прошедшего последний уровень в сложной игре. Мне даже не приходится никого касаться! Достаточно лишь подойти поближе.
В меня врезается какой-то парень. Наверное, случайно. Я как раз гуляла по чужому «дому», поэтому реакция у меня слегка замедленная, будто на миг потеряла сигнал.
– Извините, – говорю я и наконец ощущаю сильный толчок. Плечо горит от боли. Я невольно закусываю губу.
От меня со всех ног удирает парень в бейсболке, зажимая под мышкой мою сумку. Внутренний критик успевает проворчать: А нечего было… Тут моя ярость вспыхивает ярким пламенем.
СТОЙ!
Некогда заглядывать в «дом» незнакомца. Некогда его изучать. Некогда облекать посыл в слова – я просто швыряю его в разум парня, как камень в окно.
СТОЙ ГДЕ СТОИШЬ!
Он останавливается. Щеки горят, пот выступает на лбу, щиплет под мышками. Мышцы дрожат от всплеска адреналина, куда более сильного, чем эйфория от бега. Парень замирает метрах в ста от меня. Бейсболка, черные спортивные брюки, легкая куртка. И моя сумка под мышкой. Парня бьет дрожь. Он стоит, замерев на полпути, прикованный неведомой силой.
Очень медленно, еще дрожа, я иду в его сторону. При виде меня лицо парня искажается.
Я кладу руку на сумку.
– Отдай.
Он кивает и неохотно протягивает мне украденное.
– А теперь извинись.
Он неразборчиво бормочет.
– Извинись, я сказала! – повторяю громче. По лицу и груди струится пот, и все же мне нравится. Такая власть!
– Извините, – шепчет парень.
Я вырываю сумку из его протянутой руки и вешаю на плечо. Меня захлестывают эндорфины, как после хорошей пробежки. Завидуй молча, Диди. Вот она, моя менопауза.
– Извините, – повторяет парень. – Правда, мисс. Простите.
– Ладно.
Волна жара понемногу спадает. Парень смотрит на меня загнанным зверем. Сразу вспоминается Данте. А потом Адам Прайс, его вечное шмыганье носом, гневно сжатые кулаки, худосочность и болезненная бледность. Мой гнев испаряется. Хочется плакать. Я крепко зажимаю сумку под мышкой и оглядываюсь на парня.
– Больше никогда так не делай.
И ухожу в свете весеннего солнца.
3
Среда, 30 марта
– Ты сегодня какая-то другая, – заметила Салена.
– То есть?
– Вся сияешь, – улыбнулась она. – Или ты прекрасно провела ночь, или о-очень вкусно позавтракала. А может, и то и другое?
Я улыбнулась, покраснев.
– Дело в завтраке.
– Что ж, время еще есть, – улыбнулась в ответ Салена.
Да, мне сегодня хорошо. И дело не только в победе над несостоявшимся грабителем. В воздухе витает надежда – кажется, все возможно; пахнет фейерверками, горящей бумагой, переменами, а воздух так свеж! Впервые в жизни я чувствую: можно стать хозяйкой своей жизни, главной героиней собственного романа, а не жалкой маленькой сноской.
Пока Салена заваривала чай, я нашла в интернете «Финалисток Финчли». На обложке их группы в «Фейсбуке» фото бегущих женщин. Среди них и Салена. Растрепанные и красные, участницы весело смеются. Три раза в неделю они собираются у магазина «Все для спорта». Необязательно к ним записываться, можно просто посмотреть, как у них все устроено. Может, с кем-нибудь подружишься, – шепчет робкая надежда.
Подруга… Безумная мысль. Пытаюсь представить, как мы вместе проводим время. Бегаем. Пьем кофе или смотрим кино. Болтаем. Ходим по магазинам. Странная выдумка! И почему-то похожа на измену Мартину. Наверное, так случается со всеми школьными парочками, решившими пожениться. Вы друг другом увлечены, вам не до друзей. И мысли нет, что однажды захочется общаться с кем-то еще. Вторая причина в Данте. Когда он был маленьким, мне не хватало времени на друзей. Больше всего я хотела отдать всю любовь и заботу сыну. Махала ему на прощание, когда он уходил в школу, встречала после школы. Старалась, чтобы он проводил со мной время, помогал на кухне. Читала ему вслух. Надеялась вырастить его чувствительным ребенком с богатым воображением.
