К середине февраля наступление уже прекратилось, войска выдохлись. Попытки расширить плацдарм закончились. Во многих дивизиях был заменен командно-политический состав. Но это ни к чему не привело. У немцев тоже не хватало сил наступать. Велась пассивная позиционная война, до тех пор пока немцы не перебросили и не ввели в бой новые дивизии, которые непрерывно атаковали, пытаясь закупорить горловину у Мясного Бора. 19 марта им это удалось. Сосредоточив на флангах 2-й ударной армии свежие соединения, немцы отрезали армию от остальных сил Волховского фронта.
«Примерно в середине марта 1942 года прибыл в 382-ю стрелковую дивизию представитель Ставки главного командования, – вспоминал Иван Дмитриевич (фамилию его он не запомнил). – Собрал на командном пункте несколько оставшихся в живых офицеров. Сообщил обстановку на фронте и в стране. Рассказал, что обстановка на других фронтах тоже тяжелая. Поэтому необходимо стоять здесь насмерть. Потом спросил, кто желает умереть коммунистом.» В плен Никонов живым сдаваться не собирался, считал его изменой. Всю войну носил один патрон для себя. Сам вступил в комсомол в январе 1931 года. Отец в германскую войну за боевые подвиги заслужил полного Георгия (четыре креста: один золотой и три серебряных). После – Красная армия. Красный командир. Стыдно и непростительно было бы его порочить. Никонов написал заявление в партию и был принят.
27 марта наши войска прорвали отсечной фронт немцев. В бой были брошены все резервы. Утром 24 марта по немецким позициям огневые удары наносили несколько артполков и дивизионов реактивной артиллерии (катюш). На штурм немецких позиций шли стрелковые соединения. Артиллерия выкатывалась на прямую наводку. «Борьба за горловину шла не на жизнь, а на смерть, – вспоминал командир 376-й стрелковой дивизии генерал Г. Писарев. – Болота, вода, холод, непрерывные налеты пикирующих бомбардировщиков и шквалы пулеметного и артиллерийского огня по скучившейся, как на пятачке, ничем не прикрытой с воздуха группировке; всюду масса незахороненных трупов, своих и противников». Бои длились почти 10 дней. Прорыв был осуществлен ценой больших потерь. По отвоеванному коридору была протянута узкоколейка, которая, конечно, была не способна обеспечить потребности многотысячной группировки. Из-за узости коридора две нитки узкоколейки буквально прошивались пулеметно-артиллерийским огнем. Тем не менее по ней удалось вывезти около 8 тыс. раненых.
После того как в последних числах марта – первых числах апреля нашим войскам удалось на несколько дней осуществить прорыв в Мясном Бору, в роту пришло пополнение, в том числе офицеры: лейтенанты Тхостов, Голынский и политрук Коротеев. Никонов и его подчиненные приступили к выполнению своих прямых обязанностей – обеспечению командования связью. Если раньше она была от КП до землянки, то теперь полученным кабелем провели связь до пехоты – до КНП командиров батальонов. На некоторое время улучшилось питание, стали давать небольшую пайку сухарей. Это продолжалось недолго. Немецкая авиация уничтожила эту дорогу жизни, или чертов мост (кто как ее называл). А вместе с ее ликвидацией в котле без вести пропавшими остались тысячи раненых и медперсонал. К этому времени в полках оставалось не более чем по полусотне солдат и офицеров. Да и каких – обессиленных от голода и болезней, почти безоружных. Командованию фронта было абсолютно понятно, что именно сейчас, пока еще возможно, нужно спасать остатки армии. Для решения этого вопроса, от которого зависела жизнь оставшихся людей, командующий фронтом генерал Мерецков вылетел в Москву. Он доложил Верховному о том, что 2-я ударная армия более небоеспособна, что она «…совершенно выдохлась и в имеющемся составе не может ни наступать, ни обороняться…», что катастрофа неминуема, если ничего не предпринять. Ответ Сталина был следующим: «За судьбу армии можете не беспокоиться». А вскоре, 21 апреля, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение расформировать Волховский фронт. Его войска стали составлять Волховскую группу Ленинградского фронта. Командующим фронтом и этой группой был назначен генерал-лейтенант М.С. Хозин, командующим Ленинградской группой войск фронта – генерал-лейтенант артиллерии Л.А. Говоров. Такое решение Ставки еще более усугубило без того тяжелое положение гибнущей армии.
