Я очень жалѣла, что не могу съ нею говорить и не понимаю словъ ея; но Мери Анна была въ восторгѣ отъ ея ума и любезности; даже Кери, всегда холодная и недовѣрчивая, была очарована.
Послѣ чая, Джемсъ, подсѣвъ ко мнѣ, разсказалъ все попорядку. «Если нашъ старикъ будетъ держать себя недѣли двѣ, какъ слѣдуетъ, мнѣ достаточно этого времени; красавица, которую вы видите у себя, и четыре тысячи фунтовъ дохода будутъ моею неотъемлемою собственностью», сказалъ онъ. Онъ доказалъ мнѣ необходимость жить, пока она у насъ, на широкую ногу. «Она останется здѣсь только до четырнадцатаго числа, когда кардиналъ, дядя ея, пріѣдетъ въ Пизу, гдѣ будетъ она должна съ нимъ видѣться; слѣдовательно, намъ нужно поддержать себя передъ нею всего только какія-нибудь три недѣли, и, какъ видите, расходы не будутъ превышать какихъ-нибудь трехъ или четырехъ сотъ фунтовъ. А мой кошелекъ, прибавилъ онъ:- совершенно истощился; я долженъ былъ продать свою тележку и лошадёнокъ въ Миланѣ, чтобъ доѣхать сюда не нуждаясь». Потомъ онъ сказалъ мнѣ, что ея верховыя лошади будутъ приведены завтра или послѣ завтра, и что надобно достать нѣсколько такихъ же лошадей для него и сестеръ.
Я обѣщала уговорить на это мистера Д. Сначала онъ ворчалъ и не поддавался; но едва на слѣдующее утро увидѣлъ графиню, какъ самъ растаялъ и восхитился. Она какъ-будто ободряла его нѣжные взгляды — таковы, милая Молли, всѣ француженки. Я даже замѣтила, что онъ изъ-подъ газеты посматривалъ на ея ножку, которая, надобно признаться, миньятюрна и обольстительна.
— Надѣюсь, теперь вы довольны, мистеръ Д., сказала я, проходя мимо его стула.
— Да, сказалъ онъ: — акціи на лондонской биржѣ поднимаются теперь, какъ пишутъ.
— Я говорю не о биржѣ, а о томъ миломъ предметѣ, который вы разсматриваете съ такимъ вниманіемъ.
Онъ покраснѣлъ, но не отвѣчалъ ничего.
Вотъ вамъ наши новости. Она теперь живетъ съ нами ужь четыре дня, и эти дни показались мнѣ часами, хотя безъ нея Парма была бы для меня самымъ скучнымъ городомъ.
Каждое утро графиня, Мери Анна, Джемсъ и Тайвертонъ ѣздятъ верхомъ; возвратившись, одѣваются къ обѣду. Мери Анна всегда бываетъ въ бальномъ костюмѣ, подражая графинѣ; я также одѣваюсь соотвѣтственно ихъ туалету. По вечерамъ занимаемся музыкою, играемъ въ карты, ѣздимъ въ оперу и день проходитъ чрезвычайно-пріятно. Я, къ-сожалѣнію, не могу говорить съ графинею, но Мери Анна неразлучна съ нею. Кери, по обыкновенію, холодна, однакожь и она соглашается, что графиня очень-мила.
Моя молодежь возвратилась съ прогулки. Я должна одѣваться къ обѣду. Прощайте же, милая Молли, и порадуйтесь счастью вашей
Джемимы Доддъ.
P. S. Мери Анна извиняется передъ Китти Дулэнъ, что не успѣла написать ей, но воспользуется первою свободною минутою, чтобъ подѣлиться съ нею своими впечатлѣніями. Пока можете сказать Китти о необыкновенномъ счастьѣ Джемса; вѣдь Китти, кажется, сама посматривала на него, не понимая, что вовсе ему не партія.
Миссъ Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.
Парма. Милая Китти,
Рѣдко я должна извиняться предъ тобою за краткость моихъ писемъ; но теперь именно такой случай. У меня почти не остается свободной минуты. Письмо мама къ мистриссъ Галларъ объяснитъ и тебѣ, какое счастіе дается судьбою Джемсу и, можно прибавить, всѣмъ, близкимъ къ нему. Красота, молодость, умъ, достоинства души, знатность — все соединено въ его избранницѣ. Она по матери испанка, изъ рода Лас-Каланьясъ, занимающаго первое мѣсто между испанскими грандами. Ея отецъ графъ Сент-Амандъ, побѣдившій прусскую армію при Маренго — ты видишь, что я живу теперь въ мірѣ славныхъ историческихъ воспоминаній. Она постоянно была въ высшемъ обществѣ, и чрезъ нея я буду введена въ кругъ его. Всѣ ея понятія вращаются въ этой сферѣ, такъ-что, напримѣръ, папа напоминаетъ ей Талейрана, а матушка, говоритъ она, необыкновенно походитъ на княгиню Эстергази.
Съ бѣднымъ Джемсомъ она обращается такъ, что еслибъ я не знала истинныхъ ея чувствъ, не знала, что она любитъ его до безумія, то могла бы думать, что она играетъ имъ. Она смѣется надъ его любимыми претензіями, напримѣръ, говоритъ, что онъ дурно ѣздитъ верхомъ. Благодаря ей, онъ безпрестанно рискуетъ сломать себѣ шею. Но странныя противорѣчія въ ея характерѣ неисчислимы. Такъ она, гордая, величественная до суровости при другихъ, становится самою рѣзвою шалуньею, оставаясь со много наединѣ въ своей комнатѣ. Я говорила ей, что Джемсъ еще безумнѣе полюбилъ бы, увидѣвъ эту сторону ея характера. Она въ отвѣтъ на это хохочетъ, говоря: «увидитъ, увидитъ современемъ». Впрочемъ, и со много стала она вполнѣ откровенна только недѣли чрезъ двѣ но пріѣздѣ. «Если вамъ еще не хочется спать», сказала она однажды, «я попрошу васъ къ себѣ, то-есть въ мою комнату, въ гости».