И ошиблась. Книги Дэну быстро надоедали. Кухню он терпеть не мог. Как я ни воспитывала в нем мягкость характера, он упрямо оставался типичным мальчиком своих лет. Отмахивался от нежностей. Любил машинки и солдатиков. Дрался с другими ребятами. Я любила его и до сих пор люблю – отчаянно, всем сердцем, – но влияние моей матери слишком сильно. Она им очень гордится. О таком сыне она мечтала. Он приезжает к ней в гости четыре раза в год. Спит в моей старой комнате, отремонтированной специально для него. И, разумеется, мама ужасно его балует. Возится с ним как с малым ребенком – а ведь ему уже тридцать! – готовит его любимые блюда, исполняет каждую прихоть. Интересно, а будь у нее внучка?.. Будь я больше похожа на Кейт Малкин?..
Надо раздобыть еще дофамина. Думая о сыне, я всегда грущу. Да и минутка для тренировки выдалась идеальная. Как раз вернулся любитель «Амазона». Я отправляю ему послание: малому книжному бизнесу стоит помогать. В итоге он покупает три книги и напоследок дарит мне радость человека, сделавшего доброе дело. Да, это манипуляция. Ну и что здесь плохого? Всем только лучше стало. И потом, влиять на чужой выбор так просто. Поправлять других. Как бы невзначай предлагать: покупайте в книжном, а не онлайн, выберите писательницу, а не писателя, темнокожего автора вместо белого. Эдакая уборка: выносишь мусор из неплохого, в общем-то, дома. Или кладешь записку на каминную полку: «Читать книги здорово!», «Никогда не воруйте из книжного!», «Поддержите местные магазины!».
Внутренний критик воет сиреной. Отправляю ее в «комнату тишины». Никто ведь не пострадал. Никто меня не подловил. И Салене радость. И вообще, приятно хранить секрет. Незаметно заглядывать в чужие жизни. Разделять с другими воспоминания и маленькие удовольствия…
Сегодня девятнадцать покупателей и двадцать четыре покупки. Салена приписывает заслугу погоде. Я с улыбкой соглашаюсь. Пусть так и думает. А если что-нибудь заподозрит, я ее поправлю.
– Решила бегать с нами? – спросила Салена, пока я подсчитывала деньги в кассе.
– Не знаю, – покачала головой я.
Утренний адреналин схлынул, и сама мысль записаться в беговой клуб к незнакомым женщинам напоминает далекий сон из детства. А новые кроссовки, топ безумной малиновой расцветки… Да как их можно носить, о чем я только думала? Потом представила, что скажет Мартин, когда увидит под кроватью нетронутую пыльную коробку с кроссовками, и меня сразу обожгло жаром.
– Обязательно приходи, – настаивала Салена. – Познакомишься со всеми и захочешь остаться!
Я вспомнила парня в бейсболке и шепот «Извините». Вспомнила, как злость помогла мне защититься. Вспомнила Джо Перри – как она пыталась утихомирить убийцу. Вспомнила, как извинилась перед толкнувшим меня прохожим, будто виновата была я. Привычка угождать въелась нам, женщинам, в плоть и кровь.
– Наверное, приду.
Может, настало время перемен?
4
Четверг, 31 марта
Вчера Мартин вернулся поздно. Часов в восемь от него пришло сообщение:
«Извини, у Вуди беда. Вернусь как смогу. М.»
Я ждала его до десяти, потом легла в постель с книжкой. Интересно, почему они засиделись допоздна, что там с Вуди? Мартин редко встречается с друзьями. Пару раз в месяц, не чаще, они заглядывают после работы в бар, а иногда на футбольный матч. «У Вуди беда» звучит серьезно. Из-за того случая в субботу?.. Айрис ведь сказала: «А если так будет всегда?» Нет, чушь. Не будет такого. И все же… Что Вуди запомнил о том вечере? Что рассказал Мартину? Упомянул ли меня? Связал ли произошедшее с Айрис?
Наконец, чуть за полночь, Мартин вернулся.
– Пришлось отвезти Вуди в неотложку, – устало вздохнул муж. – Он потерял сознание прямо у меня на глазах. Говорит, это началось с выходных. Вроде нарколепсии.
Вот как…
Я изобразила тревогу.
– Он не сказал, из-за чего так?
– Сам не знает. Пусть в больнице его осмотрят.
– Ну, там ему помогут, – пожала плечами я.
Мартин кивнул.
– Он очень волнуется. По нему видно. Ни дня не болел, а тут раз! Думает, кто-то ему подмешал снотворное в бокал. Представляешь, взял и потерял сознание прямо в пабе! А выпил не так уж много. Хорошо хоть рядом были люди. А если бы нет? Его и ограбить могли, и чего похуже.
По телу расползался жар. Я принялась обмахиваться журналом. Мартин так волнуется за Вуди! Да уж, ирония.
– Он один в баре сидел?
– Не сказал, – покачал головой Мартин. – Вообще нес какую-то околесицу. Судя по всему, ждал девушку, а она не пришла. Знаешь, не увидь я его своими глазами, не поверил бы! Сидим мы у него
