— Я много о чем думал… Но я ведь вырос в ней. Там сейчас почти все, что вообще привязывает меня к миру.
— Иногда человек всю жизнь чувствует себя как на чужбине.
— Мне кажется, это никак не связано с землей. Это чистая психология. Кроме того, ребята ведь, наверно, тебя любят. А в большом мире для них все будет чужим.
— Вот пусть и выбирают, где им лучше. Но я не имею права за них решать.
Бет была так уверена в своей правоте, что я не стал с ней спорить — до поры до времени. Однако продолжение истории о детях меня очень встревожило.
3
В двадцатом веке было несколько кратких периодов, когда страна жила почти совсем открыто и даже официально заявляла о своем существовании. Впервые это произошло после второй мировой войны, когда пришлось получать какие-то благодарственные послания и дипломы от соседей, которые не могли не заметить, что кто-то им весьма активно помогал. Кэт и Бет появлялись на приемах, поставив одно условие: никаких кинофотосъемок. Им, впрочем, ничего не стоило автоматически засвечивать ту пленку, на которую их втихую пытались снять.
Спустя лет сорок Кэт и Бет ради детей снова появились «в свете». Припомнить их было уже некому (а если кто и вспомнил, то, наверно, подумал, что они — следующее поколение королев). Пленки засвечивались с тем же постоянством. Кэт и Бет провели сложнейшие переговоры, чтобы в будущем иметь возможность вернуть детям гражданство по их выбору. В этом Кэт преуспела больше Бет. Она легко сумела очаровать международную общественность, вероятно, потому, что самые большие начальники, принимавшие принципиальные решения, — мужчины. Зато комиссии, время от времени пытавшиеся проверять, как воспитывают детей, состояли обычно из дам, причем весьма несимпатичных.
— Нарочно нам, что ли, таких присылают? — сказала Бет с недоумением.
— Нет. Они все такие. Наверно, это естественный чиновничий отбор, — поделился я знанием жизни.
Комиссии всегда были чем-то недовольны и грозили вмешаться и навести порядок. К счастью, они любили подарки — совсем как маленькие дети (прокомментировала Бет с простодушным удивлением). После подарков их сердца смягчались, и все оставалось по-старому. Самая крупная неприятность, спровоцированная комиссией, — отправленная на наш конкурс известная задача.
4
— Не знаю, с чего это началось, — рассказывала Бет, — но Кэт и Санька крупно не поладили. Они обе бывают, знаешь ли, не сахар. И вот уже, наверно, года два, как их приходится все время разнимать.
Кэт и Бет многому учили ребят сами, в том числе математике. Не то чтобы по очереди, но иногда Бет по месяцу и больше уроков не давала. У Кэт была своя метода обучения. Больше всего она любила подкидывать головоломные задачки и дразнить народ: а вот, мол, не решите, не получится!.. С год назад у нее, видимо, иссяк запас таких головоломок. И когда Санька показала ей решение какой-то конкурсной задачи — возможно, с дерзким комментарием, — Кэт «задала решить» ту формулу, которую Бет ей когда-то показала и с которой она сама не справилась.
— И сколько человек решило?
— Решила одна Санька.
— А Андре?
— Он говорит, что не решал. Он ведь художник. Математика его не особенно интересует. Думаю, больше вообще никто не решал. В отличие от тебя, они сразу поняли, о чем идет речь. А Кронос им внушил, что такими вещами заниматься не стоит.
— Ты разрешила Кроносу общаться с детьми?
— Он учил их рисовать. Он это делает лучше других.
Я только головой покачал. Бет продолжала:
— И вообще ребятам эта распря между Кэт и Санькой надоела. Они, по-моему, давно уже бросили решать то, что Кэт приносит «назло».
5
— Да, с педагогикой у вас неладно, — заметил я. — Начинаю понимать несимпатичных тетенек.
— Тетеньки этого как раз не видят. Но среди них нашлась одна, которая, совсем как Кэт, стала дразнить народ. К тому же она агитировала их посылать задачи на ваш конкурс. И все пыталась доказать, что у нас уровень не тот.
— А ей какой нужен? Или у тебя есть отстающие?
