Она забежала немного вперед. Саймон замедлил шаги и любовался остановившейся перед ним Эми. Ее точеная фигурка в темно-зеленом платье четко вырисовывалась на фоне белой, залитой молочным лунным светом стены павильона. Легкий ночной ветерок трепал оборку платья и волосы девушки, застывшей со сложенными руками так, словно перед ней был не садовый павильон, а святилище античных богов.
Саймон желал ее. Ему безумно нравилось в ней буквально все – пытливый, всем интересующийся ум, открытое доброе сердце и, конечно же, роскошное, такое манящее тело. Саймон Уэст часто вспоминал историю любви своих родителей – теперь он понимал, как это могло произойти.
Он подошел и остановился рядом с Эми, любовавшейся игрой лунного света и тени на стене павильона. Затем она повернулась, и Саймон решил сказать ей напрямую все, что думает.
– Я не рассказывал тебе, что мой отец сделал матери предложение в первый же вечер их знакомства?
– Правда?
По улыбке Эми Саймон догадался, что она считает это весьма романтичным.
– И что ответила твоя матушка?
– Не это главное, – сказал Саймон, надеясь на то, что не выглядит в эту минуту педагогом, поправляющим ученика. – Просто мой отец с первой минуты понял, что встретил свою единственную на свете.
– Значит, она ответила ему «нет».
– Верно, но теперь, когда отца больше нет, мама часто говорит мне, что очень жалеет о тех двух месяцах, которые они тогда потеряли из-за этого отказа.
Несколько секунд Эми стояла молча, однако ее глаза лучше всяких слов говорили о том, что она думает. Затем девушка улыбнулась:
– На редкость романтичная история. Думаю, так и есть – для того чтобы понять, что ты нашел свою половинку, иногда действительно достаточно одного мгновения. Но согласись, пожалуйста, что это должна быть необычная ситуация, не просто как в песенке: «Парень встретил девушку. Они понравились друг другу. Ля-ля-ля, ля-ля-ля».
Уэст поднялся по ступеням и вошел в единственный зал павильона. Эми последовала за ним. Обернувшись, Саймон увидел, что она задержалась в дверях, чтобы еще раз окинуть взглядом всю картину – залитый мерцающим лунным светом склон холма, покрытую пятнистыми тенями деревьев дорожку, серебряный блеск реки вдали.
– Ты права, – сказал он. – Ситуация должна быть необычной. В таком странном положении я до этого оказывался, пожалуй, лишь однажды, когда притормозил возле места, где шла фотосъемка для рекламы магазина «Секрет Виктории» – ну, знаешь, дамское белье и все такое прочее. Это было в середине зимы. И тут одна из моделей – в роскошной шубе поверх трусиков и лифчика – запрыгивает на ходу ко мне в машину и просит включить обогреватель на полную мощность.
– Ужас!
Эми оторвалась от лунного пейзажа и переключила все свое внимание на Саймона. Сначала она состроила гримасу, а затем не выдержала и расхохоталась. До чего же ему нравился этот смех!
– И что ты думаешь? Я взял пример со своего отца и тут же сделал ей предложение. Не сработало. Я усвоил этот урок и теперь жду, пока срок нашего с тобой знакомства будет насчитывать хотя бы сутки.
– Ты шутишь?
– Не шучу. Разве у тебя самой остались хоть какие-то сомнения после нашего первого поцелуя?
– Если и да, то очень и очень небольшие, – с этими словами Эми обвила руками его шею.
Саймон всегда думал, что любовь делает людей слепыми, и мужчина перестает видеть кого-либо, кроме своей возлюбленной. Но он никогда и не предполагал, что это настолько всепоглощающее чувство. Сейчас, ощущая ее прижавшееся к нему тело, раскрытые навстречу ему губы, он не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Эми Стивенс. Для него не существовало других женщин, других чувств, другой любви – Эми и только Эми была краеугольным камнем его мира.
Она прижалась губами к его губам, и по телу Саймона прокатилась жаркая волна. Он жадно впитывал Эми всем своим существом – ее вкус, запах, дыхание. Теперь Эми целиком завладела его разумом, его телом, его сердцем.
Обнимая Эми, все сильнее прижимая ее к своей груди, он не мог больше совладать со страстным желанием обладать этой женщиной. Саймон наклонил голову, чтобы поцеловать нежную гладкую ложбинку между двумя прелестными холмиками груди, едва прикрытой лифом платья. Эми негромко застонала, указывая Саймону, что тот на правильном пути.
Уэст сбросил с Эми платье и приподнял подол ее нижней юбки.
