несчастный вид! Ты что, совсем разнюнился? Возьми себя в руки, не теряй голову, у тебя ведь еще осталась я. Или девица Ярунковская нравится тебе больше?
— Ты знаешь, что я люблю только тебя. Ах, если б ты согласилась стать моей женой!
— Я уже почти согласилась, — ответила Зиновия. — Однако пожертвовать своей свободой — это серьезный шаг.
— Разве я собираюсь быть для тебя тираном? — воскликнул Карол. — Разве я похож на Нерона или Домициана?
Зиновия посмотрела на него: он действительно мало походил на этих известных своей свирепостью римских императоров.
— Располагай мной, моим домом, моим состоянием — всем, что у меня есть.
— Я именно этого и хочу, — спокойно ответила Зиновия, — ибо ты не привык к свободе, тебе требуется твердая направляющая рука.
— Твоя рука.
— Да, вот эта маленькая рука, посмотри на нее.
Карол погладил руку.
— Она кажется мягкой, но на самом деле очень крепкая.
Карол улыбнулся и поцеловал пальчики.
— Я сделаю твою жизнь приятной, — продолжала Зиновия. — Более того, рядом со мной ты только и начнешь по-настоящему жить, но ты должен мне повиноваться.
— Буду.
— Впрочем, зачем нам долго обсуждать эту тему? — с милой иронией сказала Зиновия. — Вот символ моих грядущих побед.
Тут она скинула вышитую золотом туфельку и с комичной важностью приподняла ступню.
— Итак, ты склонна удовлетворить мое желание?
— Ты спрашиваешь, склонна ли я выйти за тебя? Да.
— Зиновия, ты делаешь меня несказанно счастливым!
— Я лишь сказала, что склоняюсь к такой мысли, но у тебя нет оснований думать, что произойдет это скоро.
— Ты играешь со мной!
— Успокойся и не истолковывай мои слова превратно, — сказала она, погрозив ему пальчиком. — У меня есть желание стать твоей женой, разве этого тебе мало? Теперь ты можешь надеяться, можешь мечтать обо мне…
— Я и без того надеялся и мечтал…
— Ненасытный, чего же ты еще хочешь?
Карол вскочил на ноги, заключил Зиновию в объятия и трижды поцеловал.
— Теперь ты доволен?
— Да.
— В таком случае давай спустимся вниз, — сказала она. — Но играть ты не должен, помни: деньги, которые ты проигрываешь, — мои.
Она взяла его под руку и повела по лестнице в зал. Когда они вошли, старинные часы на каминной полке — семейный оракул — заиграли арию из «Дон Жуана»: «Отдай мне руку, жизнь моя!»
Зиновия сразу заметила то, на что остальные, сидевшие за столом и увлеченно ставившие на красное и черное, чет и нечет, не обратили внимания: Сергей отсутствовал, а Наталья была у себя в комнате.
Зиновия поставила на тройку и проиграла, она опять поставила на тот же номер и проиграла, поставила в третий раз — и выиграла.
— Вот видишь, — шепнула она Каролу, — в игре, как и в любви, следует запастись терпением.
Внезапно со двора донесся странный шум: кричащие наперебой голоса, хлопанье дверей и собачий лай.
— Что там происходит? — досадливо поморщился Менев.
— Может, это грабители? — предположил Карол, замерев в напряженном ожидании.
Возня и гам между тем все более усиливались.
— Пойду-ка я взгляну, что там случилось! — воскликнула Зиновия и поспешно вышла из комнаты.
Карол тотчас последовал за ней, трепеща и сжимая в каждой руке по револьверу. Тогда и остальные поднялись из-за стола. Менев, Винтерлих, священник, майор и Лепернир выскочили на крыльцо, а дамы ограничились тем, что распахнули окна.
Зиновия, балансируя на рукотворном мосту — даже трясогузка не справилась бы с этой задачей изящнее, — двинулась по шатким доскам над водной стихией и в конце концов сделала остановку на кирпичах посреди двора. Там стоял Ендрух, с взлохмаченными волосами и в рваной рубахе, тесно окруженный тремя фуриями. В роли этих богинь мщения выступали Квита, Софья и Дамьянка.
