Наташа снова, как в детстве, почувствовала себя в западне.
«Я в своем доме, и закон на моей стороне», – решила она и, подправив помаду, решительно вышла из комнаты. Остановившись на лестнице, сверху смотрела на братьев.
– Какую гадость вы еще собираетесь мне сделать? – спросила она уверенным голосом.
– Не волнуйся. Мы не сделаем тебе ничего плохого, – спокойно сказал Ганс, снимая пальто. – Нужно поговорить. Через час придет нотариус, чтобы зачитать завещание, спускайся к нам.
– Я переоденусь и спущусь, – сказала Наташа и передернулась от отвращения, когда посмотрела на Вольфа, проходящего в гостиную.
Нотариус монотонно читал завещание.
– «Заводы во Франкфурте становятся собственностью моего сына Вольфа. Недвижимость – дома в Венгрии и Италии – отходят Гансу. Моей жене Натали и ребенку, какого бы пола он ни был, завещаю дом во Франкфурте, деньги в банке на моих счетах и ценные бумаги».
После оглашения завещания Наташа была вынуждена пригласить всех выпить чаю. Нотариус отказался, а братья прошли на кухню.
– Веселишься от счастья, что наш папочка отошел к Господу? – проговорил Вольф в спину Натали.
– Что это такое – испытывать искреннее горе, тебе не понять, – обернулась к нему Наташа. – Не старайся оскорбить меня сильнее, чем ты уже это сделал. Я обещаю – тебе больше не удастся унизить меня.
– О чем вы? – Ганс не мог понять, о чем идет речь. – Что произошло?
– Твой брат изнасиловал меня, и роды начались раньше срока. – Наташа смотрела в глаза Ганса и говорила, стараясь сдерживать слезы. – Твой отец Гельберт опоздал всего на несколько минут. Он понял, какой подлец Вольф, и именно он виноват в смерти отца.
– Заткнись, сука! Русская свинья! – забормотал Вольф.
Лицо Ганса исказилось, он опустил голову, чтобы никто не видел его глаз.
В кухню зашла Эльза, и все замолчали.
– Я ухожу в магазин, фрау Натали.
– Хорошо. Не забудь про детское питание.
Как только сухопарая Эльза вышла, заговорил Ганс.
– Выяснение отношений мы оставим на потом. Сейчас важно другое – общий капитал и собственность не могут быть раздроблены и должны остаться в семье. Я предлагаю Натали выйти за меня замуж. – Он в упор посмотрел на нее и добавил: – Я не дам тебя в обиду и никогда не причиню тебе боли.
– А если я не соглашусь? – спросила Наташа.
– У тебя нет выхода, – спокойно ответил Ганс. – Я все просчитал. Мечта Вольфа – убить тебя и забрать деньги для своей семьи, его жене рожать через месяц. А я, наоборот, хочу твоего счастья. Ты родишь мне красивых детей.
– Втрескался в русскую шлюху, Ганс? – мерзко усмехнулся Вольф. – Ты всегда был уродом и глупцом.
И тут Натали впервые увидела откровенную ненависть, мелькнувшую в глазах Ганса. Ей стало понятно, почему он решился жениться на ней. Мужчине под тридцать лет с дефектами во внешности достается девушка, по меркам Германии, необыкновенной красоты. Ее вожделеет родной брат, которого Ганс ненавидит с детства. И, что еще немаловажно, при слиянии наследства Ганса и Наташи он станет богаче Вольфа.
– Идиот! – выкрикнул Вольф в лицо брату и ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.
– Я даю согласие на твое предложение, – решительно ответила Натали. – Но мне необходимо прийти в себя физически и морально. Для меня гибель Гельберта – действительно трагедия.
– Не сомневался, что именно так ты и ответишь. – Дрожащими пальцами Ганс погладил руку Натали. – Свадьбу сыграем через полгода, необходимо выдержать траур по отцу. Думаю, Вольфа с его истеричной женой мы приглашать не будем. Как назвала девочку?
– Как хотел твой отец – Гретой.
Полгода прошли очень быстро. Дальнейшие события мелькали, как в калейдоскопе: венчание в церкви, конечно католической, регистрация в мэрии и скромный банкет, на котором присутствовало пять персон. Ганс пригласил своих коллег.
Вечером Наташа поднялась в спальню. Через несколько секунд раздался стук в дверь. Она вздрогнула, но тут же открыла.
– Я не трону тебя еще два месяца, понимаю, тебе нужно привыкнуть… Но можно я буду спать рядом? – попросил Ганс.
«Это так по-человечески», – подумала Наташа.
Так началась супружеская жизнь с Гансом, вполне сносная. Наташа действительно привыкла к мужу и к жизни в Германии.
А Ганс «выпрямился», иначе Натали не могла назвать процесс, произошедший с ним. Он перестал сутулиться, пытался ровнее ходить, во взгляде появилась уверенность. Истратив немыслимую сумму на стоматолога, он выправил зубы.
