Придя к такому заключению, я все еще могла сочувствовать Луцилле, могла жалеть ее. Нимало не осуждая моего обманутого друга, я свалила всю вину на Нюджента. Как ни поглощена была я собственными неприятностями, но все еще могла думать об опасности, угрожавшей Луцилле, о несчастии Оскара. Я все еще чувствовала в себе прежнюю решимость соединить их опять. Я все еще помнила (и намерена была отплатить) мой долг Нюдженту Дюбуру.
При том обороте, какой приняли дела, и при краткости времени, которым я могла располагать, что можно было сделать? Предположив, что мисс Бечфорд будет сопровождать свою племянницу в Рамсгет, каким образом могла я помешать Нюдженту видеться с Луциллой на берегу моря во время моего отсутствия?
Чтобы решить этот вопрос, надо было сначала узнать, можно ли сообщить мисс Бечфорд, как члену семейства, печальную тайну отношений Оскара и Луциллы.
Особа, с которой следовало посоветоваться в данных обстоятельствах, был досточтимый Финч. Ответственность за Луциллу на время моего отсутствия, очевидно, переходила к нему, как к главе семейства.
Я немедленно отправилась на другую половину дома.
Если ректор вернулся с урока, тем лучше. Если нет, придется поискать его в деревне, в коттеджах прихожан. Его великолепный голос скоро освободил меня от сомнений на этот счет. Бум-бум, который я слышала в последний раз в церкви, теперь раздавался в кабинете.
Когда я вошла, мистер Финч стоял посреди комнаты в сильном возбуждении и стрелял словами в мистрис Финч и младенца, забившихся по обыкновению в угол. Мое появление тотчас же изменило направление его красноречия, и оно обрушилось всецело на мою несчастную особу. (Если вы припомните, что ректор и тетка Луциллы были с незапамятных времен в наихудших отношениях, вы будете готовы к тому, что дальше последует. Если вы это забыли, освежите память, заглянув в шестую главу.) — Та самая особа, за которой я хотел послать, — встретил меня димчорчский папа. — Не раздражайте мистрис Финч! Не говорите с мистрис Финч! Сейчас узнаете почему. Обращайтесь исключительно ко мне. Успокойтесь, мадам Пратолунго: Вы не знаете, что случилось. Я здесь, чтобы сказать это вам.
Я осмелилась остановить его и заметила, что дочь его сообщила мне письменно о своем отъезде к тетке. Мистер Финч махнул рукой, как будто мой ответ не заслуживал минутного внимания.
— Да, да, да! — воскликнул он. — Вы поверхностно знакомы с фактами, но вы далеко не понимаете истинного значения отъезда моей дочери. Не пугайтесь, мадам Пратолунго. И не раздражайте мистрис Финч. (Как вы себя чувствуете, душа моя? Как чувствует себя младенец? Хорошо. По милости мудрого Провидения и мать, и младенец чувствуют себя хорошо.) Теперь, мадам Пратолунго, слушайте меня. Побег моей дочери, — я говорю «побег» обдуманно: это не что иное, как побег, — побег моей дочери означает (я умоляю вас успокоиться), означает новый удар, нанесенный мне семейством моей первой жены. Нанесенный мне, — повторил мистер Финч, разгорячая себя воспоминаниями о своей старой вражде с Бечфордами, — нанесенный мне мисс Бечфорд (теткой Луциллы, мадам Пратолунго) посредством моей безвредной второй жены и моего невинного младенца. Уверены ли вы, что чувствуете себя хорошо, душа моя? Уверены ли вы, что младенец чувствует себя хорошо? Благодарю Провидение. Сосредоточьте ваше внимание, мадам Пратолунго. Ваши мысли блуждают где-то. Дочь покинула мой кров по наущению мисс Бечфорд!
