– Сэр Гай, – перебил Локсли, – прошу сдать оружие. Я доставлю вас к шерифу, и он во всем разберется. Прошу вас не сопротивляться, а передать себя в руки закона.
Взбешенный наследник Хенгиста схватился за меч и рубанул, желая рассечь лесничего от плеча до бедра.
– Не дури, Гисборн! – сэр Роберт ушел в сторону, не предпринимая даже попытки вытащить оружие. Но впавшего в ярость сэра Гая было не остановить. Он попытался еще раз атаковать, но в этот миг Роберт подцепил его носком сапога под колено и тут же ткнул каблуком во внутреннюю сторону бедра другой ноги. Могучий рыцарь с грохотом рухнул наземь, роняя мешок.
– Взять его! – скомандовал он.
Через калитку в воротах на монастырскую землю вбежали пятеро лесников, возглавляемые Джоном Литтлом.
– Сэр Гай, я объявляю вас разбойником и святотатцем. Вы при свидетелях отказались принять королевское правосудие и подняли меч на слугу закона. Как и всякий разбойник, вы подлежите казни. Из уважения к вашим рыцарским шпорам предоставляю самому выбрать: повешение или усекновение головы.
– Локсли, ты мерзкий ублюдок! Принц Джон не простит тебе! Я повелю…
– Значит, повешение, – вздохнул лесничий. – Ну что ж, гнусный изменник, тем лучше. Джон, выбери поблизости ветку, достойную сэра рыцаря. И забери мешок, негоже золоту валяться посреди двора. Я заберу эту улику с собой…
– И что же, – снова прервал рассказ рыцарь, явно недовольный услышанным. – Роберт Локсли повесил собрата по оружию, не дав ему даже исповедаться перед смертью, причаститься святых даров?
– Честно сказать, из-за ворот мне было плохо видно, – послышалось в ответ, – однако я не заметил на лицах монахов особого желания оказать приговоренному последнюю услугу. Да он и сам не вспомнил об этом.
Пока Джон Литтл тащил его к дубу, Гисборн упирался и бранился на все лады и обещал скорую расправу всем нам. Так и задрыгал ногами с хулой на устах.
– Стало быть, вы повесили его. За что? – Голос рыцаря дрожал от возмущения. – Он был верным слугой принца Джона.
– За шею, мессир, как есть – за шею. Всякий, кто хоть когда-либо упражнялся с шестом, знает, что тот бывает о двух концах. А если не так, прости Господи, то и бог не свят. По заслугам и расплата. Да и что теперь вспоминать, было ли это таким уж прегрешением? Добрый король Ричард даровал прощение Робин Гуду и всем его людям.
– Да, так говорят, – вмешался менестрель.
– Можете смело этому верить, – отозвался рассказчик. – Я сам присутствовал на том пиру. Так что Алан-э-Дейл, сложивший о том балладу, не соврал. Хотя, как водится, напутал в другом.
– В чем же? – поинтересовался рыцарь.
– Ну, как же. Помните: когда наш добрый государь освободился из злополучного плена, он якобы с малой свитой высадился тут, неподалеку. И якобы случайно, в лесу столкнулся с Робин Гудом, а тот уж, не иначе как по божественному наущению, опознал в неизвестном рыцаре самого Ричарда Плантагенета.
– Да, Алан-э-Дейл пел об этом в одной из своих баллад.
– В этом он мастак. Вот только ответьте мне, с чего бы вдруг нашему королю, взращенному на поле боя, неведомо зачем высаживаться так далеко от столицы, рискуя попасть в лапы ищеек принца Джона? Ведь случись что, никто бы и не узнал, что король вернулся. Не вернее ли было отправиться во французские владения, где всегда отыщутся вассалы, готовые поднять королевское знамя?
– Твои слова не лишены смысла, старик, – подтвердил рыцарь.
– Конечно, не лишены. Так вот, слушайте, как все было на самом деле.
Тот случай наделал много шуму в Лондоне. Принц Джон страшно горевал о своем любимце. Примчался в Ноттингем, чтобы лично прояснить, как было дело. А заодно и архиепископа Кентерберийского с собой прихватил, чтобы он доподлинно выяснил, что за чертовщина творится в аббатстве Святой Девы Марии, а заодно и молебен отслужил, изгоняющий Кернунноса.
Вот только когда он прибыл, Роберта Локсли в Британии уже не было. Джон, конечно, был не лев, как его братец, но со стаей гиен, по здравому разумению, тоже лучше было нос к носу не встречаться. А потому он вместе со своим духовником – смиренным причетником из Компенхерста, Джоном Литтлом, вашим покорным слугой и несколькими лесниками отправился в паломничество к святым местам, дабы получить отпущение невольного греха.
А заодно и все золото, собранное для выкупа доброго короля Ричарда, прихватил с собой. Три огромных сундука золотых монет – это не шутка! Планы-то большие были. Да только мы так никуда из этих святых мест не попали. Зато уж мадам Альенор порадовали так порадовали. Она, как увидела наш улов, аж руками всплеснула. Не знала, как и наградить!
