Нос брига был повернут так, чтобы пройти мимо маленьких островов Кариматской группы. До сих пор их не видно было во тьме, но теперь оба вахтенных одновременно крикнули, что впереди показалась земля. Лингард, стоя с подветренной стороны рулевого колеса, наблюдал первый показавшийся островок.
Когда бриг очутился как раз против него, Лингард скомандовал, и Васуб поспешил на верхнюю палубу. Руль положили под не тер, реи грот-мачты медленно выправились, и мокрая парусим. i грот-марселя, тяжело хлопнув, прилипла к мачте. Блестящий след корабля исчез. Бриг потерял направление и начал окунать ся своими концами в быстро набегавшие волны. При каждом погружении ветер выл в качавшемся рангоуте жалобно и дико.
Когда приготовили лодку к спуску, яхтовая шлюпка, подтяги ваемая тросом, появилась с подветренной стороны, подбрасываемая вверх и вниз и обдаваемая пеной. Картер стоял у кормы, лов ко балансируя на своем беспорядочно качающемся суденышке Он дважды окликнул бриг, спрашивая, в чем дело, ибо он не moi различить в темноте, что делали люди, столпившиеся на корме брига. Он не получил ответа, хотя на бриге стоял лицом к нему какой-то человек и, по-видимому, наблюдал за ним. Он собирался было крикнуть в третий раз, как вдруг послышалось громыхание талей, затем тяжелый звук упавшего в воду предмета, громкие го лоса, глухой скрип, и отделившаяся от корабля темная масса про неслась мимо него на гребне волны. С секунду он мог видеть на фоне звездного неба очертания лодки, головы людей, лопасти торопливо поднимаемых и опускаемых весел. Затем все исчезло из вида, еще раз появилось вдали в смутных, едва различимых контурах и, наконец, совсем скрылось.
— Они спустили лодку! — воскликнул Картер. Он вспомнил, что всего несколько часов тому назад он видел, как среди этих островов шныряли туземные прау. Ему пришло в голову, что надо бы отвязать шлюпку и поехать вслед за лодкой, чтобы выяснить… Но что выяснять? Он сразу отказался от своей идеи. Что мог он сделать?
Мысль, что яхта и ее пассажиры подвергаются какой-то неопределенной, но реальной опасности, овладела им с новой силой, и хотя он был уверен, что хозяин брига идет яхте на помощь, все же это нисколько не успокаивало его. Это только усложняло его тревогу ощущением тайны.
Белый человек, говоривший таким тоном, точно это море принадлежало ему и точно люди, осмелившиеся сесть здесь на мель, тем самым вмешивались в его личные дела, представлялся ему не очень желанным помощником. Лодку спустили для того, чтобы что-то передать на те самые прау, которые он видел и старательно избегал. Это не подлежало никакому сомнению. Мысль эта осенила его сразу. Все это было подозрительно и, однако, все-таки наилучшим образом действий было следовать за бригом и добраться обратно до яхты, чтобы предупредить их… Но предупредить против кого? Не против же капитана «Молнии», который был с ним совершенно откровенен. Предупредить против чего? Картеру пришло в голову, что именно им грозило или что могло грозить. Весть об опасности приносил сам их странный освободитель. Опасность грозила, конечно, со стороны туземцев. Это было очевидно. С другой стороны, эта спущенная ночью лодка… Картер выругался. Его замешательство становилось настоящей физической болью, пока он сидел тут у руля, промокший, усталый и бездеятельный, подбрасываемый волнами вверх и вниз. Прямо перед его глазами опускался и подымался высокий и черный корпус брига, то и дело с шумом окуная свою корму в пенящуюся воду. С брига до Картера не доносилось ни звука. Бриг казался покинутым, и только фигура внимательно сторожившего человека виднелась у гакаборта.
Картер приказал подплыть ближе к бригу и крикнул:
— Алло! Что-нибудь случилось?
Картер дожидался, прислушиваясь. Темная фигура стояла молча. Через некоторое время раздалось короткое «нет».
— Вы еще долю собираетесь тут простоять? — крикнул Картер.
— Не знаю. Вероятно, недолго. Держитесь дальше от брига. Вам придется плохо, если вы не отъедете.
— Трави, Джон, — сказал Картер покорным тоном пожилому матросу, сидевшему на носу. — Трави. Отъедем подальше. Они что-то не очень разговорчивы там, на бриге.
Не успел он кончить, как веревка вытянулась, и правильные колебания проносившихся волн отогнали шлюпку от брига. Картер повернулся немного и взглянул на землю. Земля возвышалась с подветренной стороны высоким и неправильным конусом в расстоянии какой-нибудь мили или полторы. Несмотря на ветер, слышен был шум прибоя, с мерным грохотом разбивавшегося о скалы. Мало-помалу многодневная усталость возобладала в Картере над тревогой, и он потерял всякое представление о времени, хотя и не вполне забыл окружающее.
