Теперь посыпались отовсюду вопросы: как поморцы живут? Какое у них оружие? Сколько их? Что они говорят? Какими путями думают повторить нападение? Добек на все вопросы принужден был давать обстоятельные ответы.
Когда Пяст узнал, что Лешки выслали уже передовые отряды на Ледницу, волей-неволей пришлось скорее сниматься с места, чтобы раньше врагов прибыть на границу. Из всего, что рассказывал Добек, видно было, что врагов по числу значительно меньше дружины Пяста, а страшно одно их вооружение. Старшинам не терпелось скорее повидать неприятеля, чтобы раз навсегда с ним покончить.
Выступление Пяст назначил на следующий день, чуть свет, с самого раннего утра.
Пяст вел свою дружину с такой осторожностью, словно боялся вспугнуть диких зверей окрестных лесов. О других воеводах он сведений не имел. Не имели и они сообщений друг с другом. Тем не менее все сошлись почти одновременно на равнине у Ледницы. Это охотно сочли за хороший признак, и общий восторженный крик наверное бы вылетел из тысячи грудей, если бы не строгое приказание князя хранить глубокую тишину.
Пяст, остановившись на возвышенном месте, любовался своими дружинами, которые в образцовом порядке стекались к нему с разных сторон.
Решено было здесь ожидать неприятеля до следующего утра, а если не явится, то общею массой двинуться к Поморской границе. Настало и утро — веселое, ясное, так бодро смотревшее после холодной осенней ночи… Вдруг у самой опушки ближайшего леса показались всадники, вооруженные с головы до ног.
То были Лешки и их дружина.
Они, видимо, не надеялись встретить полян готовыми к обороне, так как передовой их отряд остановился на месте как вкопанный и казался испуганным неожиданностью.
В воздухе тишина стояла торжественная. Никто не произнес ни одного слова.
Поляне, нисколько не испугавшись врагов, не тронулись с места. Поморцы тоже не двигались, хоть, может быть, и охотно вернулись бы в лес.
Судьба так распорядилась, что на этой равнине, расположенной над Ледницей, должна была совершиться решительная, последняя борьба Лешков с кметами. Молодые князья, полагаясь на оружие немцев, на их умение, а, может быть, и на помощь, обещанную им Добеком, велели своим подвигаться вперед… Число их росло; из лесу прибывали все новые воины… Пяст, окруженный своими вождями, стоял и зорко следил за немцами. Он еще ни одного приказания не отдал.
Лешки виднелись несколько в стороне… Молчание полян вернуло Лешкам их бодрость духа; они огласили воздух воинственным криком, надеясь хоть этим испугать врага.
Поляне, как и раньше, безмолвствовали.
Пяст и шесть окружавших его стариков-воевод наблюдали за движением неприятеля, силы которого продолжали все возрастать.
Первым близ Пяста замечался Стибор, начальник отряда, селившегося по берегам реки Варты, — муж, богато одаренный способностями, молчаливый, упорно преследующий раз избранную цель. Он сидел верхом, наклонившись несколько телом вперед, а так как он не любил покрывать чем-либо голову, то ветер играл густыми, серебристыми его волосами. Открытая мохнатая его грудь вся усеяна была зажившими ранами. Стибор держал в руках длинное копье с железным наконечником, а на шее и на плечах он имел металлические круги, которые получил еще по наследству от дедов.
Рядом со Стибором стоял чуть моложе него товарищ, по прозванию Нагой. На голове у него был колпак из волчьей пасти, и, несмотря на возраст, кровь старика бушевала при виде врага; он с нетерпением ждал момента атаки. Он беспокойно водил глазами, как бы считая своих и врагов; губы его нервно вздрагивали, по временам бросая проклятия. Если бы только зависело от него, он уж давно затеял бы драку, не давая противнику собраться с силами! Копье дрожало в его руке, казалось, вот-вот, и он пустит его в поморцев.
Сейчас за Нагим стоял Лютый, глава межиречан, худощавый, бледный, высокого роста, почти без волос в бороде и на голове, с небольшими глазами и низким лбом. Это был страстный охотник и воин; не раз случалось, что он один с незначительной горстью людей врывался в земли поморцев, сея вокруг себя смерть и ужас. Копье не пользовалось у него особой любовью: вооружение его состояло из тяжелого молота и секиры. В те времена воеводы не только обязаны были отдавать приказания войскам, но и лично вести их в битву.
Четвертым был воевода Болько, известный под кличкою Черный ради цвета волос с отливом вороного крыла. Он говорил неохотно и редко только тогда, когда к тому принуждала его необходимость. Праздности он не терпел, и никто никогда не видел его без дела.