…В это же время пришел приказ из вышестоящего штаба отчитаться за вверенную технику и вооружение. В штабе полка был составлен акт, в котором все потери списывались на бомбежку. Никонову и одному из его бойцов было предложено его подписать. Свои подписи командир полка майор Красуляк и начштаба капитан Стерлин почему-то не поставили. Боец подписал, а Никонов наотрез отказался. Начштаба очень разозлился, выхватил пистолет, закричал, что застрелит. Вмешался комиссар Ковзун. Подошел командир полка, посмотрел в упор и спросил: «Никонов, почему ты остался жив?» – «Сам удивляюсь, – ответил Никонов, – рядом убивало товарищей, самого контузило под Спасской Полистью». Одно преимущество у Никонова все же было. До войны он работал на севере, в Березово, в 50-55-градусные морозы. Ездил на оленях в дальние командировки, ночевал в тундре на снегу. Поэтому легче акклиматизировался и переносил мороз… Утром Никонова в сопровождении двух автоматчиков направили в штаб дивизии, где с ним беседовал начальник политотдела Емельянов. Емельянов Никонову понравился – он рассказал ему, почему отказался подписывать акты. Сказал, что хочет умереть честно. Ведь после подписания акта может быть проверка, а в акте все свалено на бомбежку, даже те вещи, которые фронта не видели. На списанных погибших придут сообщения, что они живы. Выявится вранье. Подписавших отдадут под суд трибунала и расстреляют. Зачем такой позор? Никонов сказал, что предлагал в акте написать все как есть, т.е. что часть техники передали другим частям, часть оставили и закопали из-за отсутствия транспорта. Никонова отослали из землянки, но он слышал, как внутри обсуждают его поступок. Одни его поддерживали, другие были не согласны. Никонова отправили обратно в полк. В полку создали другую комиссию, в которую вошли начальник санчасти Сидоркин, Никонов и другие. Составили акт в другом стиле. Исключили из списков 200 с небольшим убитых, прошедших через санчасть. Списали технику и людской состав полка в количестве 12 тыс. 500 человек без вести пропавших…
23 апреля Волховский фронт был упразднен, а через неделю наступление закончилось официально и началась вынужденная оборона на рубеже Кривино – Ручьи – Червинская Лука – Красная Горка – Еглино – озеро Черное. Сюда немцы подтянули свежие шесть дивизий и одну бригаду из Европы.
Командование армией принял генерал-лейтенант А.А. Власов. Он прибыл на Волховский фронт незадолго до этого на должность заместителя командующего фронтом. Но в связи с тяжелой болезнью командарма Клыкова и расформированием фронта был назначен Ставкой командовать 2-й ударной армией. Власова считали специалистом по выходу из окружения. Благодаря его короткому командованию армией с апреля по июль, когда он сдался в плен, всех, кто воевал под его началом, стали незаслуженно называть власовцами. От этого позорного клейма армия не очистилась полностью и по сей день, несмотря на то что совершенно этого не заслуживает. К моменту принятия Власовым 2-й ударной армии она уже практически утратила управление и боеспособность. Ее судьба была предрешена и без Власова, хотя кольцо и замкнулось через неделю после того, как он принял армию. Власов был, конечно, сволочью, но не главным виновником той трагедии. Его предательство – это совсем другая история, не связанная с судьбой этой армии. Тем более что и в плен он сдался тогда, когда с армией было покончено, – 12 июля.
Весна полностью вступила в свои права. Стало тепло, но все еще продолжали носить теплую зимнюю одежду. Появились вши. Они расплодились моментально в несметных количествах. У пришедшего зимой пополнения были тулупы, белые и черные, – они вмиг стали одного цвета, серого, от оккупировавших их миллиардов вшей и гнид. Люди не мылись – кто полгода, кто больше. Спать стало просто невозможно. Бойцы стали сбрасывать с себя одежду и надевать кто что мог.
Вновь поступил приказ сменить позиции. Новым участком оказались позиции отошедшего в тыл Гусевского 13-го кавалерийского корпуса под станцией Глубочка. Вся 2-я ударная армия занимала по фронту уже не больше 150 км. В окружении людей заметно поубавилось. От позиций полка до позиций ближайших соседей по прямой было чуть больше 4 км. Для связи к ним периодически отправляли связистов. В полку осталось несколько десятков человек. Пополнение поступало понемногу из расформированных тыловых частей, находящихся здесь же, в котле.
Командование стремилось показывать, что армия еще сильна, поэтому периодически проводились наступательные бои, несмотря на отсутствие артиллерии и на то, что патроны выдавались поштучно. Оставленное гусевцами единственное орудие было без снарядов и потому совершенно бесполезно. А еще кавалеристы оставили двух лошадей, которые не могли идти. Их сразу же съели. Потом собрали потроха, ноги, кожу, кости и все это тоже съели. Сухарей иногда выдавали по несколько граммов, которые делились поровну очень скрупулезно.
