«Я уверен, что это не так», – сказал он.
«Тогда что он делал? – сказал Джордж. – Я хочу сообщить об этом в полицию штата и в канцелярию министра юстиции, Крис. А чего я точно не хочу, так это провести все утро на коленях возле трупа, пока ты играешь в Эллери Куина .
«Видите, большой палец почти касается указательного и среднего?» – спросил Док. Конечно, мы видели.
«Если бы парень умер, пытаясь посмотреть в импровизированную трубу, то большой палец накрыл бы остальные и касался бы среднего и безымянного. Попробуйте сделать это сами, если мне не верите».
Я попробовал, и будь я проклят, но он не ошибался.
«Это не труба, – сказал Док, снова трогая пальцем твердую мертвую руку. – Это похоже на пинцет. Плюс жир, да песок на ладони и внутренней стороне пальцев. Что получается?».
Я знал, но поскольку Джордж был главным, я дал ему слово.
«Если он что-то ел, перед тем, как умереть, – сказал тот, – то где же это, черт возьми?».
Док указал на шею мертвеца – даже Нэнси Арнолт заметила, что она была распухшей – и сказал:
«Сдается мне, что там, где оно и застряло. Передай-ка мне сумку, Винсент».
Я передал. Он попытался в ней пошарить, но обнаружил, что, стоя на коленях, может работать только одной рукой: он был огромен и должен был опираться другой рукой о землю, чтобы не кувыркнуться. Поэтому он отдал сумку мне и сказал: «У меня там два отоскопа, Винсент. Так называются фонарики для осмотра. Один старый, я его постоянно использую, а другой запасной, он выглядит совсем новым».
«Минутку, минутку. Я не уверен, – запротестовал Джордж. – Мы вроде собирались передать это дело на материк, Каткарту. Это его работа, и ему за нее платят».
«Беру ответственность на себя, – сказал доктор Робинсон. – Любопытство сгубило кошку, но она была так довольна, что воскресла. Вы вытащили меня из дома в сырость и холод, оставив без утреннего чая и тоста, и я хочу получить хоть немного удовольствия, если получится. Может, все это зря. Но такое чувство... Винсент, бери этот. Джордж, ты возьми новый, и, пожалуйста, не надо ронять его в песок, такой инструмент стоит две сотни долларов. И еще, я не стоял на четвереньках, как ребенок, изображающий лошадку, с тех пор как мне было семь лет; если мне придется стоять так слишком долго, то я рухну прямо на этого парня, так что, ребята, слушайте меня и быстро выполняйте команды. Вы когда-нибудь видели, как работники музея направляют на маленькую картину два луча, чтобы она выглядела яркой и привлекательной?».
Джордж не видел, поэтому доктору Робинсону пришлось объяснять. Когда он закончил (и был уверен в том, что Джордж Воурнос все понял), редактор местной газеты опустился на колени по одну сторону от сидящего трупа, а местный начальник полиции по другую, и у каждого в руке был похожий на трубочку фонарик Дока. Только вместо произведения искусства нам предстояло освещать глотку мертвеца, чтобы доктор мог заглянуть поглубже.
Он встал на четвереньки, громко пыхтя и отдуваясь, – это было бы смешно при менее необычных обстоятельствах, и если бы я не боялся, что у него прямо там случится сердечный приступ – затем протянул руку, засунул ее парню в рот и отвел нижнюю челюсть, словно она держалась на шарнирах. В шарнирах, если призадуматься, ничего страшного нет.
«Теперь, – сказал Док, – подойдите поближе, парни. Не думаю, что он кусается, но если я ошибаюсь, то сам же за это и поплачусь».
Мы придвинулись ближе и осветили глотку трупа. Внутри все было красным и черным, только язык был розовым. Я слышал, как тяжело дышит Док, и как он сказал, скорее сам себе, чем нам: «Еще немного», – и выдвинул нижнюю челюсть еще дальше. Затем обратился к нам: «Поднимите их и светите прямо в глотку».
Мы выполнили указания, насколько это было возможно. Направление света изменилось, и вместо розового языка стала видна эта висячая штучка в горле, эта, как ее...
– Увула, – хором подсказали Стефани и Дэйв.
Винс кивнул.
– Ага, она. И прямо за ней я увидел что-то. То есть верхнюю часть чего-то темно-серого. Двух-трех секунд хватило, чтобы удовлетворить любопытство доктора Робинсона. Он вытащил пальцы изо рта трупа, нижняя губа которого с легким шлепком легла на десну, а челюсть осталась отвисшей.
Док снова стоял на четвереньках, и дышал в два раза чаще, чем когда опускался на колени.
«Вам, парни, придется помочь мне встать, – сказал он, когда немного отдышался. – Я ног не чувствую ниже колен. Черт, ну и дурак же я, что так растолстел».
«Я помогу тебе, как только ты мне скажешь, – поставил условие Джордж. – Ты что-нибудь увидел? Потому что я не видел ничего. А ты, Винсент?»
