есть учитель, к которому тянутся ученики. Такие учителя интересные, с чувством юмора, дружелюбные. Иногда они занимаются с детьми на большой перемене. Обычно эти учителя добрые и хорошо влияют на детей. Мистер Д. не вызывал никаких подозрений. Не отпускал неуместных шуточек. На первый взгляд, искренне заботился о девочках. Давал спортивные советы, призывал друг друга поддерживать, поощрял здоровое соперничество. К влюбленностям девочек относился с мягкой самоиронией.
Зато внутри таил секреты. Строил планы. Я видела уголки его души, скрытые от остальных. Заглянула за кулисы и поняла его магию, его фокусы. Никто, конечно, мне не поверил бы: мистер Д. к каждой девочке относился с большим вниманием. Особенно к Грейс Оймейд. Он разговаривал с ней как со взрослой. Говорил: она не такая, как ровесницы. Украдкой от остальных делал маленькие подарки – книги, шоколадки. И да, ей нравилось – что она понимала в тринадцать лет! Зато я знала, к чему все идет. Знала, ведь он делал так и прежде. В «доме» он отвел целые комнаты под свои победы. Для девочек вроде Кэти и Грейс, зачарованных его обаянием. Наивных, мечтательных, уверенных в своей неотразимости.
Поэтому в день состязаний я вмешалась. Направила секреты мистера Д. на нее, будто солнечный свет отразила. Я не желала никому зла. Только хотела показать фокус. Доказать, что мистер Д. ее недостоин. Сработало. О, еще как… На моих глазах. Грейс бежала в сторону мистера Д. и вся гудела, словно камертон: каждая мышца, каждый ее нерв настроился на его волну. Грейс ни капли не сомневалась в своей победе. Бежала без малейших усилий, даже дыхание не участилось, а остальные участницы остались далеко позади. И я была там. Разделяла с ней ощущения. Сердце стучало как барабан. А когда собралась с силами, получилось как у госпожи Чаровник – стол развернулся, но вся посуда осталась на месте, только скатерть сорвана.
Только вот Грейс не поняла. Посланный мной образ вспыхнул в ее голове, ослепил отраженным светом. Это было вторжение. Предательство. Она сорвалась – не на меня, на мистера Д. – и направила на него эти яростные лучи, и все в одночасье рухнуло на пол: тарелки, вазы, приборы, бокалы вина, а вместе с ними мистер Дэвис – ни дать ни взять фарс, только обернулся он настоящим кошмаром.
Больше я Грейс не видела. Так и не исправила случившегося. А мистер Д. стал недосягаем. Наверное, я ему помогла бы, позволь он к нему прикоснуться. Но он отстранился. Не хотел даже случайно нас задеть. Он вздрагивал, если мимо проходила девочка, а людных коридоров избегал. Мы с Грейс запустили в его мозге цепную реакцию, и вся посуда в конце концов разбилась. В конце той ужасной четверти я поняла: во мне самой тоже произошли перемены. Зеркало, позволявшее заглядывать в души людей, рассыпалось на осколки и сомнения.
И конечно, кровь. Кровь, которая знаменует конец детской невинности. Став подростком, я вдруг утратила невидимость. Каждый прыщик и каждый хмурый взгляд рассматривали под микроскопом. В детстве я была хорошенькой, а подростком казалась себе уродиной. Ненавидела свою грудь. Ненавидела бедра. Стала в одночасье и очень заметной, и невзрачной. Да кто бы меня такую полюбил? Кто бы со мной подружился? Самое ужасное, что мне казалось, будто я это заслужила – своим поступком с мистером Д., совершенным под гнетом кровавого проклятья, которому длиться и длиться еще лет сорок…
Теперь все иначе. Мой дар вернулся. И моя новая подруга ничуть не боится последствий. Мистер Дэвис умер, не вынеся увиденного в самом себе. А приступы Вуди – лишь результат его мыслей. В детстве я брала вину на себя. А «никогда больше» воспринимала как приказ. Айрис же понимает эти слова иначе. Тату на ее плече – предупреждение мужчинам, всем мужчинам…
Не связывайся, а не то крупно пожалеешь.
Признаюсь, давненько я так чудесно не проводила вечер. Айрис сильно отличается от женщин моего поколения. Так молода, остра на язык, полна решимости и задора. Очень заразительно. Я откликаюсь с живостью подростка. Интересно, Данте она бы понравилась? Он очень скрытный. Никогда не обмолвится о девушке. В его «Инстаграме» и «Фейсбуке» нет фото девушек. Иногда я гадаю: а вдруг ему понравится кто-то вроде Айрис – любительница комиксов, жареного и громких разговоров? Она ослабила бы влияние моей матери. Я бы ее понимала. Может, она бы нас сблизила…
Домой я вернулась в десять, куда позднее обещанного. Мартин укоризненно поглядел на меня, подняв глаза от клавиатуры.
