Он все еще держался этой цифры, которую вычитал в студенческие годы в книжке, озаглавленной «Нищета и британские беззакония в Индии». Только эта цифра и мешала ему требовать, чтобы каждый родитель ежедневно оставлял в его лавке по восемь ан.
— Бедная страна! Многие не могут даже рис есть дважды в день. Когда я брошу торговлю, я… Но килограмм сахара стоит рупию и тридцать пайс, а мука, а масло — даже не натуральное — втрое больше, а как насчет специй? Мускатные орехи — семьдесят пайс штука! Раньше их продавали горстями за грош… Какая это халва, если в нее не добавить немного ореха?
Когда братец вышел из кухни, вытирая рот полотенцем, Джаган произнес:
— Мало кто ценит свое настоящее положение. Вы обращали на это внимание?
Это было продолжением мыслей об общественных бедах, которые заставили его забыть на миг о собственных невзгодах.
Братец кивнул, недоумевая, куда клонит этот глубокий мыслитель.
— Люди все забывают и ко всему привыкают, так уж повелось на свете, — сказал он, облизывая губы и втайне надеясь, что философия эта подойдет к любому случаю.
— Особенно молодежь, — подхватил Джаган. — С ними всюду трудно. Недавно я где-то прочел…
И он попытался процитировать что-то из какой-то статьи о современной молодежи, хоть и не помнил, где он ее читал и что в ней говорилось.
— Это ни к чему не ведет, — сказал братец сочувственно, с наслаждением вспоминая о только что съеденных сластях.
Беседа развивалась гладко, как вдруг Джаган сказал:
— У Мали появились странные идеи.
Братец широко раскрыл глаза, демонстрируя реакцию на слова Джагана. Он не знал, можно ли ему критиковать Мали. Джаган рассказал, что случилось. Внезапно братец решился и заявил:
— Хорошо бы узнать, что мальчик думает. При нашей-то системе образования…
Если нет другой мишени, всегда можно покритиковать систему образования.
— А я-то надеялся, что он получит диплом бакалавра, а это никогда не помешает, правда? — произнес Джаган. И со вздохом прибавил: — Если бы у меня был диплом, я бы столько всего мог сделать!
— Значит, вам это было не суждено. А потом, чего вам не хватает в вашем теперешнем положении?
— Мне пришлось бросить колледж, когда Ганди призвал нас к неповиновению. Лучшие студенческие годы я провел в тюрьме, — сказал Джаган, чувствуя себя героем и обходя молчанием тот факт, что он несколько раз проваливался на выпускных экзаменах, бросил колледж, а потом пытался сдавать экзамены экстерном задолго до призыва Ганди. — А вот почему теперешняя молодежь не хочет учиться?
Братец, всегда отличавшийся осторожностью, повторил:
— И все же следует у него самого узнать, в чем дело. Почему вы с ним не поговорили?
— А почему бы вам с ним не поговорить? — спросил в ответ Джаган. Бессмысленное предложение — и все же проникновенно добавил: — Сколько он себя помнит, он всегда называл вас дядюшкой…
— Он один не зовет меня «братцем», — заметил тот, и оба рассмеялись.
Впрочем, Джаган тут же вспомнил о бремени, которое жизнь возложила на его плечи.
— Вы должны что-то предпринять, — сказал он, — и рассказать мне об этом вечером.
В десять часов вечера братец пришел в дом на улице Лоули и тихонько постучал в дверь. Джаган, против обыкновения, не спал. Мали уже удалился в свою комнату и заперся там, не дав отцу возможности поговорить с ним о событиях прошедшего дня. Джаган видел, что в комнате у него горит свет, и с трудом удержался, чтобы не заглянуть в замочную скважину.
— Жаль, что не заглянули, — сказал братец. Они тихонько вышли из дому и, дойдя до памятника Лоули, удобно устроились на гранитных ступенях. — Заглянули бы и увидели, что он там делает.
Ночной ветерок веял прохладой. Сэр Фредерик воинственно высился над ними, упираясь головой в звезды.
— На что вы намекаете? — спросил Джаган, откидываясь поглубже в тень, падающую от сэра Фредерика.
В голове у него проносились всякие страшные мысли, одна другой мрачнее. Чем там занимался мальчик: печатал фальшивые деньги или убивал кого-нибудь? Перед ним замелькали ужасные видения. Он схватил братца за руку и сказал тоном, не допускающим возражений:
— Скажите мне все, ничего не скрывая.
Братец с презрением стряхнул с себя его руку.
— Он пишет — вот и все. Хочет стать писателем.