По временам, пробуждаясь от этого не столько сна, сколько странного оцепенения, он замечал, что шум прибоя переходит в беспрерывный гул, возрастая порой до громкого воя; что высокий островок кажется теперь больше и что у его основания виднеется белая кайма пены. На бриге по-прежнему не было заметно никакого движения. Он видел, что ветер стихает и море вместе с ним, и снова впадал в дремоту.
Когда он открыл глаза, он вдруг с изумлением заметил, что из-за линии берега поднялась к небу какая-то новая яркая звезда, заняла место в блестящем созвездии и сразу исчезла. За ней последовали две других и, достигши той же высоты, одновременно погасли.
— Это ракеты, сэр? — тихо спросил один из матросов.
— Да, ракеты, — буркнул Картер. — Что же за этим последует? — грустно пробормотал он про себя.
Как бы в ответ ему, с сердитым шипеньем, над темным осто вом брига стрельнула вверх тонкая полоса огня и, поднявшись, рассыпалась красным каскадом падающих искр. Только одна, белая и сверкающая, одиноко повисла в вышине и, ярко проси яв секунду, взорвалась со слабым треском. Сейчас же вслед за этим бриг повернулся по ветру, грот-марсель надулся, и Картер ясно услышал плеск волн, разрезаемых носом судна. Трос натя нулся, и шлюпка, вздрогнув, понеслась за бригом. Нагнувшись вперед, чуткий и внимательный, Картер правил. Матросы сидс ли на банках друг за другом, подняв плечи и сгорбившись; не смотря на неудобства положения, они молча терпели и дремали. Править лодкой в волнистом и беспокойном следу, оставляемом кораблем, была нелегкая задача, и Картеру некогда было много раздумывать насчет тревожного будущего и насчет необычности своего собственного положения.
Больше всего он думал теперь о том, чтобы снова увидеть яхту, и с чувством немалого удовлетворения он заметил, что бриг идет на всех парусах. Во всю остальную часть ночи он сидел, крепко держа руль и не отрывая глаз от призрачной и высокой парусной пирамиды, ровно скользившей впереди и легко покачивавшейся из стороны в сторону.
IV
Было уже за полдень, когда бриг Лингарда, пробираясь по глубоким проливам между коралловых рифов, обогнул на расстоянии пистолетного выстрела низкий песчаный холм, стоявший на самом конце длинной полосы подводных камней, которые высовывали там и сям свои черные головы из-под шипящей пены желтого моря. Лишь только бриг миновал холм, над полосой прибоя и песка, среди утесов, обрисовались черные очертания яхты, перекачнувшейся на бок и неподвижно высившейся на фоне широкого сверкающего мелководья. Ее длинные обнаженные мачты были слегка наклонены, словно она неслась под сильным ветром. Людям, находившимся на бриге, вид ее внушал нечто вроде печали и разочарования, — так силен был контраст между ее мертвой неподвижностью и ее позой, невольно вызывавшей в уме моряка мысль о быстром движении.
— Вот и она, — сказал Шо, одетый в белоснежную пару и только что подошедший с носовой части брига, где он был занят якорями.
— Здорово она застряла, сэр, а? По-моему, она села на ил.
— Да, это ил, — медленно проговорил Лингард, приставляя к глазам подзорную трубку. — Грот долой, мистер Шо, — продолжал он, пристально глядя на яхту. — Нам придется здесь пробираться полегоньку.
Лингард положил трубку и отошел от поручня. В течение целого часа маневрировал он своим маленьким судном в извилистом и узком проходе, маневрировал с небрежной уверенностью, как будто от взора его не укрывался ни один камень, ни одна песчинка предательского дна. Несмотря на неровный и капризный ветер, он действовал с такой смелостью, что у Шо, стоявшего на носу, захватывало дух от волнения. Когда бриг направлялся на мель, поворот делали лишь после того, как матрос с лотом кричал, что воды под килем не больше трех футов. А когда он приближался к крутым скатам скалы, где лот был бесполезен, руль перекладывали не раньше, чем водорез касался пены прибоя. Лингард любил свой бриг так, как любят мужчины: его чувство удовлетворялось лишь тогда, когда сила и качества брига подвергались наибольшему испытанию и выносливость этого последнего достигала крайнего предела. Каждый плеск парусов, натянутых на крепкие тросы, наполнял его сердце острым наслаждением; а нежное ворчание воды вдоль борта, показывавшее, что его несравненный бриг при всех поворотах ни на минуту не терял направления, было для Лингарда более драгоценно, более вдохновляюще, чем были бы для иного мужчины ласковые слова любимой женщины. Именно в такие минуты он и жил напряженной жизнью. Его так переполняла нежность, что ему хотелось прижать к груди свое маленькое судно. Оно было для него целым миром, полным радости, внушавшим безграничную веру.