— Конечно, нет. Хороший у них уровень. Но ребята тоже умеют подразнить того, кто их заденет. Санька сначала аккуратно посадила эту тетеньку в большую лужу — тут много не потребовалось. А уж потом, вдогонку ей, послала на конкурс задачу. Наверно, хотела оставить в дураках хваленый МГУ.
— И тебя, конечно, не спросила?
— Меня в то время под рукой не оказалось. А у Кэт она, конечно, спрашивать не стала… Хотела бы я знать, что они не поделили.
— Обычно в таких случаях делят не что, а кого. Может быть, тебя?
Бет покачала головой.
— Да нет, при чем тут я? Меня на всех хватает. Не знаю. Ладно. Ты еще насмотришься на все это, когда вернешься. Кстати, Саньке очень понравилась твоя задача — та, что ты прислал в ответном письме. Она хотела «подлечить» условие. Не знаю, вышло у нее или нет.
— Она хоть поняла, что натворила?
— Конечно, поняла, только из упрямства не хотела соглашаться, когда я ей стала объяснять популярно, что к чему.
— Даже с тобой?
— Просто со мной она бы сразу согласилась. Но тут пришлось бы согласиться с Кроносом.
— Что, с Кроносом она тоже не ладит?
— Да еще как! Санька видеть его не может.
— Какая яркая девочка! Умеет выбирать сильных противников. И за что она его так не любит? Тоже не знаешь?
— Знаю. За Андре. Ей показалось, будто Кронос хотел втянуть его в какие-то свои манипуляции со временем. Выучить себе на смену, что ли.
— А он хотел?
— Возможно. Но Санька победила: Андре перестал заниматься с Кроносом даже рисунком.
— И тебе не рассказал, в чем было дело?
— Нет. Сказал, что это тайны Кроноса и что он сам ничего толком не знает. Не захотел узнавать.
— Да. Мальчик тоже яркий. Тайну узнавать не захотел, задачу решать не стал. А кстати, смог бы?
— Думаю, что да. Здесь это сделать проще, чем у вас, к тому же я сама их и учила. А еще думаю, что он решил, но не стал об этом говорить. У него принцип такой: надо просто жить, никому ничего не доказывать.
— Он бы свою подружку научил такому принципу.
— Да он пытается. Но это очень трудно.
6
Безоблачная жизнь Иллирии постепенно стала напоминать мне оживающий вулкан, но это была только часть картины. Комиссии, как бы они ни ворчали, конечно, поняли, чего стоят ребята, воспитанные в полусказочной стране. И, похоже, чудесные способности «украденных детей» привлекли внимание таких организаций и кругов, с которыми лучше не связываться. Вот уже года три есть подозрение, что на детей идет какая-то странная охота. Время от времени в страну откуда-то проникают подозрительные люди и провоцируют здесь безобразия, которых прежде не бывало. Причем мирное население они, как правило, не задевают, упорно рвутся в Лэнд и нападают на ребят, которых спешно пришлось снабжать щитами и учить самозащите. В городе вот уже три года тянется сериал «Ну, погоди!» с прыжками по карнизам и балконам («карнизная охота», по выражению самих ребят). И хотя до сих пор никто еще не пострадал от рук таинственных налетчиков, народу, живущему в столице, это развлечение не нравится.
— Народ не требует, чтобы ты выселила своих деток за границу?
— Конечно, нет. У нас предательство не в обычае.
— И то хорошо. А народ не просит перекрыть границы?
Бет вздохнула.
— Когда границы перекрыты, всем, конечно, спокойнее.
— Знаешь что? Если тебе дороги ребята, забудь про всякие гражданства и комиссии, про Оксфорды и Сорбонны и перекрой границы намертво. Твоих детей нельзя выпускать в «большой мир»: они видели формулу. Наверняка многие ее помнят. А уж решить задачу — это дело техники.
— Да, у тебя замашки короля, — вдруг улыбнулась Бет. — А ты бы перекрыл границы?
— Без разговоров. Лет на пять — десять. А там бы посмотрел.
— Ты плохо думаешь о людях?
— А как еще о них думать? Я знаю их… нас довольно близко. И ваш прежний король знал, потому и закрыл страну. У него, кстати сказать, было гораздо меньше оснований для паники, чем у тебя. На вас действительно пошла охота.
