— Куда бы она могла пойти?
Ханаш, чувствуя жалость к брату, сказал:
— Если она осталась на нашей улице, то, скорее всего, пошла к своей старой соседке Умм Занфаль, которая торгует вареньем.
— С женщиной нельзя по-хорошему! — гневно воскликнул Арафа. Так заведено на нашей улице. И это справедливо. Я не побегу за ней. Сама вернется и будет просить прощения. Однако Аватыф не вернулась. Минуло десять дней, и Арафа решил втайне от всех отправиться к Умм Занфаль. В намеченный час в сопровождении Ханаша он незаметно покинул дом. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как услыхали топот ног и, обернувшись, увидели двух бегущих за ними слуг. Лрафа крикнул им:
— Возвращайтесь в дом! Но слуги отказались.
— Мы должны охранять тебя! Так приказал господин управляющий, — объяснили они.
Арафа едва сдерживал охвативший его гнев. Теперь уже вчетвером они направились к старому дому в квартале Касем. Поднявшись на последний этаж, где находилась комната Умм Занфаль, Арафа несколько раз стукнул в дверь. Вскоре ее открыла сама Аватыф с заспанным лицом. Разглядев при свете лампы, которую она держала в руке, Арафу, Аватыф попятилась назад. Арафа вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Проснулась спавшая в углу Умм Занфаль и с недоумением вглядывалась в лицо нежданного гостя. Аватыф с вызовом спросила:
— Зачем пришел? Чего ты хочешь? Возвращайся в свой прекрасный дом!
Разглядев пришедшего, Умм Занфаль испуганно прошептала:
— Арафа, волшебник! Не обращая на испуганную старуху никакого внимания, Арафа обратился к жене:
— Образумься и пойдем со мной! Но Аватыф с прежним вызовом в голосе заявила:
— Я не вернусь в твою тюрьму и не пожертвую душевным покоем, который обрела в этой комнате.
— Но ты моя жена!
— Твои жены благоденствуют в твоем доме! — почти крикнула Аватыф.
Тут в разговор вмешалась Умм Занфаль.
— Оставь ее! Дай людям спать! Приходи завтра утром. Арафа только злобно посмотрел в сторону старухи и, обращаясь к жене, сказал:
— За каждым мужчиной водятся грешки.
— Ты с головой погряз в грехах! — возмущенно воскликнула Аватыф.
Арафа придвинулся к ней совсем близко и умоляюще проговорил:
— Аватыф, я не могу без тебя!
— Зато я могу!
— Ты предаешь меня из-за ошибки, которую я совершил, будучи пьяным.
— Пьянство не оправдание. Вся твоя жизнь — сплошные ошибки, и их уже ничем не исправишь. С тобой мне суждены лишь несчастья и мучения!
— Все же жить со мной лучше, чем в этой комнате!
— Как знать! — горько улыбнулась Аватыф и насмешливо спросила:
— Скажи лучше, как удалось тебе удрать от своих тюремщиков?
— Аватыф! Но она была непреклонна:
— Я не вернусь в дом, где мне нечего делать и остается юлько зевать да общаться с любовницами мужа, великого волшебника.
Напрасно Арафа пытался переубедить ее, она стояла на своем. На его нежность она отвечала упорством, на гнев гневом, на ругань руганью. Так он и ушел, не добившись толку, в сопровождении своего друга и слуг.
— Что ты будешь теперь делать? — спросил его Ханаш.
— То же, что и всегда! — угрюмо ответил Арафа. В тот же день управляющий поинтересовался:
— Есть ли новости о твоей жене? Арафа, усаживаясь на свое место подле Кадри, пробурчал:
— Упрямая как мул, да сохранит ее Аллах!
— Стоит ли думать о какой-то женщине, — пренебрежительно заметил управляющий. — Найдешь себе лучше! Говоря это, он внимательно глядел на Арафу и думал чем-то, потом вдруг спросил:
— А твоей жене известны какие-нибудь твои секреты? Подозрительно глянув на управляющего, Арафа ответил:
— Секреты мастерства знает только сам мастер!
— Я боюсь, что…
— Не бойся ничего, особенно того, чего не существует! Несколько секунд они молчали, потом Арафа твердо сказал:
— Ты не сделаешь ей ничего плохого, пока я жив! Управляющий сдержал гнев и, указывая с улыбкой на наполненные бокалы, воскликнул:
— А кто сказал, что я желаю ей зла?
