Командование стремилось показывать, что армия еще сильна, поэтому периодически проводились наступательные бои, несмотря на отсутствие артиллерии и на то, что патроны выдавались поштучно. Оставленное гусевцами единственное орудие было без снарядов и потому совершенно бесполезно. А еще кавалеристы оставили двух лошадей, которые не могли идти. Их сразу же съели. Потом собрали потроха, ноги, кожу, кости и все это тоже съели. Сухарей иногда выдавали по несколько граммов, которые делились поровну очень скрупулезно.
Новая позиция находилась в болоте. У пехотинцев лопаток не было, да и яму в болоте не выкопаешь: вода. Из мха, прошлогодних листьев и сучьев делали бруствер и лежали. Если немец замечал место лежки, то сразу же брал на мушку. Высунешься – умрешь. Еды опять не стало. Даже зелени никакой вокруг. Ели то, что рукой вокруг окопа можно было достать. Появились случаи самоуничтожения. Это были не те самострелы, что имели место зимой, когда некоторые из бойцов преднамеренно наносили себе ранения, чтобы покинуть котел. Тогда уличенных в членовредительстве просто расстреливали без всяких проволочек. Теперь в полку несколько бойцов и два командира убили себя сами. Комиссар Ковзун собрал всех, кто смог прийти. Говорил, что это ЧП, что это недопустимо, что нужно провести работу с людьми. Все молчали. Только Никонов задал вопрос, который остался без ответа: «Если с голода обессилел и не можешь даже повернуться, то что делать? Не сдаваться же немцам?» Стали пустеть боевые точки и треугольники. Личный состав убывал, подкрепления не было. Никонов попеременно с командиром взвода из его роты лейтенантом Голынским брал по паре бойцов, ходил вдоль позиций с ручным пулеметом и стрелял короткими очередями понемногу из разных мест, создавая видимость обороны и какой-то активности. На самом деле оборона была пуста. На сто метров приходилось уже менее одного солдата. Немцы это скоро тоже поняли. Они получили большое пополнение и перешли в наступление. Ударили в правый фланг обороны полка. На том участке находился только один боец Гончарук. Он успел передать по телефону: «Немцы! Отстреливаюсь!» В трубке была слышна стрельба. Потом Гончарук крикнул в трубку: «Погибаю!» – и все. Никонова вызвал комполка Красуляк и поставил задачу: собрать своих бойцов, забрать из санчасти всех, кто может ходить, и выдвигаться на край болота, где принял свой последний бой Гончарук. Он сообщил, что туда уже ушла дивизионная разведка и действовать нужно вместе с ней. Никонов взял с собой недавно прибывшего лейтенанта Киселя, своих бойцов Шишкина, Тарасова и четверых больных и раненых бойцов из санчасти, без оружия и патронов.
Передний край был занят немцами, и оружие взять было негде. Это был далеко не первый случай, когда бойцы шли в атаку без оружия, вместе со всеми останавливая натиск врагов, лишь собственной грудью защищая родину. Выдвигаясь в указанном направлении по лежням через болото, увидели идущего навстречу бойца Петрякова, которого вместе с Самариным Никонов отправлял на помощь Гончаруку. Петряков стал уговаривать, чтобы не ходили туда. Там много немцев, и они хорошо вооружены. Он доложил о том, что Самарина схватили, а сам Петряков сумел вырваться, правда без оружия.
Группа вышла в то место, где должна была быть дивизионная разведка, но ее там не оказалось. У Никонова была телефонная трубка ТАТ – он подсоединился к линии и доложил обо всем командиру полка. Затем начал рассредоточивать бойцов. Безоружных бойцов посадил под ель: что с них толку? Сам нашел кем-то брошенный автомат – большую редкость по тем временам. В диске были еще патроны. Вскоре появилась группа немцев. Они шли небольшой колонной, несли на себе пулемет, миномет, коробки с боеприпасами. Не доходя до позиции Никонова метров пятнадцать, повернули влево. Никонов вскинул автомат и выпустил все патроны, что в нем были. Несколько фрицев упало. После этого бойцы побежали прятаться в болоте между кочек. Через болото прошла другая группа немцев, но, к счастью, мимо. Никонов начал собирать своих людей, но недосчитался лейтенанта Киселя. Никто его не видел. Недалеко от этого места в кустарнике услышали русскую речь. Там оказалось 17 отошедших с линии обороны бойцов-пехотинцев из их полка во главе с лейтенантом. У пехотинцев были патроны, которыми они поделились с группой Никонова. Вместе пришли на старые позиции. Немцы здесь уже понастроили шалашей, приготовились к ночлегу, но пустились в бегство после короткой атаки подразделения Никонова. Недалеко от шалашей бойцы обнаружили одежду Самарина, брошенную в кучку. Но самого Анатолия нашли поодаль. Он лежал на спине голый. Все тело и лицо были выжжены шомполами. Фашисты развлекались тем, что накаленные шомполы плашмя вжигали в тело Самарина так, что кожа у бойца была обуглена. Потом, чтобы добить, выстрелили в спину. Пуля прошила его насквозь и вышла через живот. Вокруг раны был кровяной кружок миллиметра в два. Самое страшное заключалось в том, что он был жив. Еле шевеля губами, Самарин сообщил, что немцев много и среди них есть и русские. Самарина считали хорошим солдатом. Сибиряк. До войны был золотоискателем, председателем артели. Никонов любил брать его с собой на всякие вылазки. Едва живого бойца понесли к своим на руках.
