Луг недавно скосили; на буром покосе еще виднелись следы — там, где прошлась коса, — и неглубокие колеи. Проследив, куда они ведут, Юджин увидел недавно сметанный стог сена.
Допустим, он подошел бы к этому стогу и заглянул за него? Но если то, что должно было случиться, случилось, стоит ли ломать себе голову над таким вопросом? Да кроме того, заглянув за стог, он увидел бы там всего лишь матроса с баржи, который лежал, уткнувшись лицом в землю.
«Просто птица села на ветку», — подумал Юджин и, вернувшись назад, опять стал прохаживаться по тому же маршруту.
— Если бы я не полагался на ее слово, — сказал он, и пятый раз подойдя к иве, — пришлось бы думать, что она опять ускользнула от меня. Но она обещала и, пообещав, не обманет.
Повернув назад от того места, где росли водяные лилии, он увидел ее и пошел ей навстречу.
— А я все убеждал себя, Лиззи, что вы обязательно придете, хоть и с опозданием.
— Я шла не торопясь и остановилась поговорить кое с кем по дороге, чтобы никто не догадался, куда я иду, мистер Рэйберн.
— Разве здешние юноши… и здешние девы так любят посплетничать? — спросил он и, взяв руку Лиззи, продел ее себе под локоть.
Она покорно пошла рядом с ним, потупив глаза. Он поднес продетую под локоть руку к губам, но она тихонько отняла ее.
— Мистер Рэйберн, прошу вас, не касайтесь меня, идите рядом, — так как его рука украдкой обняла ее за талию.
Она остановилась и умоляюще посмотрела на него.
— Ну хорошо, Лиззи, хорошо! — засмеялся он, хотя ему было совсем не смешно. — Не огорчайтесь, не корите меня.
— Я не хочу укорять вас, но как же мне не огорчаться! Мистер Рэйберн, уезжайте отсюда, уезжайте завтра с утра!
— Лиззи, Лиззи, Лиззи! — взмолился он. — Такое требование хуже всяких упреков! Я не могу уехать отсюда.
— Почему?
— Боже мой! Да потому, что вы меня не пускаете! — со своей обычной откровенностью воскликнул Юджин. — Это не укор, нет! Я вовсе не жалуюсь, что вы держите меня здесь. Но ведь это так и есть, так и есть!
— Мистер Рэйберн, я хочу поговорить с вами, и поговорить серьезно, только прошу вас, идите рядом и не касайтесь меня. — Так как его рука снова украдкой легла ей на талию.
— Ради вас я готов на все, что в пределах человеческих возможностей, Лиззи, — с шутливой галантностью ответил он и сложил руки на груди. — Полюбуйтесь! Наполеон Бонапарт на острове святой Елены!
— Третьего дня, остановив меня у фабрики, — начала Лиззи, своим умоляющим взглядом будоража все лучшее в его душе, — вы сказали, что эта встреча для вас неожиданна и что вы приехали сюда на рыбную ловлю. Это правда?
— Нет, — спокойно ответил Юджин, — это чистая ложь. Я приехал сюда только потому, что знал, где вас надо искать.
— А вы не догадываетесь, мистер Рэйберн, почему я уехала из Лондона?
— Увы, Лиззи! Вы уехали из Лондона, чтобы отделаться от меня, — прямодушно сказал он. — Это нелестно для моего самолюбия, но, увы, это так.
— Да, это так.
— Откуда в вас такая жестокость?
— Ах, мистер Рэйберн! — воскликнула она и вдруг расплакалась. — Вам ли обвинять меня в жестокости! Ах, мистер Рэйберн, мистер Рэйберн! Разве не жестоко с вашей стороны, что вы приехали сюда!
— Заклинаю вас, ради всего, что есть хорошего в мире… не, ради меня, так как, видит бог, во мне ничего хорошего нет! Заклинаю вас — не плачьте!
— Как мне не плакать, если между нами лежит пропасть! Как мне не плакать, если ваш приезд сюда позорит меня! — сказала Лиззи, закрывая лицо руками.
Юджин смотрел на нее с непритворным раскаянием, с нежностью и грустью. Но эти чувства, хоть и сильные, все же были не настолько сильны, чтобы он пожертвовал собой и пощадил ее.
— Лиззи! Я никогда не думал, что есть на свете женщина, которая сможет так взволновать меня, сказав так мало. Но не судите обо мне слишком сурово. Вы не знаете, что я испытываю. Вы не знаете, что ваш образ преследует меня, не дает мне ни минуты покоя. Вы не знаете, что проклятое легкомыслие, которое суется ко мне со своими услугами во всех случаях жизни, теперь потеряло власть надо мной. Вы поразили его насмерть, и бывают минуты, когда мне хочется, чтобы такая же участь постигла и меня.
Лиззи не ждала таких пылких излияний, и они, естественно, зажгли в ее сердце искорки женской гордости и счастья. Как радостно было почувствовать, что он — хоть этого и не должно быть, — он любит ее и что она имеет такую власть над ним!
