«Откуда он здесь?» – пронеслась в голове сумасшедшая мысль. Практически раздетый невероятно красивый парень с серебряными волосами и светлой жемчужной кожей. Так не бывает! Это сон или бред?
Юноша снова едва заметно улыбнулся, чуть отлетел от окна и присел на крышу соседнего дома, которая примыкала почти вплотную к стене Машиного. Серебрящиеся волосы юноши падали на обнаженные плечи, как плащ. Парень повернул голову, пристально посмотрел на Машу, улыбнулся смелее, подмигнул и махнул рукой, приглашая. Даже голову смешно склонил набок в ожидании ответа.
Маша отрицательно замотала головой, отпрыгнула от окна и начала лихорадочно задергивать шторы. Руки дрожали, шторы не поддавались, а ледяной незнакомец смеялся, стоя на коньке. Он сорвался с крыши и взмыл в небо, оставив после себя лишь вихрь снежинок. Маша наконец справилась со шторами, отступила в глубь комнаты и ошарашенно упала в кресло, подхватив на руки сонно мяукнувшего кота.
Уснуть получилось только под утро. В завывающем ветре ей слышался смех Ледяного юноши, казалось, ледяной гость стучится в окно.
* * *
За ночь снег ровным слоем усыпал землю, лег пушистым ковром на припаркованные у подъезда автомобили, словно пледом укрыл лавочки и припорошил обледеневшие ягоды рябины.
За окном стояла настоящая русская зима. Именно такая, какую показывают по телевизору, – снежная, морозная и немного сказочная. Ничего не напоминало о том, что еще день назад холодный ноябрьский ветер гонял по промороженным тротуарам пожухлые листья, а деревья тянули корявые, давно облысевшие ветви к хмурому, низко нависшему над городом небу.
Маша проснулась рано, едва только начало светлеть чернильное небо, а скупые лучи холодного зимнего солнца лишь слегка задели темно-синее, не тронутое рассветом небо. Девушка не помнила, когда уснула, как добралась до кровати и в какой момент закончилась явь и начался сказочный сон.
Красивый, словно выточенный изо льда юноша ей однозначно приснился. Таких ведь не бывает в реальности. Просто не может быть, а жаль. Маша слишком хорошо помнила неестественную глубину его синих глаз и переливающиеся льдинки в посеребренных инеем волосах.
Девушка печально вздохнула и босиком отправилась на кухню ставить чайник. Глаза слипались. После сна было зябко и хотелось снова забраться под одеяло, а не тащиться в школу. Наряженная елка и сверкающая гирлянда не только создавали хорошее, праздничное настроение, но еще и настраивали на нерабочий лад. Душой Маша была уже на каникулах, до которых оставался еще целый долгий месяц, а в конце него, кроме новогодних карнавалов, ждали еще и полугодовые контрольные.
Маша вздохнула, поставила чайник и, когда он закипел, заварила себе кофе. Мама с папой уже ушли на работу, поэтому пить пришлось не ароматный, сваренный в турке напиток с пряным запахом корицы и шоколада, а собственноручно изобретенный «недокофе». Девушка из пакетика насыпала в чашку кофе мелкого помола и залила кипятком. Варить по всем правилам, в турке, с утра было лениво, а пока напиток заваривался, отправилась умываться в ванную комнату.
Зеркало отражало заспанную хорошенькую физиономию. Маша никогда не испытывала комплексов по поводу внешности. Девушка уродилась симпатичной и воспринимала этот факт как данность. Собственное лицо не вызывало ни бурного восторга, ни раздражения. Маша вообще считала, что главное в человеке – внутренний мир, но в зеркало смотрелась с удовольствием и три раза в неделю ходила на танцы, опасаясь, что рано или поздно нежно любимые пироженки обязательно отложатся уродливым жиром на боках. Но пока Маша отличалась стройностью, длинными ногами, веселым нравом и любовью к сладкому.
Единственное, что девушке не очень в себе нравилось, – это удивительно бледная, словно фарфоровая, кожа и легкий холодно-розовый румянц на щеках. Загар на нее ложился отвратительно, кожа сразу же краснела, поэтому летом девушка спасалась только дорогими кремами с сильной защитой от солнца. А Маша так хотела бы быть загорелой, ей казалось, что бронзовая кожа значительно больше подойдет к ее иссиня-черным, гладким, словно у кореянки, волосам и пронзительно-синим глазам.