— Что? Ты еще отпираться будешь? — спросила взбешенная Квита, чьи косы развевались на ветру подобно огненным змеям. — Или я собственными глазами не видела, как ты обнимал Софью?
— Да, я ее обнимал, — покорно признал Ендрух.
— Но ты не должен ее обнимать, — отрезала Квита. — Для чего тогда я существую?
— Может, ты его купила себе на ярмарке? — съязвила Софья.
— Ты не больно-то нос задирай, — перебила ее Дамьянка, — мне он тоже говорил, что любит меня.
— А мне он божился! — закричала Квита. — Мечом, который носит в сердце Дева Мария. Клятвопреступник. Тьфу!
Она собралась было вцепиться ему в вихры.
— Коли ты ей божился, — вмешалась опять Дамьянка, — то почему ты, ворюга, принял от меня в подарок шейный платок?
— А от меня — перстень? — заплакав, спросила Софья.
— От меня он тоже получал подарки! — закричала Квита. — Я связала ему носки, подарила новый кошелек и серебряные часы. О небо, и ты спокойно взираешь на такое кощунство?!
Поскольку небо никак не отреагировало на риторический вопрос, на Ендруха вдруг со всех сторон посыпались оплеухи, и его буквально разорвали бы в клочья, если бы на помощь ему не подоспела Зиновия.
— Хорошо, что вы вышли, барыня, — начала Квита. — Вы должны узнать, какую змею пригрели у себя на груди.
— Он нас всех обманул, — заверила Дамьянка.
— На мне он собирался жениться, — сказала Софья.
— И на мне тоже.
— На всех трех, турок некрещеный!
— Ну, что там происходит? — прокричал с крыльца над водной гладью Менев. — Скоро этот скандал закончится? Утром я вас всех выгоню. Кто зачинщик?
— Ендрух! — в один голос завопили три женщины.
— Поди-ка сюда, любезный, — распорядился Менев, — я надеру тебе уши.
«Любезный» не спешил выполнять приглашение и остался стоять, где стоял.
— Не меня, милостивый благодетель, драть надо, — смиренно возразил он, — а вот этих сумасбродных баб; разве я виноват, что каждая из них втемяшила себе в голову, будто я в нее влюблен.
— Мы во всем разберемся, ты только подойди ко мне, сын мой, — увещевал Менев.
— Не могу, отец родной.
— Это почему же?
— Они всю рубаху на мне разорвали, эти ведьмы, которые по ночам скачут верхом на помеле в Киев.
— Ну, так иди без рубахи.
— Неприлично в таком виде, не могу же я вас опозорить перед этими господами, нет, не могу.
— Ты пойдешь, наконец? — снова вмешалась Квита.
— Не слышишь, что тебя барин кличет? — присовокупила, со своей стороны, Софья.
— Давай, давай! Вперед! — крикнула Дамьянка и крепко поддала ему в ребра.
Тут он неожиданно развернулся и влепил ей в ответ увесистую оплеуху. Плотного сложения дивчина на мгновение отпрянула, потом, как кошка, вцепилась ему в лицо, а Квита и Софья составили ей компанию. Завязалась дикая потасовка.
Зиновия, видя такое дело, вернулась обратно, и Карол с двумя револьверами последовал за ней — от греха подальше.
Тут появилась Наталья; в красных мужских сапогах она энергично ступила в озерцо, так что вода взметнулась брызгами, а полы ее кацавейки начал безжалостно трепать ветер.
— Прекратите! — приказала она, взмахнув нагайкой. — Вы трое убирайтесь к себе, а ты, Ендрух, немедленно подойди к моему отцу.
— Прошу вас, милостивая барышня… — решилась было возражать Квита.
— Ни слова больше! — крикнула Наталья, и поскольку Ендрух не двигался с места, она довольно доброжелательно подтолкнула его вперед. Бедняга потерял равновесие и свалился с доски в озерцо, которое, казалось, чавкающими звуками выразило радость по поводу этой нежданной жертвы. Когда Ендрух снова поднялся на ноги, все вокруг хохотали: невозможно было и дальше на него сердиться.