«Писатель» на языке Джагана значило только одно — «писарь». Так называли англо-индийских клерков в колониальные времена, с тех пор как Маколей ввел систему образования, которая должна была обеспечить Ост-Индскую компанию мелкими служащими. Джаган пришел в ужас. Он-то старается сделать из мальчика аристократа — посылает в колледж, покупает ему велосипед, полосатые рубашки, — а тот хочет стать «писателем»! Необъяснимо!
— Но почему он хочет стать писателем? — спросил он братца.
— Не знаю. Придется вам спросить об этом у него самого.
— А где он хочет писать? Как это унизительно! — вскричал Джаган. — После всего, что я сделал, чтобы создать ему положение и репутацию!
В отчаянии он стукнул себя по лбу. Братцу и в голову не пришло, что Джаган не понимает слова «писатель». Он сказал:
— После нашего разговора я ни минуты не терял. Пошел искать мальчика. Ждал его у ворот колледжа…
— А-а, значит, он все-таки пошел в колледж? — спросил Джаган, радуясь, что сын, верно, поел в студенческой столовой.
— Да, пошел, — отвечал братец. — Попрощаться. Я видел, как он вышел оттуда с целой ватагой друзей. Они жали ему руку, хлопали по спине… А потом вышли два преподавателя, посмотрели на него и что-то сказали. А он им говорит: «У моего отца другие планы — он хочет послать меня в Америку».
— В Америку? — вскричал Джаган. — Что ему там делать? При чем тут Америка?
— К чему волноваться, — проговорил братец успокаивающе. — Надо же ему было что-то сказать им на прощание. Не обращайте внимания, пока он не потребует, чтобы вы и вправду послали его в Америку.
— Что за мысль! Что за мысль! — бормотал в унынии Джаган, стуча пальцем по граниту.
— Может, он еще станет вторым Тагором, или Бхарати[7], или Шекспиром. Разве сейчас скажешь? — спросил братец.
Тут наконец Джаган понял.
— Господи, до чего я глуп. Да-да, конечно, писателем… Знаю, знаю… Я стал совершенным невеждой! — воскликнул он радостно.
У него отлегло от сердца — значит, сын не хочет стать писарем.
— А вы о чем подумали? — спросил братец и прибавил: — Я слышал, писатели сейчас зарабатывают кучу денег. Они сейчас в большом почете.
— А что он хочет писать?
— Не знаю. Должно быть, легче всего начинать со стихов. Или с рассказов. А что еще можно писать? — спросил братец, не желая пускаться вплавь по неведомым водам. — Сказать по правде, и это из него вытащить было нелегко. Я встретил его в школе…
— В колледже, — поправил с обидой Джаган.
— Ну да, я и хотел сказать, в колледже. Для меня Мали всегда остается ребенком. Мне трудно себе представить, что он уже не школьник. Когда учителя ушли, он увидел меня и подошел спросить, что я там делаю. Мне не хотелось показаться назойливым, я что-то сказал ему, а потом спросил, не хочет ли он выпить со мной где-нибудь чашку кофе. А он говорит: «Одного кофе мне мало. Я хочу есть. Да побольше!»
— Бедняжка, он, верно, целый день ничего не ел! — вскричал Джаган горестно.
— Не обязательно, — сказал братец. — Молодые люди едят, и от этого у них аппетит только разыгрывается. Вы же сами знаете.
— Да, конечно! — воскликнул Джаган. — Почему бы ему не есть, сколько он захочет и когда захочет?
— А денег вы ему даете достаточно?
— Конечно, — сказал Джаган. — А что, он что-нибудь об этом говорил?
— Нет-нет, что вы! — воскликнул братец. — Он не из тех! Даже если б вы его морили голодом и отказывали ему во всем, он и тогда не стал бы жаловаться.
Джаган почувствовал гордость от града похвал, сыпавшихся на его сына. Он задумался, и звезды на небе остановились на своем пути. Мимо промчались два пса. С другой стороны памятника заворочался нищий, бормоча что-то во сне. Джаган глянул на него и сказал:
— Какой позор, что наша нация не может решить проблему бродяг. Вот освобожусь — и займусь этим.
Братец пропустил его слова мимо ушей и продолжал свой рассказ.
— Я повел его во «Дворец блаженства». Знаете этот ресторан? Там еще проигрыватель все время так орет, что ничего не разберешь.
Джаган взмолился:
— Я не хочу ничего слышать об этом «Дворце». Расскажите мне о мальчике, прошу вас.
— Я и рассказываю, имейте же терпение. Я знаю, что вы не любите «Дворец блаженства» и всю эту братию. Я знаю, что они пытались вас шантажировать из-за налога на продажу…
— Прошу вас, не отвлекайтесь. Мне все равно, что они там делают или делали. Расскажите мне, что сказал мальчик. Он грустит?