Девушка осторожно промокнула полотенцем влажное после умывания лицо и начала наносить привычный макияж. Маша не любила оставаться «без боевой раскраски», как говорила мама, поэтому рано постигла премудрости макияжа – рука, рисующая черные стрелки, не дрожала, тушь на ресницы ложилась ровно, без комочков, визуально делая глаза на пару тонов темнее, а взгляд более выразительным и глубоким. Губы девушка не красила, запомнила вычитанный в одном из глянцевых журналов совет – акцент должен быть либо на глаза, либо на губы. Свои глаза Маша считала выразительными и всячески подчеркивала, а губы… губы как губы – бледно-розовые, небольшие, с четкой границей, будто уже подведены косметическим карандашом, – на них достаточно нанести увлажняющий бальзам или бесцветный блеск.
Привычные утренние процедуры и ароматный, пусть и не по правилам заваренный кофе в чашке позволили окончательно проснуться. До выхода еще оставалось время – совсем немного, минут пятнадцать, но Маша особенно ценила эти утренние минуты – за них можно успеть очень много. Не торопясь выпить небольшую чашку горячего, бодрящего напитка непременно с маленьким кусочком горького черного шоколада с мятой; посмотреть новости Вконтакте, ответить на пару комментариев в группе любимой писательницы и даже можно успеть выложить пару фоток в Инстаграм – строгой формы чашка цвета топленого молока, в которой контрастно смотрится кофе; едва заметный дымок и два ломтика шоколада на бежевой тарелочке, а внизу под фотками подпись: «Всем с добрым утром!». У Маши оно уютное и снежное, а уголок, создающий новогоднее настроение, она сфотографирует позже, вечером, и не телефоном, а хорошим фотоаппаратом. Создаст красивую композицию, раскидает по бежевому ковру мандарины и обязательно зажжет толстые свечи. Девушка хорошо представляла, что должно получиться в итоге – фотография, создающая ощущение уюта и новогодней сказки.
В школу Маша добиралась в одиночестве. Дорога была недлинной – всего несколько остановок на автобусе. Еще в прошлом году этот путь помогала скрасить смешливая Танька, сейчас подруга несколько отдалилась – у нее появился парень. Это было очень непривычно. Макс и Таня дружили с детских лет, но в школу она ходила с Машей, а летом все изменилось. Макс получил статус парня, и с сентября стал провожать Таню до школы другой, более короткой дорогой, а Маша осталась одна. Правда, не испытывала по этому поводу разочарования, с утра она в любом случае была не способна поддерживать осмысленный разговор. Только угукать, молчать и отрешенно изучать привычный пейзаж за окном медленно ползущего, неуклюжего автобуса. Вечно бодрую Таньку такое поведение раздражало. Маша тоже могла быть бодрой и смешливой, но чуть позже, после первого урока и второй чашки кофе, выпитой уже в школьной столовой.
Маша, позевывая, уныло тащилась на остановку, утопая в сугробах по щиколотку – почему-то заносы начинали расчищать после того, как основная масса людей доберется до работы или, например, до школы. Неспешные первые метры пути пришлось компенсировать позже. Чтобы успеть на автобус, нужно было бежать, увязая в снегу, и запрыгивать в последнюю дверь. Отдышалась девушка, только устроившись на последнем сиденье, у окна. Удивительно, но сегодня даже свободные места имелись, и это хорошо, так как девушка терпеть не могла ездить стоя.
Все же бежала Маша на автобус не зря и в школу приехала не как обычно, за три минуты до звонка, а заранее. Успела не торопясь раздеться и даже обновить блеск на губах перед зеркалом в холле. Щеки раскраснелись с мороза, а волосы прилипли к шее – Маша вспотела, пока бежала. Вид был растрепанный и гораздо менее симпатичный, чем в зеркале перед выходом из дома.
Кое-как пригладив волосы, девушка пошла к классу литературы. Танька и Макс уже были здесь, они держались за руки и с беспечной влюбленностью смотрели друг другу в глаза. Маша не смогла сдержать улыбку. Эти двое были настолько приторно милыми, что подмывало сказать: «Мои пусечки».
На это высказывание обиделись бы оба. И брутальный красавец Макс, и боевая подруга Танька – светловолосая, симпатичная и высокая, похожая на древнюю воительницу – валькирию, поэтому Маша мужественно молчала. Поодиночке они, безусловно, «пусечками» не были, но вот вместе… «мимишность» просто зашкаливала. «Интересно, – подумала Маша, – а когда я встречу того самого, единственного, у меня тоже будет такой пустой взгляд и глупая улыбка? А Танька станет про себя смеяться и называть меня пусечкой?»
– Смотри-ка! – Танька обернулась и улыбнулась осмысленнее. – Случилось чудо, и наша Маша не опоздала! Подруга, что с тобой?
– Бежала, – не стала отрицать очевидное девушка. – Вприпрыжку по сугробам, зато успела на автобус.