— Вам больно смотреть на мои муки, мистер Рэйберн, а мне больно смотреть на ваши. Я не упрекаю вас. Поверьте, не упрекаю! Вам не почувствовать всего этого так, как я чувствую, потому что мы с вами совсем разные и по-разному смотрим на жизнь. Вы поступали так, не задумываясь. Но теперь я умоляю вас, подумайте как следует!
— О чем? — с горечью спросил Юджин.
— Подумайте обо мне.
— Лиззи! Посоветуйте мне лучше, как не думать о вас, и тогда все пойдет по-иному.
— Нет, вы меня не поняли. Подумайте о том, что я занимаю совсем другое место в жизни, я не ровня вам. Вспомните, что мне не у кого искать защиты, что я могу положиться только на ваше благородство. Отнеситесь с уважением к моему доброму имени. Если вы чувствуете ко мне хоть малую долю того, что могли бы чувствовать, будь я знатной леди, оставьте за мной право рассчитывать на вашу порядочность. Я простая работница, мне далеко до вас и до вашей семьи. Каким джентльменом вы себя выкажете, если отнесетесь ко мне так, будто я отдалена от вас королевским титулом!
Подлым человеком был бы Юджин, если бы эта мольба не тронула его. И, полный раскаяния, он робко спросил:
— Неужели я причинил вам такое зло, Лиззи?
— Нет, нет! Все можно поправить. Я говорю не о прошлом, мистер Рэйберн, а о настоящем и будущем. Не потому ли мы с вами стоим сейчас здесь, что вы вот уже два дня неотступно преследуете меня на виду у всех? Не для того ли, чтобы избавиться от ваших преследований, я согласилась прийти сюда, на свидание с вами?
— Опять нелестно для моего самолюбия, — угрюмо проговорил Юджин. — Но так оно и есть. Вы правы!
— Тогда я прошу, молю, заклинаю вас, мистер Рэйберн, уезжайте отсюда! Подумайте, что мне придется сделать, если вы не уедете!
Он помолчал минуту-другую и потом спросил:
— Что? Что вам придется сделать из-за меня, Лиззи?
— Бежать отсюда. Я живу здесь спокойно, получила хорошую работу, меня все уважают. А из-за вас мне придется бросить здешние места, как я бросила Лондон, и снова искать себе, пристанища, и снова скрываться.
— Лиззи, неужели вы решили бежать от… простите, что я называю вещи своими именами… бежать от человека, который любит вас?
— Да, — ответила она не задумываясь, хотя голос у нее дрогнул. — Я решила бежать от этого человека. Несколько дней назад здесь умерла одна бедная женщина. Она была на десятки лет старше меня. Я случайно нашла ее умирающей под открытым небом, на мокрой земле. Вы, наверно, слышали о ней?
— Да, кажется, слышал, — ответил он. — Ее фамилия Хигден?
— Ее фамилия Хигден. Слабая, дряхлая, она до последней минуты осталась верна себе, и в свою последнюю, предсмертную минуту взяла с меня слово, что ее воля будет исполнена. Я найду силы поступить так же. Мистер Рэйберн, если у вас хватит жестокости — но этого не может быть! — если у вас хватит жестокости преследовать меня всюду, куда бы я ни скрылась, я умру, но не уступлю вам.
Юджин не отрывал глаз от ее молодого прекрасного лица, и восхищение, гнев, укоризна слились воедино в его молодом прекрасном лице, и Лиззи, втайне отдавшая ему свое переполненное любовью сердце, не выдержала этого взгляда. Она изо всех сил старалась сдержать себя, но он видел, что решимость ее тает. И когда от ее решимости не осталось и следа, когда Юджин впервые понял, как сильна его власть над этой девушкой, она пошатнулась, и он едва успел подхватить ее.
— Лиззи! Побудьте так хоть минуту! Ответьте на мой вопрос. Если бы я не был отдален от вас своим положением, как вы говорите, если бы между нами не лежала пропасть, неужели вы стали бы настаивать на моем отъезде?
— Не знаю, не знаю! Не спрашивайте меня, мистер Рэйберн. Пустите… я пойду.
— Лиззи! Клянусь вам, я не стану вас удерживать. Клянусь, вы уйдете отсюда одна! Я не пойду за вами, не буду больше преследовать вас — только ответьте мне!
— Какого ответа вы от меня ждете, мистер Рэйберн? Разве я могу знать, как бы я поступила, если бы вы были не тем, что есть.
— Если бы я был не тем, чем кажусь вам, — сказал Юджин, искусно подменив ее слова, — неужели вы ненавидели бы меня?
— Ах, мистер Рэйберн! — умоляюще, сквозь слезы проговорила она. — Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы так думать обо мне.
— Если бы я был не тем, чем кажусь вам, Лиззи, неужели вы остались бы по-прежнему безразличной ко мне?