«А я, кажется, видел, – сказал я. На самом деле я, мать его, отлично все видел – пардон, Стеффи, – но не подал вида.
«Ну и пусть, оно там, все в порядке, – сказал Док. Он все еще задыхался, но был доволен, как человек, почесавший зудящее место. – Каткарт достанет, и мы сможем определить, стейк ли это, или ветчина, или еще что-нибудь, но мне кажется, это уже неважно. Самое важное мы уже узнали – он пришел сюда с куском мяса в руке и сел, чтобы съесть его, любуясь лунным светом на воде. Прислонился спиной к этой мусорной корзине и подавился, прямо как негритенок из детской считалочки. Последний ли это был кусок того, чем он перекусывал? Возможно, но не обязательно».
«Когда он был уже мертв, чайка могла схватить и утащить прямо из его руки то, что осталось, – сказал Джордж. – И оставить только этот жир».
«Верно, – сказал Док. – А теперь вы поможете мне подняться, или мне придется ползти к машине Джорджа, чтобы подтянуться на дверной ручке?».
– Ну, что скажешь, Стеффи? – спросил Винс, глотнув холодящей горло колы. – Ответ найден? Дело закрыто?
– Черта с два, – ответила та, едва заметив одобрительные улыбки стариков. Ее глаза сверкали. – Может, причина смерти и ясна, но... Кстати, что там было? Что было у него в горле? Или я опять опережаю события истории?
– Солнышко, невозможно опередить события истории, которой нет, – сказал Винс, в его глазах играл озорной огонек. – Ты можешь спросить о том, что произошло или могло произойти до или после. Я отвечу. Дэйв, думаю, тоже.
И как бы в доказательство его слов главный редактор «Еженедельного островитянина» сказал:
– Это был кусок говядины, возможно стейк, приготовленный, скорее всего, из лучшей части туши, вырезки или филе. Возможно, это был бифштекс, несильно прожаренный. Механическая асфиксия вследствие аспирации инородного тела – такая причина смерти была записана в протоколе, хотя человек, которого мы всегда называли «дитя Колорадо», получил еще и тяжелую форму церебрального эмболизма – инсульт, другими словами. Каткарт решил, что удушье явилось причиной удара, но, кто знает, может и наоборот. Так что, как видишь, даже причина смерти ускользает, когда пытаешься в ней как следует разобраться.
– Есть все же в этом деле одна история, небольшая, и я тебе ее сейчас расскажу, – сказал Винс. – Она об одном парне, чем-то похожем на тебя, Стефани, хотя мне хочется думать, что, в отличие от него, ты попала в хорошие руки, когда пришло время навести последний лоск на твое образование, и люди тебе попались более чуткие, чем ему. Этот парень, думаю, был не старше двадцати трех лет и тоже приезжий (скорее с юга, чем, как ты, со Среднего Запада), и он тоже проходил дипломную практику, только по криминалистике.
– Он работал с доктором Каткартом и что-то выяснил?
Винс усмехнулся.
– Довольно логично, дорогая, но ты ошиблась насчет того, с кем он работал. Звали его... Как его звали, Дэйв?
Дэйв Боуи, у которого память на имена была крепче, чем рука Энни Оукли , целящейся из ружья, без промедления ответил:
– Девэйн. Пол Девэйн.
– Точно. Теперь и я вспомнил. Этот молодой человек, Девэйн, был прикреплен для прохождения практики к двум детективам из министерства юстиции. Только в его случае больше подошло бы слово «приговорен». Они очень плохо с ним обходились, – лицо Винса потемнело. – Когда унижают молодых, желающих учиться, думаю, таких наставников надо гнать взашей. Хотя обычно вместо увольнения они получают повышение по службе. Меня никогда не удивляло, что Бог создал мир немного под наклоном и заставил его вращаться вокруг этой оси; очень многое в нашей жизни происходит по тому же принципу.
Тот молодой человек, Девэйн, провел четыре года в заведении вроде Джорджтаунского университета. Он хотел изучать науку, которая помогает ловить всяких проходимцев, но не успев вытянуть счастливый билет, был отправлен работать с двумя детективами-пончикоедами, которые обращались с ним не на много лучше, чем с мальчиком на побегушках, заставляя возить документы из Августы в Уотервилль и обратно и отгонять зевак от мест автомобильных аварий. Ах да, иногда ему позволялось в качестве поощрения измерить отпечаток ботинка или сфотографировать следы шин. Это случалось редко. Я бы даже сказал, очень редко. В любом случае, Стеффи, эти два детектива – надеюсь, божьей волей, они уже не у дел – оказались в Тиннокской деревне именно тогда, когда на пляже Хэммок был обнаружен труп дитя Колорадо. Они расследовали пожар в многоэтажке, «причины которого были подозрительны», как они выразились, давая интервью, и с ними был их питомец, уже прощающийся со своими идеалами.