Недалеко от Самарина нашли и Гончарука. Он лежал в том месте, где принял свой последний бой. Вокруг него лежали семь немецких трупов – столько было у него патронов. Василия Ивановича Гончарука узнать было нельзя. Фашисты размозжили ему лицо. Его узнали по мощному туловищу и одежде. Постояли, помолчали над геройски погибшим другом. Именно в этот момент, как вспоминал Иван Дмитриевич, он и его бойцы по-настоящему осознали истинную, нечеловеческую сущность фашизма. Ни один зверь, наверное, не допустил бы того, что сделали фашисты. Это очень больно поразило всех и породило жгучую ненависть к врагу. В ходе этого рейда Никонов и его бойцы не ели, не пили и не спали. Подойдя напиться к ручью и увидев в нем лягушачью икру, бойцы вмиг ее съели. Потом поймали лягушку. Решено было сварить из нее суп. Правда, в этом супе плавала одна капелька жира. Суп разделили на пятерых…
На следующий день вызвал Никонова командир полка майор Красуляк и приказал собрать всех людей, которые находятся поблизости. На переднем крае было приказано оставить все как есть, и связь в том числе. Выкопали возле высокой ели большую яму и сложили туда все штабные документы, рацию, ПТР и другую технику. Все закопали. Появился лейтенант Кисель. Он плутал где-то в болоте, спал под валежиной. Приказано было выдвигаться к штабу дивизии. Штаб дивизии был атакован немцами. Никонову во главе группы из десяти человек, в которую вошли лейтенант Голынский и старшина Григорьев, бойцы Шишкин, Поспеловский, Тарасов и еще несколько человек, поставили задачу занять оборону перед фронтом наступающего противника. Было приказано: «Стоять насмерть, ни шагу назад, огонь до подхода немцев на близкое расстояние не открывать».
Две другие группы должны были ударить с флангов, справа и слева. Немцы уже были в сорока метрах от позиции Никонова, когда первая группа, зашедшая явно далековато, промахнулась своим флангом мимо их цепи. Немцы это заметили и развернулись по фронту в их сторону. По рации вызвали свою артиллерию и накрыли огнем всю нашу группу. В это время вторая группа ударила немцам в тыл, так как они развернулись. Немцы отошли на позиции первой группы, и в этот момент немецкая артиллерия ударила по немцам, а наша – по нашим. И сообщить об этом своим артиллеристам не было возможности: не было связи. Бой прекратился, остатки наступавших немцев отошли назад.
Была середина мая, когда Ставка приняла запоздалое теперь уже решение о выводе 2-й ударной из окружения. Время было безнадежно упущено. Спасать армию – людей и вооружение – нужно было раньше, в феврале-марте, когда стало очевидно, что наступательная операция провалилась. Не следовало ждать, когда все раскиснет, а немцы подтянут к горловине «бутыли» свежие дивизии СС. Тем не менее армия получила приказ начать отход, а при необходимости уничтожить тяжелое вооружение и технику. После боя командир полка приказал Никонову вернуться со своей группой на передний край полка, собрать всех, кто там остался, и возвращаться назад. На передовой нашли менее 20 человек. Собрали их всех. Зашли в санчасть, а Самарин еще живой. Решили нести с собой, хотя сил почти не осталось. Никонов спросил бойцов: «Как, ребята, понесем Самарина?» – «Понесем!» – отозвались все.
Фельдшер Запольский отвел Никонова в сторону и сказал, что Самарина нести бесполезно, потому что у него прострелены кишки и идет воспаление. Все равно скоро умрет. На это Никонов возразил: «Бросить его – значит морально убить товарищество». Понесли, несмотря на заключение фельдшера. Пронесли его болотами 15 км до штаба дивизии. Самарину стало значительно хуже, руки и ноги стали уже остывать. Вскоре он умер. Там, где находился штаб, никого уже не было. Встретили бойца, оставленного сообщить, что немцы уже далеко обошли нас, что обстановка еще более осложнилась.