Со временем дружба между Арафой и Кадри настолько упрочилась, что управляющий стал приглашать Арафу на свои кутежи, которые начинались обычно после полуночи. Иногда кутежи устраивались в большой зале. На них подавалась самая изысканная еда и лучшее вино, а красивые обнаженные женщины плясали и пели. От всего выпитого и увиденного Арафа чуть не потерял голову. Сам же управляющий в сноси безмерной разнузданности уподоблялся дикому животному. Как-то Кадри пригласил Арафу принять участие в кутеже, который он устроил в саду, под сводами деревьев, где протекал ручеек, блестевший при свете луны. Им подали туда фрукты и вино. Кроме того, с ними были две красавицы одна из них должна была приготовить угли для кальяна, а вторая раскурить трубку. Весенний ветерок доносил до них ароматы цветов и звуки голосов, поющих под аккомпанемент лютни:
Как восхитителен цветок душистый,
Укрывшийся в саду, в тени росистой…
Ночь была ясная, полная луна проглядывала время от времени между ветвей, колеблемых ветерком, и казалась светлым оком в переплетении темных листьев и ветвей. Вид красавиц и кальян ударили в голову Арафе, ему почудилось, что он кружится вместе с небосводом.
— Да упокоит Аллах душу Адхама! — воскликнул он.
— И да упокоит он душу Идриса! — улыбаясь, добавил управляющий.
— Но почему ты вдруг вспомнил о них?
— Когда-то и они сидели так же, как мы.
— Да, Адхам любил мечтать, но все мечты его были лишь о том, чему научил его Габалауи, тот самый Габалауи, которого ты избавил от мучений преклонного возраста.
Сердце Арафы упало, опьянение сто развеялось, и он печально пробормотал:
— В своей жизни я убил лишь одного преступного футувву!
— А слугу Габалауи?
— Убил, но помимо своей воли!
— А ты трус, Арафа, — насмешливо заметил Кадри. Арафа отвел взгляд и принялся рассматривать сначала луну, а потом красавицу, мешавшую угли в жаровне.
— Где твои мысли? — окликнул его управляющий.
Арафа обернулся к нему со странной улыбкой.
— И такие вечера ты проводишь в одиночестве, господин?!
— Здесь нет никого, достойного моего общества!
— У меня тоже нет никого, кроме Ханаша. Кадри небрежно махнул рукой.
— Когда выпьешь как следует, уже не имеет значения, один ты или нет. Немного поколебавшись, Арафа задал вопрос.
— Разве такая жизнь не тюрьма, господин управляющий?
— Что же делать, если мы окружены людьми, ненавидящими нас?
Тут Арафа вспомнил слова Аватыф и то, как она предпочла комнатушку Умм Занфаль его прекрасному дому, и сказал, тяжело вздыхая:
— Вот проклятие!
— Ну хватит, не омрачай наше веселье! Арафа сделал очередную затяжку и пожелал:
— Пусть веселье царит вечно!
— Вечно?! — рассмеялся Кадри. — Достаточно и того, если твое волшебство немного продлит нам молодость.
Арафа полной грудью вдохнул влажный ароматный ночной воздух.
— К счастью, от Арафы есть польза! — проговорил он.
Кадри выпустил густую струю дыма, который в свете луны казался серебряным, передал трубку одной из красавиц и грустно спросил:
— Почему мы обречены на старость? Разве не едим мы самую вкусную пищу, не пьем самое лучшее вино, не живем в холе и неге? А седина все равно появляется в назначенный срок так же неумолимо, как день меняется ночью!
— Однако таблетки Арафы превращают холод старости в пыл юности!
— Но есть вещи, перед которыми и ты бессилен!
— Что ты имеешь в виду, господин? Освещенный луной Кадри выглядел очень грустным и так же грустно спросил:
— Что более всего ненавистно твоему сердцу? Арафа подумал, что ненавистнее всего тюрьма, в которой он оказался, та ненависть, которой он окружен, а может быть, то, что ему пришлось отказаться от своей цели. Но вслух он сказал:
— Утрата молодости.
— Нет, этого ты не боишься!
— Но ведь жена меня бросила!
— Женщины всегда найдут причину сердиться. Налетел порыв ветра, зашелестели листья на деревьях, в жаровне ярче запылали угольки. Кадри спросил:
— Скажи, Арафа, почему мы умираем? Арафа посмотрел на него с сочувствием, но ничего не сказал, а Кадри продолжал:
— Даже Габалауи и тог умер. Как будто игла вонзилась в сердце Арафы.
— Все мы смертны, сыновья смертных отцов, — ответил он.
— Я не нуждаюсь в напоминаниях! — рассердился Кадри.
— Живи долго, господин!
— Долго ли, коротко ли, но в конце концов нас все равно ждет могила!
— Не позволяй этим мыслям омрачать твое существование.
— Эти мысли не покидают меня… Смерть… смерть… неизбежная смерть. Она может прийти в любой момент из-за ничтожной причины, а то и вовсе без причин. Где Габалауи? Где все те великие, которых воспевают поэты? Как несправедлива судьба!