Они втроем, с Гретой, часто гуляли в городском парке, обедали в кафе. Ганс не спускал малышку с рук. Многие стали находить сходство между ним и девочкой. С Гансом стали более радушно здороваться знакомые. С Вольфом он общался только по мере необходимости – заводы братьев поставляли друг другу запчасти для автомобилей и были связаны общей системой реализации продукции.
Грета росла смышленым, бойким ребенком. Каждый раз, глядя на дочку, Натали испытывала настоящую материнскую радость.
Ее стабильную жизнь ненадолго встряхнула статья в российской прессе, что знаменитый скрипач и композитор Павел Кокломов женился на дочери министра транспорта.
Проплакав два дня, она успокоилась.
Из Калининграда позвонила Надя, сообщила, что у них все хорошо, Нюра занимается домом и собирается замуж. А у самой Нади огромная радость – объявился ее сын Николай, и теперь она едет к нему в Голландию навсегда.
Следующие семь лет были самыми скучными в жизни Наташи. Одно и то же – без праздников для души, без разнообразия… Серо, буднично, монотонно, механически…
Она вставала, заходила в ванную, затем спускалась на кухню, выпивала чашечку черного кофе, отправляла Эльзу с Гретой в детский сад, провожала Ганса на работу и не меньше часа расписывала меню обеда и ужина.
Раз в три дня она звонила в Калининград, разговаривала с Нюрой, узнавала новости об Эстер. Один раз в год вместе с дочкой ездила в Голландию к Наде.
Натали с удовольствием пользовалась благами западной жизни: у нее была своя «БМВ», она регулярно посещала фитнес-клуб, ходила на выставки живописи, а потом увлеклась верховой ездой. Ей исполнилось двадцать восемь лет. С возрастом Наташа расцвела, немного округлилась, длинные волосы красила в цвет воронова крыла, это подчеркивало ее бездонные серо-голубые глаза.
Ганс по-настоящему полюбил ее и очень привязался к ребенку. Бизнес процветал. Словом, все было как в стабильной немецкой семье. Вот только дети не появлялись, а Ганс так мечтал иметь сыновей… Он не знал точно, в чем дело, но подозревал, что Натали предохраняется.
Однако одно обстоятельство омрачало жизнь Наташи – дважды в месяц ее «беспокоил» Вольф: звонил, говорил гадости, присылал черные цветы. Наташа терпела и молчала, не желая портить настроение мужу.
В очередное утро, отправив Ганса на работу, а Грету с Эльзой в школу, Натали прошла в ванную. В этот момент в дом вошел Вольф. Он ворвался в ванную и сорвал с Наташи халат. Молодая женщина дралась как могла – она расцарапала лицо Вольфа и пыталась попасть ногой в пах. Но Вольф не замечал ее сопротивления, пытаясь изнасиловать.
– Садист, мразь, фашист недобитый! – кричала Наташа, понимая, что мужчина гораздо сильнее ее.
Будучи в животном экстазе, Вольф не услышал, как открылась дверь. На пороге замер Ганс, в руках он держал ружье. Не проронив ни слова, он выстрелил в брата.
Выйдя из гостиной, Ганс вызвал «Скорую помощь» и полицию. Потом сел на стул в прихожей, продолжая держать в руках охотничье ружье.
Наташа с трудом отодвинула мертвое тело Вольфа. Она вся была в его крови, но к приезду полиции успела отмыться и встречала прибывших в домашнем платье.
Вместе с полицией приехали медики и забрали тело Вольфа.
Наташу вместе с Гансом отвезли в следственный изолятор, но после допроса поздно вечером ее отпустили. В доме ее встретила взволнованная дочь.
– Мамочка! – Грета крикнула это по-русски. – Что случилось? Где ты была? И где Ганс?
Наташа обняла девочку и разрыдалась.
– Доченька, нам предстоит пережить тяжелое время. Ганс защищал меня и убил брата. Надо ему помочь.
– Какой ужас! – заволновалась Эльза. – Что теперь будет с хозяином?
– Я сделаю все, что могу, – уверила ее Наташа.
Натали билась за мужа как могла. Наняла лучшего адвоката, ходила каждую неделю на свидания.
Однажды она честно призналась, что хочет вернуться в Россию.
– Пойми, Ганс, когда тебя нет рядом, я чувствую себя абсолютно чужой в доме и в этой стране. Не нужно мне было слушать во всем Эстер, свою голову на плечах тоже надо иметь. Я столько принесла горя тебе, Гельберту, всей семье.
– Зачем ты говоришь об этом? – печально улыбался Ганс. В тюрьме он похудел, теплый свитер висел на нем мешком, а джинсы можно было снимать, не расстегивая. – Натали, любовь моя! Годы, что мы прожили с тобой, были самыми счастливыми в моей жизни. Я ведь заставил тебя выйти за меня замуж, но не имел права держать жар-птицу в клетке. Мне хотелось видеть мучения Вольфа, знать, как он мне завидует. Я отсижу несколько лет и выйду. Но теперь не собираюсь ограничивать тебя и поэтому даю полную свободу. Скажи честно, ты хочешь родить мне детей?