Рамсгет только предлог. И как она покинула его? Не только не повидавшись со мной, — я ничто! — но не выказав ни малейшей симпатии к материнскому положению мистрис Финч. Облаченная в свой дорожный костюм, дочь моя вошла поспешно (или, употребляя выражение моей жены, «влетела»), в детскую в то время, как мистрис Финч оказывала материнское вспомоществование младенцу. При таких обстоятельствах, которые тронули бы сердце разбойника или дикаря, моя бессердечная дочь (напомните мне, мистрис Финч. Мы почитаем сегодня вечером Шекспира. Я намерен прочесть «Короля Лира»), моя бессердечная дочь объявила, не приготовив жену мою ни одним словом, что семейная неприятность мешает вам сопровождать ее в Рамсгет. Мне очень жаль вас, дорогая мадам Пратолунго. Положитесь на Провидение. Мужайтесь, мистер Финч, мужайтесь! Поразив жену мою этой ужасной новостью, дочь моя, не дав ей опомниться, объявила о своем намерении покинуть родительский кров немедленно, не дождавшись даже возвращения отца. Не опоздать на поезд, видите ли, для нее было важнее родительских объятий и пастырского благословения. Поручив передать мне ее извинения, моя беспечная дочь (я употреблю опять выражение мистрис Финч. Вы обладаете прекрасным языком, мистрис Финч), моя бессердечная дочь «вылетела» из детской, спеша на свой поезд и не зная или не желая знать, что она нанесла жене моей такой удар, от которого мог пострадать источник материнского вспомоществования. Вот куда пал удар, мадам Пратолунго. Почем я знаю, что в настоящую минуту не переходят вместо здоровой пищи вредные вещества от матери к младенцу? Я приготовлю вам, мистрис Финч, щелочную микстуру, которую вы будете принимать после еды. Дайте мне ваш пульс. Если что-нибудь случится, мадам Пратолунго, ответственность падет на мисс Бечфорд. Дочь моя только орудие в руках родни моей первой жены. Дайте мне ваш пульс, мистрис Финч. Ваш пульс нехорош. Пойдемте наверх. Постельный режим и теплая ванна с помощью Провидения, мадам Пратолунго, может быть, отвратят удар. Будьте так добры, отворите дверь и поднимите платок мистрис Финч. Оставьте повесть, платок.
Воспользовавшись представившейся возможностью заговорить в тот момент, когда мистер Финч, обняв жену за талию, повел ее к двери, я задала вопрос, ради которого пришла, в следующих осторожных выражениях:
— Намерены ли вы, сэр, поддерживать связь с вашей дочерью или с мисс Бечфорд, пока Луцилла будет отсутствовать? Я спрашиваю это потому…
Прежде чем я успела назвать причину, мистер Финч обернулся (повернув вместе с собою мистрис Финч) и окинул меня с головы до ног негодующим взглядом.
— Как вы могли при виде гибели этих двоих, — сказал он, указывая на жену и младенца, — предположить, что я намерен поддерживать связь или иметь какие бы то ни было отношения с особами, причинившими ее? Душа моя! Должен ли я понять, что мадам Пратолунго оскорбляет меня?
Бесполезно было бы, с моей стороны, пытаться объясниться. Бесполезно было и со стороны мистрис Финч (сделавшей несколько неудачных попыток вставить слово или два от себя) стараться успокоить своего мужа. Все, что могла сделать бедная лимфатическая женщина, это обратиться ко мне с просьбой написать ей из-за границы: «Мне очень жаль, что у вас случилось такое несчастье, и я буду очень рада узнать о вас». Едва успела бедная женщина произнести эти добрые слова, как ректор обратился ко мне и громовым голосом повелел мне взглянуть на этих двоих гибнувших и уважать их, если я не уважаю его. С этими словами он вышел из комнаты, волоча за собой жену и младенца.
Так как цель, с которой я пришла в кабинет, была уже достигнута, я не старалась удержать его. Никогда не отличавшийся умом, человек этот был теперь решительно сбит с толку ударом, который Луцилла нанесла его мнению о своем высоком значении. Что он помирится с дочерью, когда наступит следующий срок уплаты ее дани на семейные расходы, было несомненно. Но я была также вполне уверена, что до тех пор он будет мстить за свое оскорбленное достоинство, отказываясь от всяких связей, личных или письменных, с Луциллой и с ее теткой. Поэтому мисс Бечфорд могла остаться в таком же неведении об опасном положении своей племянницы, как сама Луцилла. Узнав это, я выяснила все, что мне было нужно. Оставалось только обратиться к своему рассудку и поступить так, как он укажет.
Какое же указание дал мне мой рассудок?
В ту минуту я нашла только одно средство выйти из затруднения. Предположив, что Гроссе признает лечение Луциллы законченным до моего возвращения из-за границы, лучшее, что я могла сделать в таком случае, было дать мисс Бечфорд возможность открыть Луцилле истину вместо меня, не рискуя, однако, что это случится преждевременно. Иными словами, я решилась не поверять мисс Бечфорд тайну прежде, чем придет время, когда открытие ее будет безопасно.
Эта, по-видимому, сложная задача разрешилась легко. Стоило только написать два письма вместо одного.
Первое письмо я адресовала Луцилле. Не намекнув ни одним словом на ее поведение относительно меня, я объяснила ей со всеми подробностями и со всей необходимой деликатностью ее положение между Оскаром и Нюджентом и отсылала ее за доказательствами справедливости моих показаний к обитателям приходского дома. «Я оставляю на ваше усмотрение решать, ответить мне или нет, — прибавила я. — Удостоверьтесь в справедливости предостережения, которое я вам делаю, а если хотите знать, почему я не сделала его раньше, обратитесь за объяснением к Гроссе». Этим я закончила, решившись после обиды, нанесенной мне Луциллой, предоставить мое оправдание фактам. Признаюсь, что я была слишком глубоко оскорблена ее поступком, хотя и винила во всем Нюджента, поэтому и не хотела сказать хоть слово в свою защиту.