А потом, когда отобедали мы у нее, стала говорить, что, мол, опасается: младший ее сын, Джон, ненавистью и коварством насквозь проеден. Как есть, вздумает чинить каверзы, препятствуя возвращению законного государя.
В прежние-то времена был уже случай, когда король Генрих Боклерк своего братца Роберта, возвратившегося из крестового похода, в земле английской разбил, да и заточил в каменный мешок до скончания дней.
Уж так она печалилась, что Робин глянул на друга и знаменщика своего Джона Литтла и спрашивает мадам Альенор: быть может, найдется в замке одежда ее августейшего сына? Та ему в ответ: «Конечно, найдется». И пошло, и покатило!
Словом, всего неделю спустя на севере Йорка в порту Скарборо бросил якорь корабль, на котором, если верить слухам, прибыл наш добрый король Ричард. Флаг его нес шервудский лесничий Роберт Локсли, а по обе стороны, закрывая государя своими щитами, ехали храбрые рыцари, братья Ли.
– Они-то откуда взялись? – в недоумении спросил трактирщик, все это время делавший вид, что ему скучно слушать всякие небылицы. – Совсем ты, дед, заврался!
– Придержи язык, поварешкин дуршлаг! Ты обращаешься к человеку, которого сама королева Альенор целовала в щеку! Уж какая она красавица! Лет ей уже тогда было немало, а все одно, другой такой, как ни ищи, не найдешь! Я ей когда рассказал, сколько мы в море пережили, как с пиратами бились, она так растрогалась, обняла меня…
– Ты отвлекся, – с легким раздражением прервал стариковскую болтовню рыцарь.
– Так от чего тут отвлекаться? Я уж, поди, все и сказал. Нас в Скарборо чуть больше двух с половиной дюжин высадилось. Люди сэра Роберта, да еще те, кого мадам Альенор из своих послала. Невелика армия, но слух-то покатился, ого-го…
Что же касается братьев Ли, тут все просто. Корабль, на котором они плыли, разбился у иберийских берегов. Им удалось спастись, но оказались они в землях Гранадского халифата – из полона да в полон. Но тут им повезло. В египетском плену они сарацинское наречие отменно постигли, а уж как обросли да загорели… Ни дать ни взять – мавры. Пристроились купца охранять, с ним в Кастилию перебрались, оттуда – в Каталонию. А уж из Каталонии – в Наварру, аккурат, ко двору мадам Альенор.
И, доложу я вам, смуглые, чернобородые, с блестящими глазами, орлиными носами, они смотрелись довольно устрашающе.
Принц Джон как услышал, что брат вернулся и движется от Йорка, собирая войска, заметался, точно угорь на сковороде, туда-сюда. Да все без толку: одни бароны тяжелобольными сказываются, другие и вовсе к государю, ну, в смысле, Джону Литтлу, подались. Тут-то принц-наместник и понял: сколько ни бегай, а пора ехать каяться. Собрал военный совет, что, мол, делать? В Лондоне дожидаться или на север идти?
Да пока советовался, новое известие пришло – Ричард с отрядом на юге высадился и скоро будет у ворот столицы. Тут уж, как у нас говорят: коль дурнем суждено родиться, в багрянец[3] нечего рядиться. Вернулся принц Джон в Лондон, пал на колени. Ну а повинную голову у доброго-то нашего короля Ричарда, царство ему небесное, и меч не сечет.
Вот так все было. Это уж потом на дороге близ Ноттингема в Шервудском лесу встретились король северный и король южный. И сам добрый государь наш даровал прощение сэру Роберту и его людям, а затем и на свадьбе храброго лесничего и прекрасной леди Мэриан здорово погулял. Эх, – вздохнул рассказчик, вспоминая былые дни. – Вот это были времена! Теперь-то что? Тьфу!
– Но что же монастырь Святой Девы Марии? – прервал его воспоминания менестрель. – Зачем брат Тук с дурачком Мачем принесли туда навершие посоха святого Коломба? И, – он замешкался, – какой-то узелок…
– Вот же ж, старый балда! – рассказчик хлопнул себя ладонью по лбу. – Но тут я мало что сказать могу. Как раз в то самое время я к Бордо причаливал. Но, как рассказывал о том Мач…
– Эй-эй, мы что же, должны верить словам деревенского недоумка?! – возмутился рыцарь.
– О нет. В тот раз он вовсе не бекал, да и кто станет подвергать сомнению речи почтенного олдермена[4] городка Локсли? По правде говоря, такого хитреца, как Мач, во всем Ноттингемшире не сыскать было. Когда сэр Роберт поручил ему управление, многие и впрямь решили, что он сбрендил. Но до самой смерти храброго нашего, но такого непоседливого короля Мач управлял мудро и здраво. Селение точно ожило при нем. Да вот беда, добрый король Ричард, земля ему пухом, недолго прожил. А уж мстительный нрав его младшего братца всем и каждому был знаком.
