— Уже завтра наш дирижабль опустится в столице, — уронил Дэвид, которому, очевидно, молчание было в тягость. — Даже странно.
— Странно?.. — Тэйлос глянул на него через плечо. Дэвид выглядел озабоченным, точно вспомнил о чём-то. — Отчего?
— Странно, что мы успели до конца сентября, — Дэвид подступил к нему ближе, и Тэйлос почувствовал мягкий аромат его лосьона. Запах был таким знакомым, так глубоко врезался в память, что он всё же рискнул задать вопрос, беспокоивший его дольше других. — Нам повезло с розой ветров. Не пришлось отклоняться от курса над морем.
— Какое сегодня число?..
— Двадцать седьмое сентября, — отозвался Дэвид, совершенно не удивлённый. — Ты… действительно слишком долго не приходил в себя, Тэйлос. Когда мы останавливались в прошлый раз, письмо Брун нагнало нас. Она волновалась о тебе, а заодно рассказала, что Ринко полностью восстановился… Понимаешь, Ринко был его куклой, но уже совершенно забыл об этом, а ты… — он снова замолчал, словно дожидался, когда мелкое, оторванное винтом облачко поднимется выше к серебристому боку сигары. — Я выбрал Кэсендию потому, что здесь умеют врачевать раны вроде той, которую Грэйс нанёс тебе.
— Раны… — Тэйлос чуть усмехнулся. — Как же они выглядят, эти раны?.. — винт оторвал ещё один облачный клочок, но тот развеялся, не успев подняться. Вслушиваясь в мягкое гудение, которое издавали винты, Тэйлос мимолётно задумался о том, как спокойно здесь, на такой высоте над землёй.
— Они незримы, но ощутимы, — пояснил Дэвид, дождавшись, когда Тэйлос снова переведёт на него взгляд. — Это раны, нанесённые твоему дару. Нельзя так просто махнуть на них рукой. Тебе нужен подходящий лекарь.
— Хочешь сказать, сейчас я не медиум? — чуть удивился Тэйлос. Он не задумывался о собственном даре. В общем-то, он почти ни о чём не успел задуматься как следует, слишком стремясь хоть как-то вжиться в столь стремительно переменившийся мир.
— Ты не можешь обратиться к дару, — подтвердил Дэвид. — Но остаёшься моим медиумом, можешь дать мне сил, сколько мне нужно. Не волнуйся об этом, может, даже и к лучшему, что пока ты не слышишь никаких голосов.
Тэйлос хотел возразить, но не стал. Всё же сны и голоса — разные вещи. Вряд ли то, как он тонул в неясных образах, можно было сравнивать с чёткостью и требовательностью, с которыми ему диктовали свои истории и Глория, и Марко.
— Рад, что Ринко в порядке, — сказал он, желая перевести тему. — Полагаю, и весь остальной город стоит, как и прежде.
Дэвид с облегчением кивнул.
— Куда же ему деваться. Арена была не самым красивым сооружением, к тому же ипподром сохранился, и люди с удовольствием делают ставки на скачках, забыв о паромобилях.
Тэйлос на мгновение закрыл глаза и представил, как, должно быть, течёт эта самая жизнь. Мысленно он прошёлся по улицам, взглянул на ограду кладбища, позволил себе на краткое мгновение ощутить горечь сожаления — он любил Фэйтон-сити и не желал его покидать…
— Видимо, я боюсь перемен, — озвучил он свои чувства.
Но сколько бы он их ни боялся, перемены только набирали ход. Он уже был затянут в водоворот, как облачка затягивались винтами, чтобы измениться, отделиться от целого, обрести себя в новой форме.
***
Сентябрь в Кэсендии разительно отличался от того, что приходил в Фэйтон-сити. И дело было не в том, что октябрь уже стоял на пороге. Сам воздух здесь был суше, в нём не звучало ни отголосков прелой листвы, ни ароматов дождей. И ветер по-прежнему нёс тепло с привкусом пыли, винограда и яблок. Если в Фэйтон-сити октябрь тянул могильной землёй, дышал в лицо приближающимися холодами, кидал в глаза мелкую водяную пыль, то здесь воздух был пронизан солнечным светом, и казалось, земля настолько напитана теплом, что в парках можно спать на траве.
Стоя на площади перед зданием вокзала, пока Дэвид искал экипаж, Тэйлос рассеянно оглядывался, выискивая взглядом привычные осенние краски. Но в городе они казались ненастоящими — листва деревьев была лишь немного тронута ржавчиной, на клумбах пёстро цвели цветы, да и люди пренебрегали плащами, как будто не видели календаря. Высокое сооружение позади него напоминало хрустальный замок — весь верхний этаж искрился в лучах осеннего солнца. За стеклянными окнами просматривалась серебристая сигара дирижабля, оставшегося на посадочной площадке. Мысленно Тэйлос сравнил покатую крышу вокзала Фэйтон-сити и местные башенки, за которыми прятались дирижабли, но не пришёл ни к какому выводу.
Он качнул головой, не понимая, сумеет ли вообще прижиться, влиться в такой сентябрь, сможет ли ощутить осень — осенью, получится ли у него не томиться ожиданием среди причудливых зданий, а просто жить рядом с Дэвидом, наслаждаясь каждым днём.
Он ещё не нашёл ответа на этот вопрос, когда вместо экипажа к нему приблизились четверо дюжих мужчин, несущих на плечах паланкин. Дэвид выскочил из-за них и усмехнулся, увидев его изумление.
— В Кэсендии такое — не традиция, — пояснил он, как будто Тэйлос уже поинтересовался этим. — Но я сам люблю экзотический транспорт, прости мне эту слабость. Они сами из Экрандо, видишь, насколько темна их кожа? Впрочем, там они не были бы так свободны, как здесь, вот и решили… остаться, насколько я понял. Они пока ещё не слишком хорошо понимают язык.
— Почти ничего не знаю об Экрандо, — признал Тэйлос и пересел в паланкин, который как раз опустили на землю. Дэвид забрался следом за ним. Вещей у них с собой было совсем немного, по скромному саквояжу. — Будешь учить меня всё то время, что мы проведём в вынужденных скитаниях?.. — продолжил Тэйлос, когда паланкин плавно качнуло — их подняли на плечи.
— С большим удовольствием, учеником ты был прекрасным, — лукавая усмешка Дэвида намекала, что они будут учиться друг у друга в том числе, и наука, которую им придётся постигнуть вместе, далека от географии и культуры других государств.
Паланкин двигался, как большая лодка по спокойной глади пруда, но в сердце Тэйлоса не было никакого спокойствия. Впрочем, отпустила его и тревога. Это было… это было предвкушение. И, наконец, разобравшись, Тэйлос вдохнул такой странный, но всё ещё сентябрьский воздух.
Перемены… Что ж, он был готов перелистнуть страницу.
