– Пожалуй, вы начали его действительно несколько грубовато, но закончили совсем иначе. Ваше прощание, например, способно растрогать даже самое черствое сердце. Но давайте больше не будем говорить о письме. Чувства того, кто отправлял его, и той, что получала, теперь настолько отличны от прежних, что все былые недоразумения уже давно стоит предать забвению. Я хочу поделиться с вами своей философией: нужно вспоминать только то, что доставляет радость.
– Вряд ли я смогу принять это воззрение. Возможно, вы предпочитаете извлекать из прошлого одни лишь приятные воспоминания еще и потому, что многого не знаете. Со мной все обстоит несколько иначе. Я не в состоянии забыть то, что навсегда засело в моей памяти. Всю свою жизнь я был невероятно эгоистичным человеком. Мне с раннего детства рассказывали о том, что хорошо и что плохо; однако никто не объяснил мне, насколько важно также умение владеть собою. Меня обучили множеству правил, но ни одно из них не запрещало мне быть гордым и самонадеянным. К сожалению, я рос единственным ребенком в семье, и родители баловали меня. Будучи людьми крайне добрыми и великодушными, каким особенно являлся отец, они не только не препятствовали, но скорее способствовали тому, чтобы я стал эгоистичным и надменным, чтобы относился ко всем свысока, чтобы ценил прежде всего себя и презирал чувства других. Вот таким я рос; и таким бы и остался, если бы не вы, моя дорогая, любимая Элизабет. Вы не представляете, сколь многим я обязан вам. Вы преподали мне урок, жестокий на первый взгляд, но полезный. Именно вы поставили меня на место. Тогда, подходя к вам, я ничуть не сомневался, что получу ваше согласие. Вы же показали мне, насколько я жалок со своими претензиями на то, чтобы обладать любой понравившейся мне женщиной.
– А вы действительно считали, что я приму вас?
– Конечно. Мое тщеславие позволило мне убедить себя в том, что вы просто не можете не желать моих ухаживаний.
– Возможно, это я дала вам лишний повод так думать, но, поверьте мне, я действовала неумышленно. Я вовсе не хотела вводить вас в заблуждение. Как же вы, должно быть, возненавидели меня после того вечера!
– Возненавидел? Ни в коем случае. Разумеется, я очень разозлился, однако вскоре мой гнев был обращен на того, кто действительно его заслуживал.
– Мне ужасно неприятно, но я все-таки должна спросить вас, о чем вы подумали, увидев меня в Пемберли. Вы, наверное, рассердились на меня за то, что я приехала.
– Отнюдь. Я был просто удивлен.
– Но ваше удивление едва ли было сильнее моего, ибо я никак не ожидала, что вы будете со мной так любезны. Моя совесть подсказывала мне, что я этого не заслуживаю.
– Во время той встречи, – ответил Дарси, – я стремился к тому, чтобы показать вам, что вовсе не собираюсь держать обиду за прошлое. Я надеялся получить ваше прощение и добиться того, чтобы вы перестали думать обо мне только плохо и чтобы поняли, что я прислушался к вашим упрекам. Я затрудняюсь сказать, как скоро во мне появились и остальные желания; но вполне возможно, что уже через полчаса после того, как я увидел вас.
Затем он рассказал о том, как была рада знакомству с ней Джорджиана и как она огорчилась, когда услышала, что Элизабет неожиданно должна уехать. Естественно, их разговор перешел к самой причине, которая прервала то знакомство; и Элизабет вскоре узнала, что Дарси решил покинуть Дербишир и отправиться на поиски ее сестры еще до того, как вышел из постоялого двора; и что его озабоченный вид в ту минуту был вызван именно тем, что он обдумывал план своих действий.
Она еще раз выразила благодарность за его помощь; и, поскольку для обоих это была очень болезненная тема, молодые люди сошлись во мнении, что ее лучше оставить в покое.
Покрыв не спеша несколько миль и не заметив этого, они продолжали идти до тех пор, пока кто-то из них не посмотрел на часы; и они с ужасом обнаружили, что уже давно пора быть дома.
«Что станет с Бингли и Джейн?» – таковым был следующий вопрос, который они принялись обсуждать на обратном пути. Дарси был весьма рад их помолвке. Он давно знал, что она состоится, так как его друг сообщил ему о своем решении в первую очередь.
– Интересно, вы удивились? – полюбопытствовала Элизабет.
– Ничуть. Когда я беседовал с ним накануне, то уже тогда чувствовал, что дело кончится помолвкой.
– То есть вы дали ему своего рода согласие? Впрочем, я так и думала.
И хотя Дарси попытался возразить, заявив, что она подобрала не самое лучшее слово, Элизабет поняла, что от правды ушла недалеко.