Она с готовностью открылась ему навстречу, и Саймону захотелось, чтобы это мгновение продлилось целую вечность. Они принялись раздевать друг друга, путаясь в незнакомой одежде далеких предков. Оба открывали потаенные уголки своих тел и наслаждались каждым сделанным открытием. Вечер выдался прохладный, но Саймону и Эми было жарко.
Их охватило чувство, в котором воедино слились страсть, безумие и магия.
– Но здесь нет кровати, Эми.
– Неважно. В следующий раз найдем место, где она будет. Прошу тебя, не останавливайся. – Голос ее прерывался.
Саймон улыбнулся, подложил под спину Эми свой камзол, чтобы защитить ее от холодного камня стены, а затем вошел в нее глубоко и сильно, словно пытаясь передать всю свою страсть и весь свой жар.
В глубокой ночной тишине раздавалось их прерывистое частое дыхание. Саймон старался дышать в такт с Эми, слышал, как бьется ее сердце, чувствовал приближение мига, который вознесет их обоих на вершину блаженства. Слова? Сейчас они были не нужны – для того, чтобы их сказать, впереди целая жизнь.
Когда все совершилось и закончилось, первым заговорил Саймон:
– Я приметил тебя, едва ты вошла в паб. Ты не стала смотреть футбол – я этому обрадовался – и села у стойки бара, где я мог исподволь любоваться тобой. Заметь, Эми, все это было до того, как я увидел монету.
– А я погибла, когда первый раз увидела твою улыбку, Саймон. Увидела и поняла, что обменяться с тобой всего лишь несколькими словами будет мне мало.
Каждую фразу они завершали поцелуем и готовы были продолжать этот разговор до бесконечности, но Саймон чувствовал, что воздух становится все холоднее. Он понимал, что, как это ни печально, им пора найти разбросанные предметы своего туалета, одеться, ничего не перепутав, и возвращаться в дом.
Облачаться в непривычную одежду в полной темноте было занятием и смешным, и возбуждающим. К тому времени, когда они сумели зашнуровать корсет Эми и натянуть тесный камзол на плечи Саймона, прозвучало немало проклятий, а также шуток по поводу горничных и камердинеров, честно отрабатывающих свое жалованье, одевая господ.
Когда они уже подходили к дому, Саймон предложил:
– Там темно. Это хорошо, меньше шансов, что нас увидят. Пройди через большую музыкальную гостиную. Сможешь оттуда найти путь в свою комнату?
Эми кивнула.
– А я заверну на конюшню взглянуть на своего, то есть его, нового скакуна. Нужно признать, это действительно прекрасная лошадь. – Саймон провел ладонью по волосам Эми, заботливо поправил лежащую на ее плечах шаль. – Правда, слишком нервная, как мне показалось. Успокаивает лишь то, что третий граф Уэстон, как мне доподлинно известно, скончался на седьмом десятке лет от воспаления легких, а не свернул себе шею на скачках. Готов биться об заклад, сейчас вспугну конюхов, которые играют там в карты.
Он поцеловал Эми. Этот поцелуй был нежным, но коротким – такими поцелуями обычно обмениваются любящие супруги, прожившие вместе не одно десятилетие. Впрочем, даже этого легкого поцелуя было достаточно для того, чтобы у Эми всколыхнулось воспоминание о том, что произошло между ней и Саймоном за последний час. Она чувствовала, что Уэст смотрит ей вслед, и обернулась возле входной двери, чтобы помахать ему рукой.
Хотя было всего половина десятого – время, которое принято называть детским, в доме оказалось темно и тихо, словно в глухую полночь. Правда, проходя мимо библиотеки, Эми увидела под дверью полоску света и подумала: «Кто бы там мог быть? Или здесь принято оставлять зажженную свечу до прихода графа?»
Сделанные из серого мрамора лестничные ступени легко различались в темноте, поэтому Эми шла по ним быстро и беззвучно. В малой музыкальной гостиной слышались звуки рояля – леди Анна продолжала оттачивать свое мастерство. А может быть, она больше всего любит музыку за то, что, сидя за клавишами, можно пребывать в полном одиночестве? Тогда музыка – это ее способ спрятаться от окружающего мира. Бедняжка!
Еще один длинный коридор, и Эми оказалась у двери, ведущей в покои сестры графа. Эми подумала, что хотя она и не горничная леди Анны, но на всякий случай ей следует оставаться одетой до того, как госпожа пойдет спать. В углу гостиной висело зеркало, и Эми заглянула в него, чтобы стереть следы своего бурного приключения, если таковые остались.
Она поправила прическу, разгладила юбки, но скрыть сияющие глаза и слегка припухшие от поцелуев губы ничто не могло. Ничто не могло и изгнать с ее лица улыбку, которую по справедливости следовало бы назвать немного глупой.
