– Хлоя Марр, – несколько неловко объяснил он Кэролу.
Пусть даже «Расширенный оркестр» играл теперь «Три танца» из «Генриха VIII», он чувствовал себя истинным владыкой мира.
– Которая? – спросил Кэрол.
– Та, что с краю.
Повернувшись к концу ряда, Кэрол увидел кряжистую даму, выпирающую из зеленого атласного платья на максимально допустимую высоту.
– Мы про один и тот же край говорим? – удивленно спросил он.
– В ложе, идиот.
– А! – Он стал с интересом рассматривать Хлою. – Так это и есть Хлоя Марр? Представь меня после спектакля, и я скажу, что с ней не так.
– Что значит «что с ней не так»? Как это «не так»?
– Ну есть же что-то, не то она давно бы вышла замуж.
– Не обязательно. Просто она никогда не влюбляется.
– Возможно, это и есть не «так», – протянул Кэрол. – Это тебе мистер Хиггс говорит, большой авторитет по части любви.
«Она прекраснее, чем когда-либо, – думал Барнаби. – Но нельзя терять из-за этого голову, она – нечто прекрасное, вроде колокольчика в лесу, или «Весны» Вивальди, или «Оды соловью» Китса: они твои, но тебе не принадлежат и не разбивают тебе сердце». Он посмотрел на Джилл и подумал: «Ужинать с ней будет весело, но никакой чепухи из-за шампанского. Я бы целую бутылку сейчас выпил. Я и не знал, что она такая хорошенькая», и сказал, понизив голос:
– Я уже говорил вам, что вы сегодня невероятно красивая?
– Нет, – ответила Джилл. – И никто другой тоже.
– Никогда?
– Никогда.
– Тогда вы выходите в свет либо со слепыми, либо с тупицами. С которыми?
– Как правило, сама по себе. Мой дядя… знаете, о ком я… делает вид, будто в меня влюблен, но эту часть всегда опускает.
– Так дальше не может продолжаться. Немедленно вычеркните его из своей жизни.
Улыбнувшись, она взяла с коленей программку и прочла в третий раз.
Перси подтолкнул Мейзи в бок, выбив из ее руки программку, и сказал:
– Смотри, старушка, вон там Хлоя.
Они оба помахали.
– Кто это с ней?
– Один малый по фамилии Хейл. А еще Китти Келсо, которая вышла замуж за малого по фамилии Клейверинг, он имеет отношение к тому-то или к сему-то, но сама она была Китти Келсо, это еще когда ты маленькая была, и была в «Шелковых чулках».
– Наверное, она и сейчас в них, – лукаво предположила Мейзи.
– Э, нет, это было давным-давно, она теперь бросила сцену, родила двух детишек.
Вид у Мейзи сделался чуть разочарованный, и Перси, почувствовав, что что-то не так, задумался. Внезапный громкий смешок возвестил, что раздумья не пропали втуне.
– Э, понял, о чем ты! Чертовски удачно, старушка. Чертовски смешно. Надо рассказать эту шутку старине Джорджу. Да, думаю, тут ты права. – Он положил ей на колено огромную лапищу. – И я знаю, кто еще у нас в шелковых чулках.
Потянув за ее подвязку через складку платья, он со щелчком ее отпустил.
– Нельзя, дорогой, только не здесь! – пискнула Мейзи.
И улыбнулась, глядя на него восхищенным, обожающим взглядом.
Перси со смешком подмигнул, но, возвращаясь к респектабельности, она твердо сказала:
– Ну, которые тут критики, о которых ты обещал рассказать? – С играми ведь можно подождать до такси.
Вытянув шею, Перси стал оглядываться по сторонам.
– Грубо говоря и без экивоков, любой уродливый бедолага в черном галстуке, который выглядит так, словно заскочил между коктейлями на похороны. Их обычно рассаживают вдоль проходов, чтобы они могли быстро вернуться в бар. Между нами говоря, старушка, мне случалось жалеть, что я не критик.
– О, милый, но почему? Ты бы ужасно хорошо писал.
– Пришлось бы водить компанию с самыми странными типами. Смотри, вот один… тот, что чешет спину о колонну.
– Но, милый, он же довольно симпатичный.
– Тогда он, наверное, не критик.