– Ты выпила?
– Немного. – Я пожала плечами. – Мы зашли поужинать.
– Кто «мы»?
– Салена и я, – на ходу соврала я. – У нее дома не все ладно. Вот я и решила ее подбодрить.
И снова легкий упрек во взгляде. Мартину Салена не нравится. В основном потому, что она не продает книги от «Лайф стори пресс».
– Не устала от нее? Вы же весь день вместе.
Я покачала головой.
– Нет, с ней весело.
– Ясно.
Мартин отвернулся к ноутбуку, угрюмо ссутулившись. Да ведь он ревнует! Ревнует, получается, к молодой бариста с розовыми волосами. Не удержавшись, я расхохоталась.
– Ой, Мартин, не дуйся! – Я чмокнула его в безразличную щеку. – Я тебе не изменяю с Саленой. – На экране синел логотип «Фейсбука». – Какие новости про вечер встречи? Сколько народу придет?
– Наконец-то спросила, – по-прежнему ершисто ответил он. – Многие уже согласились. Лукас Хемсворт, ясное дело. Пол Блэк. Наша группа. Эндри Уилан. Джосс Лайвли. Ребята из «Сент-Освальда». И твои, конечно, из «Малберри». Думаю, памятный будет вечер.
– Ну да, – кивнула я.
Кэти он забыл упомянуть. Для него она, наверное, дополнение к Лукасу.
– Нравится тебе идея?
– Конечно. Мы сто лет дома не бывали. А уж на вечеринке так все двести. Вспомню хоть, как танцевала с тобой и пила шампанское.
– Отлично, запишу и тебя. – Голос Мартина смягчился. – Если хочешь, съездим за платьем. Элегантным, черным.
Я вспомнила черное платье с выпускного. Балахон из благотворительного магазина. Прикрывал фигуру, и ладно. Потом вспомнила платье Кэти, отблески огней на переливчатой ткани ламе.
– Попробую что-нибудь новенькое.
Мартин пожал плечами.
– Черный тебе к лицу.
4
Суббота, 2 апреля
Тридцать два покупателя. Тридцать девять проданных книг. Салена приписывает заслугу Кафке и покупает ему не только мышку с кошачьей мятой, но и шарик с кормом, и котик восторженно гоняет его по магазину, пытаясь достать лакомство. Дела у «Книжного Салены» идут прекрасно, и если я хоть немного приложила к этому руку, то мои «мутантские суперспособности», как выражается Айрис, не так уж плохи.
Странно. Я отнюдь не собиралась рассказывать Айрис о своем даре. А теперь из моего «дома» будто вынесли зловонный мусор. Вина разъедает людей изнутри, как и одиночество. Раньше я этого не понимала. Зато Айрис понимает. Говорит, я не должна бояться своей силы. Главное, держать себя в руках и не использовать ее, когда расстроена. С мистером Дэвисом вышла ошибка. С Вуди получилось уже лучше. Я не потеряла самообладания. Парень в бейсболке тому доказательство. Я все время учусь, практикуюсь. Это естественно, тренировка необходима. Наверняка госпожа Чаровник час за часом шлифовала мастерство. Может, начала с детства. Может, разбивала посуду. Я вот ничего не разбиваю. Уже нет. Лишь подсказываю покупать книги авторов, о которых мало говорят. Подсказываю самовлюбленным мужьям быть подобрее к женам. Родителям – учить сыновей уважению. Однако чем больше сила, тем больше ответственность. Я это поняла по Айрис. Да и ответственность за Салену понемногу ложится на меня. А Вуди… М-да. Беда на мою голову.
Он хотел сегодня заглянуть к нам – наверное, забрать машину. Я надеялась, Мартин с ним разберется, и к моему возвращению его друг уже уедет. Увы, в шесть вечера машина Вуди по-прежнему стояла у дома, а владелец смотрел с Мартином телевизор в гостиной. На сей раз они заказали карри вместо пиццы, надпись на футболке Вуди гласила: «Моргни, если меня хочешь», а в остальном – все как в прошлый раз. По коже побежали мурашки. Менопауза сломала мой внутренний термостат, и теперь мне частенько жарко в холодную погоду и холодно, когда остальные потеют. Сегодняшняя дрожь иная: мрачное предчувствие змеей скользнуло в живот. Словно предчувствие смерти…
– Я разрешил Вуди остаться у нас на несколько дней, пока ему не станет лучше. – Мартин виновато на меня глянул. – Ты не против? В гостевой же никто не живет, а у него панические атаки…
Какой оставался выбор? Мартин