Далее следовал Мышко, прозванный Куликом, подобно всем Мышкам — высокого роста, широкоплечий, ни разу не испытавший в течение жизни, что значит болезнь; великий охотник идти на врага, болтун немалой руки. При всем том человек с замечательной твердой волей: отлично всем было известно, что если Кулик что высказал, ни за что от того не отступится, хотя бы пришлось поплатиться жизнью.
Ладить с ним далеко не каждому удавалось, но кому он хоть раз обещал свою помощь, тот всегда мог на нее положиться. Война для него представлялась самым веселым пиром. И теперь на его губах скользила усмешка: он почуял уже запах крови.
Наконец, последним стоял Порай — воевода моложе других летами. Он только и ждал приказания князя — броситься на врагов.
Пястун все еще медлил, раздумывая: начать ли первому наступление или предоставить поморцам затеять битву?
Два вражеских войска смотрели одно на другое с двух противоположных холмов, разделенных небольшим, извилистым ручейком. Ни один воевода не брал на себя разрешить сомнения Пяста, чтобы в случае неудачи не явиться ответственным… Вдруг в нескольких шагах показался Визун. Жрец с длинным копьем в руке подошел к князю. Лицо его озарилось радостным чувством.
— Я прямо из храма, — так начал он, — и несу тебе от богов блестящие предсказания. Я вопрошал судьбу, чем окончится эта война. Огонь, вода, полет птиц, воск, дым священного пламени — все, все решительно дало мне один и тот же ответ, что враг погибнет!.. Смотрите! Вот над вашими головами летает птица, белая, словно голубь, а там, на вражеской стороне, одни черные вороны!.. Лада! Коляда! — крикнул он изо всех сил. — Вперед, на врага! Ни один не должен уйти живым!.. Лада! Вперед!
Воеводы повторили этот воинственный крик; за ними и все отряды.
Пяст простер руку по направлению врагов. Первым повел атаку Стибор со своею дружиной… Он обошел неприятеля с левой стороны, Лютый поддерживал с правой, далее следовали — Болько Черный и Мышко… Порай же, Нагой и Пяст остались посредине. Как один человек, дружным натиском кинулись кметы… В воздухе реяли стяги… Тысячники и храбрейшие воины замечались в первых рядах… Щиты, копья, мечи угрожающе поднимались кверху…
— Лада!.. — кричали все.
Во главе поморцев скакали князья в ярко-красных плащах. Колпаки на них были золотом шитые. Их окружали телохранители в блестящем вооружении.
Стороны быстро сходились… Слышались шум, крики, обоюдная ругань, проклятия… Те, которые были впереди, плевали в лицо врагам, угрожали им кулаками, не щадя при этом самых унизительных слов… Возбуждение росло, а когда, наконец, оно достигло крайних пределов, то первые ряды полян и поморцев сцепились в отчаянной схватке, не замедлившей перейти в общую битву… Люди падали, как снопы, образуя собой целые груды трупов… Лежавшие на земле душили друг друга, напиравшие сзади топтали их… Сделалось невозможным отличить своих от врагов…
Лютый, узнавший Клодвига по одежде, ринулся на него, разбрасывая толпы поморцев… Он уже поднял над немцем тяжелый свой молот, но увертливый враг, к тому же сидевший на лошади, успел отскочить назад и со своей стороны отплатил противнику ударом меча по шее… Шея у Лютого вспухла, но кровь, по счастью, не выступила… Лютый, рассвирепев, с такой яростью ударил Клодвига молотом в грудь, что тот сейчас же свалился с лошади… Смертельно раненного вождя подхватили свои; остальные же немцы с воплями ярости окружили смелого кмета… Удары дождем посыпались на него… Но, видно, полянской кожи не могло пробить неприятельское оружие, и Лютый, счастливо отделавшись от врагов, присоединился к своей дружине…
Болько Черный и Мышко врезались было тоже в самую середину толпы, окружавшей молодых Пепелков. Но немцы, испуганные участью Клодвига, так тесно сплотились вокруг князей, что подойти к ним не оказалось возможности.
Наконец поморцы не выдержали и начали отступать. Поляне охватывали их, как кольцом. Единственно свободный проход, сообщавшийся с лесом, с каждой минутой суживался. Лешки поняли, что в бегстве их единственное спасение, и, бросив войско на произвол, скрылись в чаще. Между тем солнце клонилось к закату… Бой продолжался с тем большим упорством, чем ясней становилось врагам, что всем им придется погибнуть… Лютый никого не пускал в лес… Всякий путь к бегству был прерван… Поляне окончательно замкнули поморцев со всех сторон.