Свою неприязнь к театральным критикам Перси приписывал тому факту, что эти типы не умеют как следует носить смокинги, но, как позднее объяснит он Клоду, когда прижмет его к стене в гримерной Клодии, все идет гораздо глубже. Однажды он потратился на чертовски хорошее шоу под названием «Постельный Пэтти» – нет, нельзя сказать, что он так уж сильно раскошелился, на самом деле большую часть деньжат раздобыл старина Джордж, Джордж Чейтер, но Перси тоже вложился, потому что не хотел остаться в стороне, если уж старина Джордж вошел в дело, и разумеется, когда у тебя на коленках такая милашка, как Бэбс, которая называет тебя своим дорогим здоровяком и спрашивает, не мог бы ты устроить ей ну самую крошечную роль в какой-нибудь новой осенней постановке. Так или иначе, он из кожи вон лез, чтобы пособить одному или двум из тех чертовых типов, водил их в бар «Ритца» и хорошенько накачивал, и рассказывал всякое про Бэбс, чтобы они знали, кого иметь в виду, и рассказывал, какой чертовски хороший малый старина Джордж, и как типчик, сварганивший для постановки музычку, приезжал в Уокингт и играл им ее, типчик даже заранее постригся и все такое, – никто бы и не подумал, что он не джентльмен. Ну, дело не в потере денег или в том, что испытала чувствительная девушка вроде Бэбс, когда ее назвали красой без панталон, намеренно панталоны подчеркнули, заметьте, и его ведь как раз такая черная неблагодарность уязвила, не подумайте чего.
Взяв программку, Мейзи попыталась запомнить имена в ней до того, как погаснет свет.
– Зелла, цыганская дева, – прочла она вслух. – Мисс Клодия Лэнсинг. Кто она?
– Что-что? – спросил, возвращаясь к настоящему, Перси. – Дай посмотрю. Да будь я проклят! Это милашка, про которую я тебе рассказывал и которую видел, когда познакомился с длинноносым малым в квартире Хлои. Ну да, Клодия Лэнсинг, и у нее есть брат Клод, он художник. Чертовски глупо, скажу я тебе.
– Ах, дорогой, ты знаешь весь свет, – вздохнула гордая Мейзи. – Ты ведь меня познакомишь, правда? Ты обещал.
«Расширенный оркестр» достиг конца нотного листа «Веселой Англии», перелистнул по ошибке три страницы и с удивлением (или так показалось) обнаружил, что играет «Баркаролу». Свет стал медленно тускнеть. По просьбе оркестровой ямы бельэтаж неохотно затих, и поднялся занавес.
Занавес опустился, и можно было спокойно разговаривать с соседом, не боясь нахмуренной мины грубияна в ряду спереди, или можно было выйти и встать на лестнице в надежде, что тебя заметят, медленно продвигаясь к бару. А поскольку из партера было выбраться легко, Клод очутился в королевской ложе первым. Отказ Кэрола пойти с ним был принят с благодарностью, ведь теперь он мог не делить Хлою с другим, а ее избавлял от неловкости поздравлять автора, которого не с чем поздравить.
– Расскажи ей мою горестную повесть, – попросил Кэрол, – и когда завалимся за задники – прости за грубый каламбур, – когда я увижу ее в гримерной Клодии, мы легко и непринужденно поговорим про «Баркаролу».
Хмыкнув, Клод стал протискиваться в фойе. Хотя во многом он был старше своих лет, его любовь была так наивна и невинна, что мысли о реальной и очень даже сексуальной Хлое никогда ему на ум не приходили, и «шутку» Кэрола он счел святотатством.
– Дорогой, – воскликнула Хлоя, – как я рада тебя видеть, и ты сам отрада для глаз. Иврард, это Клод Лэнсинг, с которым ты уже знаком понаслышке.
– И по многому другому, – улыбнулся Иврард. – Художник, боксер и друг Хлои.
Он протянул руку и снова улыбнулся, на сей раз с толикой сочувствия обращению «сэр», которым приветствовал его Клод. «Мы оба хотим жениться на ней, – подумал он. – И один из нас называет другого «сэр», как престарелого родственника. Ну и кто из нас больший идиот?»
– И миссис Клейверинг. Китти, иди сюда, тебя представят… Клод Лэнсинг. Как по-твоему, голубчик, правда славно было бы, если бы Клод и Клодия поехали с нами ужинать? – А потом Клоду: – Вы ведь поедете, верно, дорогой?
– Вы можете сопротивляться не больше моего, – сказал Иврард. – Прошу, поедемте.
– Мне бы, разумеется, очень хотелось, сэр, большое спасибо. По крайней мере мне следует… – Он помешкал.
– Мисс Лэнсинг уже кому-то обещала вечер? А он не мог бы поехать с нами, или они бы предпочли ужинать одни?
– О, Клод! Нам обязательно надо с ним познакомиться! Кто он?
– А я было решила, что это ваш сын, – вставила Китти.
Позволив себе улыбнуться, Клод произнес:
– Мой зять. Они только что обручились.
– Как увлекательно, дорогой! Кто он?
– Кэрол Хиггс.
– О! – воскликнула Хлоя.
– Где-то я уже слышал это имя, – заметил Иврард.
А Китти сказала:
– В программке видел, дурачок! – и протянула ему программку. Повисла минутная пауза.
– Да, знаю, что вы думаете, но все не совсем так.
Он объяснил про превращение «Дядюшки Амброза» в «Золотую мелодию». Переглянувшись, Хлоя с Китти рассмеялись.
– Душка Уилл! – сказала Китти. – Ну разве он не сокровище?
– Тогда все улажено, – решила Хлоя. – Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь. И тогда нас будет шестеро, самое удачное число.