– Вечером, перед отъездом в Лондон, – продолжал он, – я сделал то, что, наверное, должен был сделать еще очень давно: признал свою ошибку и рассказал ему обо всем, что успело произойти за это время и что заставило меня отнестись к своим прежним высказываниям как к дерзкому вмешательству в его личные дела. Он весьма удивился, так как ничего подобного не подозревал. Более того, я заметил, что был неправ, полагая, будто ваша сестра к нему совершенно равнодушна. В тот вечер я прекрасно видел, что его чувства не ослабли, и потому не сомневался, что вместе они могут быть счастливы.
Элизабет слегка улыбнулась, подумав о том, насколько огромное влияние он имеет на своего друга.
– Когда вы убеждали его в привязанности моей сестры, – проговорила она, – вы судили об этом по собственным наблюдениям или по тому, что я рассказала вам весной?
– Как это ни странно, но во время недавних двух визитов я действительно не спускал с нее глаз и вскоре удостоверился в том, что мисс Беннет по-прежнему любит.
– И вы решили немедленно поделиться своей уверенностью с Бингли?
– Конечно, ведь сам он необыкновенно застенчив. Его робость иногда даже не позволяет ему положиться на собственные выводы; но мне он, к счастью, доверяет. Кстати, я исповедался перед ним еще в одном своем прегрешении, ибо больше не мог скрывать от него тот факт, что зимой ваша сестра провела в городе целых три месяца, а также то, что я знал об этом, однако ему нарочно ни о чем не говорил. Он, конечно же, рассердился, но ненадолго, поскольку теперь думал, прежде всего, о взаимных чувствах вашей сестры. К настоящему времени он простил мне все мои проступки.
Элизабет хотела сказать, что мистер Бингли действительно очень доверчив, и потому как друг он, наверное, просто незаменим; однако предпочла сдержать себя, решив, что это замечание излишне. Что же касается Дарси, то он продолжал рассуждать об огромном счастье Бингли, которое по глубине уступало, пожалуй, лишь его собственному, до тех пор, пока они не очутились возле дома.
– Милая моя Элизабет, и где это вы гуляли? – такой вопрос Джейн и всей остальной компании ожидал по возвращении Элизабет, когда та вошла в комнату и села к столу. В ответ она лишь заявила, что они бродили по окрестностям, пока не забрались в те места, которых она совсем не знает. Говоря это, мисс Беннет покраснела, но ни это, ни что-либо другое не пробудили ни в ком подозрений.
Вечер прошел очень тихо, не принеся с собой ничего необычного. Признанные влюбленные болтали и смеялись, непризнанные все больше молчали. Дарси находился не в том расположении, в котором счастье выливается в бурную радость; а Элизабет, взволнованная и смущенная, скорее знала о том, что счастлива, чем ощущала это в себе, потому что, кроме жесточайшего смущения, сейчас ее сердце терзали и другие тревоги. Она предвидела тот переполох, что поднимет ее семья, как только правда откроется; она знала, что никто его в доме не любит, кроме единственной только Джейн; и барышня даже опасалась, что неприязнь ее домашних к Дарси такова, что ни деньги, ни его положение будут не в силах хоть сколько-нибудь возвысить молодого человека в их глазах.
Почти уже ночью Элизабет раскрыла свое сердце Джейн. Хотя подозрительность никогда не была развита в старшей мисс Беннет, услышанному она попросту отказалась поверить.
– Должно быть, ты шутишь, Лиззи. Этого не может быть! Обручена с мистером Дарси! Нет, нет, меня ты здесь не проведешь. Я же знаю, это решительно невозможно.
– Начало вовсе не многообещающее! В душе я надеялась только на тебя. Ну а уж если и ты мне не веришь, то чего же ждать от остальных! Но все же это правда. Я говорю только то, что есть на самом деле. Он все еще любит меня, и мы обручены.
Джейн взглянула на сестру с сомнением.
– Но, Лиззи, ведь это так невероятно. Ведь я же знаю, как сильно ты его не любишь.
– Ты фактически ничего не знаешь. Все прошлое надо забыть. Возможно, я не всегда любила его так сильно, как сейчас. Но в таких случаях крепкая память – плохая попутчица. Вот лично я отныне о прошлом забуду.
Джейн выглядела совершенно сбитой с толку. Элизабет вполне серьезно снова поклялась в правдивости своих слов.
– Боже правый! Неужели это так? Я вынуждена тебе поверить, – воскликнула Джейн. – Моя дорогая, милая, славная Лиззи, я… я поздравляю… ах, но как же! Прости мне этот вопрос: ты уверена в том, что будешь с ним счастлива?