Переодѣвшись, я поспѣшила къ ней, и едва вѣрила своимъ глазамъ, увидѣвъ ее въ великолѣпномъ восточномъ костюмѣ, съ пунсовымъ тюрбаномъ на головѣ; подлѣ нея лежалъ кинжалъ въ богатой оправѣ; она курила папироску.
«Запирайте же за собою дверь, и закуривайте папироску, сказала она. Напрасно я увѣряла ее, что не курю. Она смѣялась. — „Уже-ли вы только вчера выѣхали изъ чопорной Англіи? Гдѣ и съ кѣмъ вы жили? Можно ли не курить?“ Она принудила меня попробовать, но у меня на первый разъ закружилась голова. Понемногу, однако, я привыкла къ этому удовольствію. Потомъ она стала объяснять мнѣ свои понятія о положеніи женщины въ образованномъ обществѣ. Тебѣ показались бы они странны, потому-что ты не приготовлена смотрѣть на свѣтъ такъ, какъ я. Но я теперь вполнѣ раздѣляю ихъ. Тѣмъ неменѣе остаюсь, милая Китти, какъ и прежде, навѣки твоею
Мери Анна Доддъ.
P. S. Я знаю, ты потребуешь отъ меня нѣсколькихъ словъ обо мнѣ самой и моихъ видахъ на будущее. Но что сказать тебѣ? Будущее мое еще скрывается въ туманѣ. Онъ молчитъ. Я вижу, что его сердце изнываетъ тоскою, горитъ нетерпѣніемъ. Но онъ таитъ въ глубинѣ души свои страданія. Когда все это разрѣшится? Когда онъ будетъ свободенъ — кто знаетъ? Но тогда твоя Мери Анна будетъ счастлива.
Кенни Дж. Доддъ къ Томасу Порселю, Е. В., въ Броффѣ.
Парма. Милый Томъ,
Лучъ солнца, освѣтившій на нѣсколько дней вашихъ друзей, оказался предшественникомъ мрачнаго урагана, и всѣ наши веселья кончились печалью и раздорами. Письмо мистриссъ Д. къ старухѣ Галларъ объяснило вамъ, какимъ образомъ Джемсъ возвратился, не доѣхавъ до Лондона. Вы ужъ слышали о милой молодой вдовѣ, знатной фамиліи, съ огромнымъ богатствомъ; а если еще не слышали, то, но чистой совѣсти скажу, завидую вамъ, потому-что въ послѣднее время судьба моя была — съ утра до ночи слушать толки о ней. Во всякомъ случаѣ, теперь вамъ извѣстно, что фамилія Доддовъ готовилась украсить свое родословное древо вѣтвью, столь знаменитой, что даже Мек-Керти могли гордиться такою прививкою. Племянница какого-то кардинала, имѣющая четыре тысячи фунтовъ дохода, благоволила изъявить согласіе на вступленіе въ бракъ съ мистеромъ Джемсомъ Доддомъ, и мы возносились до облаковъ такимъ благополучіемъ. Она изволила поселиться у насъ и была такъ милостива, что даже меня наградила титуломъ князя.
Нечего разсказывать, какъ тянулись мы изъ послѣднихъ силъ, чтобъ блеснуть передъ нею великолѣпіемъ, свѣтскостью и богатствомъ. Обѣды, вечера, лошади, кареты, опера, букеты — все явилось у насъ, чтобъ молодая и прелестная графння видѣла, что мы достойны вступить съ нею въ родство, и что промахи въ бонтонѣ у насъ достаточно вознаграждаются искусствомъ поваровъ и полнотою кошелька, словомъ, чтобъ овладѣть четырьмя тысячами фунтовъ, мы показывали, что имѣемъ сами вчетверо болѣе.
Со дня на день ожидалъ я желаннаго разрѣшенія отъ дяди ея на бракъ; со дня на день отлагалось судьбою исполненіе моей надежды. Прошло пять недѣль, о разрѣшеніи не было и слуха. Кардиналъ былъ занятъ множествомъ различныхъ дѣлъ необыкновенной важности; ему не оставалось ни минуты вникнуть въ дѣло племянницы; а время шло и шло, унося сотни фунтовъ (отчасти наличными деньгами, а болѣе векселями).
Впрочемъ, только мы двое съ Кери обнаруживали нетерпѣніе и недовольство медленностью кардинала; другимъ было очень-пріятно жить на роскошную ногу, и нѣжныя чувства ихъ совершенно удовлетворялись нарядами и обѣдами. Наконецъ я спросилъ себя: «Долго ли жь это будетъ продолжаться? Что будетъ съ моимъ кошелькомъ и даже съ моимъ запасомъ вексельной бумаги, если такъ пройдетъ еще мѣсяцъ?» Отвѣта не могъ я придумать самъ, потому послалъ за мистриссъ Д., чтобъ дать ей случаи выказать свою геніальность разрѣшеніемъ мудреной задачи.
Совѣщаніе наше происходило въ такъ-называемой моей комнатѣ, иначе сказать въ темномъ чуланчикѣ подъ лѣстницею, гдѣ каждую ночь собирается мышиный парламентъ. Мистриссъ Д. была такъ разстроена обстановкою моего помѣщенія, что предложила перенесть нашъ конгрессъ въ ея комнату, что и было исполнено.
